Возражение 2. Далее, добродетель определяют как то, что делает лучшим ее обладателя. Но о человеке говорят как о хорошем в связи с его нравственными добродетелями (за исключением, разве что, рассудительности), а в связи с его умственными добродетелями о нем говорят как об искусном. Следовательно, нравственная добродетель лучше, чем умственная.
Возражение 3. Далее, цель превосходнее средства. Но, как сказано в шестой [книге] «Этики», «нравственная добродетель делает правильной цель, а рассудительность делает правильными средства [для ее достижения]»[297]. Следовательно, нравственная добродетель лучше, чем связанная с нравственными вопросами рассудительность.
Этому противоречит следующее: как сказано в первой [книге] «Этики», нравственная добродетель находится в той части души, которая является разумной по причастности, тогда как умственная добродетель находится в той части, которая разумна по сущности[298]. Но разумное по сущности лучше того, что разумно по причастности. Следовательно, умственная добродетель лучше, чем нравственная.
Отвечаю: о вещи можно говорить как о большей или меньшей двояко: во-первых, просто; во-вторых, относительно. При этом ничто не препятствует тому, чтобы лучшее просто (например, знание, которое [просто] лучше богатства) было при этом не лучшим относительно (то есть, [не лучше] для того, кто в этом не нуждается). Далее, рассматривать вещь просто – значит рассматривать ее в ее видовой природе. Но, как уже было сказано (54, 2; 60, 1), добродетель получает свой вид от объекта. Следовательно, при «простом» рассмотрении более превосходной является та добродетель, которая связана с более превосходным объектом. Но очевидно, что объект разума превосходнее объекта желания, поскольку разум схватывает универсалии вещей, в то время как желание склоняет к самим вещам, чье бытие ограничено как частное. Следовательно, если мы говорим в «простом» смысле, то совершенствующие разум умственные добродетели превосходнее совершенствующих желание нравственных добродетелей.
Но если мы рассматриваем добродетель в ее отношении к акту, то в этом случае нравственная добродетель, которая совершенствует желание, функцией которого является, как уже было сказано (9, 1), подвигать другие способности [души] к их актам, превосходнее. И коль скоро добродетель совершенствует способности, то из этого следует, что сама природа добродетели в большей мере соответствует нравственной, а не умственной добродетели, хотя умственные добродетели в прямом смысле слова и являются более превосходными навыками.
Ответ на возражение 1. Нравственные добродетели продолжительнее умственных добродетелей потому, что они реализуются в делах, относящихся [не только к жизни непосредственно их субъекта, а] к жизни сообщества. Тем не менее, очевидно, что объекты наук, будучи необходимыми и неизменными, более продолжительны, нежели объекты нравственной добродетели, каковые суть некоторые частные материи действия. А то, что нравственные добродетели более необходимы для человеческой жизни, доказывает, что они являются более превосходными не просто, а относительно. В самом деле, созерцательные умственные добродетели, будучи направлены не на средства, а непосредственно на цели, уже только поэтому являются наиболее превосходными. И так это потому, что в них самих мы обретаем своего рода зачатки того счастья, которое, как уже было сказано (3, 6), заключается в познании истины.
Ответ на возражение 2. Причина, по которой о человеке говорят как о хорошем в связи с нравственной, а не в связи с умственной добродетелью, та, что желание, как уже было сказано, подвигает другие способности к их актам. Поэтому приведенный аргумент всего лишь доказывает, что нравственная добродетель является лучшей относительно.
Ответ на возражение 3. Рассудительность определяет нравственные добродетели не только к выбору средств, но также и к выбору цели. В самом деле, целью любой нравственной добродетели, как сказано в «Этике»[299], является достижение середины того, что подпадает под действие этой добродетели, каковая середина назначается правильно руководствующей рассудительностью.
Раздел 4. ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ ПРАВОСУДНОСТЬ ГЛАВЕНСТВУЮЩЕЙ НАД НРАВСТВЕННЫМИ ДОБРОДЕТЕЛЯМИ?
С четвертым [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что правосудность не главенствует над нравственными добродетелями. В самом деле, лучше отдать кому-то свое, нежели оплатить то, что должно. Но первое принадлежит щедрости, а второе – правосудности. Следовательно, щедрость является более главной добродетелью, чем правосудность.
Возражение 2. Далее, главным качеством вещи является, по-видимому, то, в котором она наиболее совершенна. Но, как сказано [в Писании], «терпение же должно иметь совершенное действие» (Иак. 1:4). Следовательно, похоже на то, что терпение главнее правосудности.
Возражение 3. Далее, как сказано в четвертой [книге] «Этики», «величавость – это украшение всех добродетелей»[300]. То есть она возвеличивает [в том числе] и правосудность. Следовательно, она главнее правосудности.
Этому противоречит сказанное Философом о том, «правосудность является величайшей из добродетелей»[301].
Отвечаю: добродетель, рассматриваемая в своем виде, может быть большей или меньшей либо просто, либо относительно. Как уже было сказано (1), о добродетели говорят как о тем большей просто, чем на большее количество разумных благ она простирается. В этом смысле правосудность, будучи более других причастной разуму, является самой превосходной из всех нравственных добродетелей. Это легко увидеть, если рассмотреть ее субъект и объект: субъект – поскольку им является воля, а воля, как уже было сказано (8, 1; 26, 1), является разумным желанием; объект, или материю, – поскольку им является деятельность, посредством которой человек соотносится не только с собой, но и с другими. По этой причине «правосудность является величайшей из добродетелей». Что же касается других нравственных добродетелей, которые связаны со страстями, то чем более их материя, в которой происходит движения желания, подчинена разуму, тем более она и превосходна, поскольку в таком случае эта добродетель простирается на большее количество разумных благ. Затем, из всего, что связано с человеком, главнейшим является его жизнь, от которой зависит все остальное. Таким образом, первое место среди относящихся к страстям нравственных добродетелей по праву занимает мужество, которое подчиняет движение желания разуму в вопросах жизни и смерти, но при этом оно зависит от правосудности. Поэтому Философ говорит, что «коль скоро добродетель есть способность оказывать благодеяния, то величайшими из добродетелей необходимо будут те, которые наиболее полезны для других. Вследствие этого наибольшим почетом пользуются люди правосудные и мужественные, потому что мужество приносит пользу людям во время войны, а правосудность – и на войне, и в мирное время»[302]. За мужеством следует благоразумие, которое подчиняет желание разуму в том, что напрямую касается жизни либо одного индивида, либо одного вида, а именно в вопросах, связанных с питанием и размножением. Таким образом, эти три добродетели вместе с рассудительностью называются главными добродетелями еще и по причине своего превосходства.
О добродетели говорят как о большей относительно постольку, поскольку она укрепляет или украшает главную добродетель, что подобно тому как хотя сущность и превосходнее акциденции просто, тем не менее, некоторая частная акциденция может быть превосходнее этой сущности в той мере, в какой она совершенствует сущность в некотором акцидентном модусе бытия.
Ответ на возражение 1. Акт щедрости должен основываться на акте правосудности, поскольку «щедрость сказывается именно при возможности распоряжаться своим добром»[303]. Поэтому без правосудности, различающей «мое» и «твое», щедрость невозможна, тогда как правосудность может существовать и без щедрости. Следовательно, правосудность больше щедрости просто, поскольку она является главной и более универсальной [добродетелью], в то время как щедрость больше относительно, поскольку она украшает и дополняет правосудность.
Ответ на возражение 2. О терпении говорят, что оно «имеет совершенное действие», поскольку оно стойко [претерпевает] зло, тем самым исключая не только несправедливую месть, которую исключает и правосудность; не только ненависть, которую сдерживает и любовь; не только гнев, который усмиряет и кротость; но также и чрезмерное страдание, которое является корнем всего вышеперечисленного. Поэтому оно, обращаясь к корням, является в данном случае и наиболее совершенным и превосходным. Тем не менее, оно не является совершеннейшей из добродетелей просто. В самом деле, мужество не только позволяет невозмутимо сносить несчастья, но еще и противостоять им. Следовательно, мужественный всегда терпелив, но терпеливый – не всегда мужественен, поскольку терпение – это часть мужества.
