Она первая проходит через смерть, ставшую бессильной, вот почему канон, который читается в час смерти всякого верующего, обращается к Ее материнскому заступничеству. "Во успении мира не оставила еси, Богородице," — поет Церковь, ибо в Ней мир уже становится "новой тварью". В архетипическом плане Святости как исполнения человеческого Божественной Ипостаси Христа соответствует человеческая ипостась Богородицы. Это и выражает иконография, когда рядом, в поле синоптического видения, помещаются две иконы: Вознесения Христа и Успения Пресвятой Богородицы. Бог, соделавшийся человеком, и человек, соделавшийся богом, — это иллюстрация святоотеческой максимы: Бог стал человеком, чтобы человек стал богом. Один богослужебный текст удачно это подчеркивает: "Радуйся венец догматов". Пресвятая Дева есть живой догмат, осуществленная Истина о твари. Успение и вознесение Божьей Матери на небо закрывает врата смерти; на небытии — печать Пресвятой Богородицы: сверху она наложена Богочеловеком, а снизу — первой воскресшей тварью.
3. Архетип женского царственного священства
"...Сотворил мне величие Сильный" (Лк.1.49); иконографический сюжет, называемый "Похвала Богородицы", показывает Ее во главе Ангельского лика и царственного священства. Христос есть Царь, и, как сказано в псалме 44.10, "стала царица одесную Тебя". Вопрос о священстве женщины находит свое разрешение в плане харизм. Пресвятая Дева никак не связана с епископством. Если в иконографии Она часто изображается с омофором[313], то этот последний является только знаком Ее материнского заступничества помимо каких-либо священнических полномочий. Институциональное священство есть мужская функция свидетельства: епископ удостоверяет действительность таинств и имеет власть их совершать; он имеет харизму для охранения чистоты Предания и осуществляет пастырскую власть. Но служение женщины состоит не в функциях, оно относится к ее природе. Священническое служение не входит в ее харизмы, это было бы изменой ее существу.
Мужчина, существенным образом связанный со Христом-Священником, мужчина-епископ посредством своих священнических функций сакраментально (через таинства) проникает в стихии этого мира, чтобы его освятить и преобразить в Царствие. Мужчина-свидетель действует посредством своей мужественности; через свои священнические энергии он проникает в плоть этого мира; он — "употребляющий усилие", о котором говорит Евангелие, тот, кто восхищает сокровища Царства. Это сокровище есть агиофания, святость бытия, и именно женщина является ее образом. Связанная по самой своей сущности с Духом Святым, Животворящим Утешителем, женщина есть Ева-Жизнь, которая охраняет, живит, защищает каждую частицу мужского творчества. Культ Прекрасной дамы в рыцарстве представляет собой выражение романтизма, зародыш которого, однако, истинен. Именуемая "Раем", Пресвятая Дева представляет Благодать, Божественное человеколюбие. Мужское начало проявляется на уровне действий, которые как бы выталкивают его наружу. Орудие удлиняет руку "человека производящего" — homo faber, и весь мир становится продолжением его тела. Но все виды деятельности изобретателя, строителя, преобразователя, которые строят мир и его упорядочивают, восходят к мистическому и аскетическому воздействию духовного на материальное, тому воздействию, цель которого — претворить хаос в космос, в красоту. В своем очищенном намерении это стремление-действие направлено к "целомудренному" порядку, в котором мир в своей нормативной структуре является девственным, принимает образ Девы-Матери, и отсюда все космические именования, которые даются Ей в литургических текстах. Если экстатичность мужчины проявляется в основном в расширении самого себя, то экстатичность женщины — в самоуглублении, в обращении к своему существу.
Женское начало проявляется на уровне онтологической структуры; оно не есть глагол, но esse — бытие, лоно твари. Богородица рождает "святого Младенца", дает свою Плоть, на которую нисходит содержание, слово, сила, действие. Мужское начало за счет склонности к абстрагированию, созданию рациональных понятий непрестанно уклоняется в схематичность. Стесненный своим теоретическим бессилием[314], он бунтует против материи, против плоти, с легкостью впадает в гностическое презрение и вводит его в искаженные формы бесчеловечного аскетизма[315]. Рационалистический гнозис и дегуманизирующая техника, либертинизм или высушивающий аскетизм могут быть преодолены только изнутри — святостью самого бытия и женственной чистотой сердца:
"Сердце чистое сотвори во мне. Боже, и дух правый обнови внутри меня" (Пс.50.12). Человек призван возделывать сад космоса, расшифровывать имена, писать икону Царствия посредством всех форм культуры, но та икона, в которой форма совпадает с содержанием, есть Пресвятая Дева с Младенцем, жена, облеченная в солнце, человеческий образ. Мужчина, мужское начало, учрежденное священство, все вместе служат Церкви, воспевая ее святость. Женщина не может быть священником, не изменяя самой себе; сообразно своему харизматическому состоянию, она призвана осуществлять свое царственное священство через свое собственное существо, через свою природу[316]. Институциональное священство есть деятельность служения[317]; как функциональное призвание оно может быть сведено к своей цели: преобразить всех людей в носителей царственного священства. В Царстве Божьем все функции прекращаются перед Лицом Единственного Священника — Христа. Христос будет совершать Небесную литургию, но во главе народа, всемирного священства остается Пресвятая Богородица, потому что Она выражает это священство как esse, как бытие самого Царства Божьего: Святость во веки, вечная экспликация и эпиталама Трисвятой песни. Чтение из Притчей отождествляет Пресвятую Деву с местом Премудрости Божьей и прославляет в Ней достигнутую цель Божественного Творчества[318].
4. Архетип онтологического целомудрия
Преп. Исаак Сирин называет Ангела-Хранителя "ангелом целомудрия"[319], что вводит целомудрие в само строение человека и указывает на него как на онтологическую норму, которую блюдет и охраняет Ангел-Хранитель. Небесные силы выражают духовную, ангельскую сторону человеческого. В сирийской анафоре Иакова Саругского священник говорит: "Дай нам. Господи, быть... ангельским священством"[320]. Пресвятая Дева во время одного из Своих явлений преп. Серафиму Саровскому назвала его очень характерным образом: "Сей есть нашего рода"[321], что означает, что он принадлежит к категории святых, представляющих род ангельского целомудрия[322]. Церковь называет Пресвятую Деву "очищением всего мира" и "неопалимой купиной". Это специфически женская харизма чистоты, направленная на то, чтобы исправить всякое беззаконие, поражающее и извращающее человеческую онтологию.
Metano'la — покаяние, которого требует Царство Божье, то есть метаморфоза человека, хорошо выражается греческим словом sophrosyne, которое означает целомудрие, целостность, сообразную Премудрости. Новгородская икона Святой Софии (вариант Деисиса) изображает Премудрость в виде огнеликого Ангела. Иконографическое предание толкует Ее как образ девственности, неизреченной онтологической чистоты, символизируемой именно огненным Ликом. Предание сопоставляет этот Образ с Пресвятой Девой, указывая на то же самое онтологическое целомудрие — sophrosyne, архетипическую целостность, осуществленную в человеке. Это результат страшной близости к Богу: "Тот, кто около Меня, находится около огня", сам становится огнем, неопалимой купиной. Вот почему Пресвятая Дева на иконе Вознесения изображается посреди апостолов как сердце земной Церкви, как ее чистота, как сам Дух Святости. В чине погребения плач о том, что человек перешел в состояние распада, соединяется с радостью полного восстановления его красоты в Пресвятой Деве.
Аскетизм развивает искусство созерцать красоту, что уже есть воскресение, по словам преп. Иоанна Лествичника. Но если аскетизм как усилие и борьба является в существе своем насилием и в этом смысле имеет существенно мужской характер, то имманентная чистота и непосредственная интуиция красоты свойственны женскому началу[323]. Мужчина их достигает упорным трудом, в поте лица своего; женщина может их выразить непосредственно чистой Благодатью своей природы. Нежность преп. Серафима или св. Франциска Ассизского к "нашему брату телу" очень женственна, она свойственна роду Пресвятой Девы.
