Неофит Кипрский - Сочинения

8. Поскольку же оные обольстители и сквернейшие бесы, говоря так, привели брата в исступление ума, то он не оказался в силах, — увы мне! — что — либо вообще возразить им на это, ни вспомнить пророческие слова, ни апостольские возвещения, ни постановления боговдохновенных Соборов, именующих Ее совершенным выражением: «Богородицею» и Воззванием нашего рода из пленения. И не вспомнил он того, что Господь, вися на кресте, как заботящийся о Своей Матери, вверяет Ее иному сыну: — Иоанну Богослову; и как от Сына Божиего избранная в отношении Своего положения и как соединенная со Своим возлюбленным Сыном, Она непрестанно пользуется неотъемлемой от Нее материнской честью; все это забыл оный монах и потому безумно внял губительнейшим словам бесов.

9. Затем опять в грядущую ночь обманщики пришли к обольщенному ими; и как невозможно из мякины приготовить тесто и сделать хлеб, так и здесь ничего хорошего не могло произойти. И сказали ему: «Воскури фимиам: ибо грядет к тебе Христос». Затем, после того, как он воскурил фимиам, они сказали ему: «Возведи очи твои, и виждь». И подняв глаза, он увидел словно чины сияющих ангелов и словно лики (хоры) апостолов и пророков и мучеников и преподобных; посереди же их сидящего словно на возвышенном троне (он увидел) Христа, лучше же сказать: не Христа — а супостата Христова и чуждого (врага) и начальника тьмы. И снова сказали ему дурные руководители: «Посмотри на оный чин преподобных, среди которых председательствует Великий Антоний: потому что в лике их и сам ты имеешь быть, как избранник Христов; а теперь поскорее сойди (с твоего столба) и поклонись Христу и прими от него даемые тебе дарования».

10. Но разве может мертвый дать жизнь живущему? и может ли тьма просветить кого — нибудь? и может ли бес кому — нибудь уделить благое от себя? Если же в нем нет ничего доброго, то как может он уделить от себя благо, которое сам не имеет? Если же он сделает кого участником из того, чем он обладает, то это, конечно, есть нечто дурное и губительное; как и змея, если даст что — либо из того, чем обладает, то это она передает яд, сущий в ней на основании ее природы, яд — приводящий к смерти и гибели; как и именуемый «скоморохом» [31] если бы пожелал кого — нибудь помазать маслом, варит нечто скорее безобразящее природу, чем намащает (на пользу) приступающего к нему. Так было и здесь. «Выйди, — говорят ему, — и поклонись Христу и прими от него дары». О, какая прелесть! Какое обольщение и какое бессмысленное подчинение себя обольщению! Потому что монаху следовало возразить видению: «Что значит это? Что означает этот сонм? Что это — за тайна в отношении меня? Кто я — такой и в чем — моя заслуга, чтобы Христос пришел ко мне с таким множеством небесных воинств? Истинно ли это — и самое видение? и не наваждение ли это или воображение или сон? И как я действительно узнаю: Христос ли ты, если только ты не представишь мне знамения твоей милости и благости: именно (представишь мне) твой Крест честный, которым ты соделал спасение наше и — язвы от гвоздей, благодаря которым и Фома и (весь) мир уверились в Воскресении твоем из мертвых; пусть и небесные твои чины воспоют по обыкновению поемую ими Три святую песнь; потому что поскольку ты удостоил меня большего и пришел ко мне, то удостой меня и меньшего и удовлетвори меня теми знаменьями, о которых я сказал; и если я буду твердо уверен, что Ты — Христос, то я не только поклонюсь Тебе, но и прах, сущий под Твоими стопами, смою и съем, как первейшую святыню; без этих же опознавательных знаков, не только я не поклонюсь тебе, но и отвергну тебя и произнесу тебе: «Да воскреснет Бог» и проч.

11. Но ничего не подвергнув исследованию, ничего не сказав и ничего не спросив, этот монах поклонился до земли началозлобному и чуждому Бога [32] диаволу, который, после того как тот поклонился ему, сказал монаху: «Вот, ты поклонился мне и стал наш и видел славу мою, с которой я имею придти во второе мое пришествие; ты же внимай себе, чтобы когда — либо не отступить от меня, и сейчас предо мной и пред моими ангелами торжественно объяви себя, что ты — наш; и я тебе дарую три великие дара за три великих и тяжелых года (проведенных тобою на столбе)». И монах в ответ на это сказал: «Поелику ты — Христос, то я определяю себя, что я — твой». В ответ на это обманщик сказал ему: «Иконе Марии, глаголемой Богородицею, больше не кланяйся как бы матери моей, поелику Она мне — не мать; и тебе, как нашему рабу и служителю, ныне я открыл это. Потому, что, вот, ныне ты видишь славу мою, и как было бы возможно это, чтобы я имел женщину моею матерью?!»

12. Итак, надо было, должно было в этих словах обольстителя уловить обман и ясно указать ему: «Следовательно, если Богородица — не мать тебе, то тогда и ты — не Христос; и будучи всегда лжецом, только в этом и единственном ты сказал истину, заявив ныне, что Богородица — не мать твоя, как нет никакого общения между светом и тьмою: потому что Она — Матерь истинного Света, твоя же мать — гибель и геенна вечного огня и беспросветный мрак ада». И затем следовало произнести: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его» и проч. «Я же почитаю и воспеваю и поклоняюсь пречистому образу Божией Матери и неизреченно Родившегося от Нее, и Кресту Его честному и святым начертаниям Его божественных Служителей, а твои умствования я считаю за ерунду и детский лепет». — Но ничего из всего этого обольщенный не сказал. Потому что он всецело попал во власть воров, которые обокрали и заклали и убили его ум и сердце, почему теперь и со всей безопасностью для себя они уже поступали с ним так, как им было угодно.

13. Затем, в добавление, обманщик сказал обольщенному: «Завтра, в поздний час ночи, стань лицом на север при боковых дверях твоего столба и громко назови эти три имени: Савва, Симеон и Стефан». — И заметь мне ухищрение сатаны и великое его злодейство в том, как он устраивает, чтобы сам монах призвал бесов, а не сами от себя пришли они «И призови, — говорит он, — «Савву», т. е. — сатану; «Симеона» — т. е. соседателя [33] повелевшего это; «Стефана» же — как князя, носящего демонический венец [34] и как отъемлющего божественный венец от тех, которые доверили себя ему. «И громко призови, — говорит он, — этих трех моих служителей, с которыми и будут посланы, обещанные тебе, три великие дара: потому что этих трех я назначил служить тебе и все время пребывать с тобою». И заметь хитрость его: он говорит: «служить тебе» и «пребывать с тобою», — вместо того, чтобы сказать: «наблюдать за тобою» и «бить тебя». Итак, коварно и обольстительно предъявив это обольщенному, оный глубинный змий (дракон) вместе со своим сборищем стал невидим. Монах же, на следующую ночь став при указанных ему дверях (своего столба), громким голосом воскликнул преждереченные имена. Монахи же Лавры, услышав оные бесчинные вопли, немало обеспокоились, заподозрив, что произошел набег неких мародеров».

14. И, вот, сразу же после того, как он их призвал, пред ним предстала оная званная всегубительная тройка бесов и сказала ему: «Мы — те дары, которые тебе Христос послал. Но сначала изрыгни оную материю, которая находится внутри тебя и очисти от нее твой желудок, и после сего прими дарования». Возможно, что это благодать святой воды и (наипаче) благодать Святого Дара — Тела Владычня — вселукавые демоны назвали «материей» и пожелали, чтобы он обнажил себя от нее и тогда, вот, они спокойно вошли бы в него. Потому что, после того как он нагнулся и вызвал у себя рвоту и жалким образом его чрезмерно рвало и он вызывал у себя дальнейшие позывы к рвоте, так что чуть ли не самый внутренний организм [35] должен был вылиться вон, и когда поистине его желудок стал открытым для такого страшного дела, тогда один из бесов, прыгнув, через его уста, вошел в его внутренности; другие же два, сообразно с первым, вошли чрез его уши; и как только завладели [36] им, бросили его на землю и страшно мучили.

15. И тут же внушив ему блудную похоть и представляя ему беса в образе женщины, они толкали его на грех. Дальнейшие же кощунства и всю ту мерзость и беззаконие, о чем и говорить невозможно и что могло бы причинить большой вред читателю, я не хочу предавать писанию; однако, в кратких словах, я поведаю благоразумным, чем это дело кончилось. Так, он оказался изверженным, увы мне! в глубину сердца моря нечистых помыслов, и реки кощунства бедственно и тяжко и в еще большей мере, чем Иону, объяли его. И, вот, тогда уже он осознал сию великую прелесть и по опыту познал, что впал в сеть диавола и бесов.

16. Поскольку же демоны всегда имеют неутолимую жажду делать зло, то они не удовлетворились вышереченными ужасами, но и следующим образом толкали его к совершению убийства. Так, в некоем расстоянии от его столба подвизался в молчании некий другой искусный монах, по имени Давид. И, вот, бес, притворно приняв на себя его облик, пришел к оному обольщенному монаху и сказал ему: «Что такое, брат Гавриил, и зачем ты размышляешь в сердце твоем, будто бы ты был обольщен демонами? Знай же, что это — ангелы, кто стали близкими тебе, а не — бесы; и уже отнюдь не имей подозрения, будто бы ты пал в прелесть». Он же по опыту зная, что был поруган бесами и тяжко страждет, воспылал бешенством и восскрежетал зубами на реченного Давида, думая, что тот насмехается и издевается над ним за то, что он принял бесов за ангелов. Поелику же демон часто приходил к его столбу, взяв на себя обличье Давида, и при этом повторял, что это ангелы явились к нему, то безумец спустился со столба, обезумев от гнева и бешенства, направляясь, чтобы убить его за то, что будто тот издевается и насмехается над ним.