Совсем недавно протопресвитер Михаил (Помазанский), один из крупнейших, пожалуй, здравствующих богословов в Православной Церкви, опубликовал в защиту мытарств статью, написанную отчасти как ответ нашем критику («Православная Русь», 1979 г., № 7). В ней он предупреждает, что в нашем современном неправославном обществе часто возникают вопросы о нашей вере, которые «ставят и рассматривают с неправославных позиций представители других конфессий, а иногда и православные христиане, не имеющие под ногами твердой православной почвы… За последние годы стал более заметен критический подход к целому ряду церковных верований, которые называют «примитивными», результатом «наивного» мировоззрения или благочестия и характеризуют как «мифические», «магические» и т. п. Наш долг отвечать на такие взгляды».
А епископ Феофан Затворник дает, возможно, наиболее трезвый и земной ответ тем, кто не желает принимать православного аскетического учения: «Как ни дикою кажется умникам мысль о мытарствах, но прохождения их не миновать» (см. выше конец гл. 6).
Мытарства — это не «нравоучительная басня», придуманная для «простых людей», как полагает критик (5:6, стр. 26), это не «миф» или «плод воображения», или «дикая сказка», как он говорит, — но истинные повествования о том, что ждет нас по смерти, сохраненные православным аскетическим преданием со времен раннего христианства.
Сохранение вековой традиции православного благочестия в современном мире стало неравной битвой против многочисленных врагов. Православные приходы большей частью настолько обмирщились, что православный священник, желающий передать эту традицию и научить ей, может придти в отчаяние от одной мысли об этом. Большинство священников и епископов кончают тем, что идут на поводу у своей паствы и приспосабливают предание к ее обмирщенности, из-за чего предание хиреет и отмирает.
Как видно из лекций и книг духовенства большинства православных юрисдикций, посвященных загробной жизни, мало что осталось от традиционного православного учения и благочестия. Если иной мир вообще и упоминается, то, за исключением самых общих и отвлеченных терминов, лишь как предмет шуток про «апостола Павла» или «жемчужные врата», какие в ходу у обмирщенного римско-католического и протестантского духовенства. Для большинства православных христиан иной мир стал чем-то далеким и очень расплывчатым, с чем нет живого контакта и о чем вообще нельзя сказать ничего определенного.
Страдающая Церковь в России [напомним, книга писалась, когда был еще СССР— ред. golden-ship.boom.ru] — возможно, благодаря своим страданиям, а также врожденному консерватизму — в куда большей степени сохранила традиционно-православное отношение к иному миру, чем другие православные Церкви. В свободном мире почти только одна Русская Церковь за рубежом продолжает публиковать традиционную православную литературу по этому вопросу, продолжая традиции «Пролога» и других душеполезных сборников старой Руси; счастливы те православные христиане, которые имеют доступ к этой литературе и могут принимать ее в простоте и благочестии, избегая духа критицизма, уводящего столь многих, особенно среди новообращенных, в сторону от истинного предания и ощущения Православия.
Вряд ли стоит говорить о том, какими старомодными считает мир, — даже православный мир — тех, кто издает и читает такую литературу. Главной целью этой книги было сделать эту «старомодную» литературу понятной и доступной современным православным христианам, которые могут только лишь извлечь пользу, читая то, что в течение многих веков приносило такое духовное благо православным христианским читателям.
Наш критик имеет совершенно противоположную цель — полностью дискредитировать эту литературу, отвергнув ее как «нравоучительные басни» или «дикие сказки», и подвергнуть богослужение и жития святых всесторонней «критике», которая удалила бы из них все подобные элементы (см., например, усердные попытки дискредитировать житие преп. Василия Нового из-за того, что в нем имеется описание мытарств: «Тлингит Геральд» 7: 2, стр. 14).
Назовем же это тем именем, которое оно заслуживает: это работа того же западного рационализма, который в прошлом столько раз нападал на Православную Церковь и стольких привел к потере подлинного понимания и ощущения православного христианства. На римско-католическом и протестантском Западе это нападение увенчалось полным успехом, а оставленные жития лишены элементов сверхъестественного и часто рассматриваются как «нравоучительные басни». Обвиняя противников своего учения в схоластике, критик сам оказывается «схоластичнее» всех: его учение основывается не на ясных и простых текстах, передаваемых в Церкви с древнейших времен и до наших дней, но на последовательности его собственных «логических выводов», требующих радикального перетолкования и пересмотра очевидного смысла основных православных текстов.
Достаточно плохо уже то, что тон и язык критика так грубы, что он превращает православное учение, на которое ополчается, в столь дурную карикатуру, и что он так непочтителен по отношению ко многим почитаемым учителям Православия — лучшим из тех немногих учителей, которые сохранили живую православную традицию благочестия вплоть до наших дней. Вот что он, к примеру, говорит о проповеди «Жизнь после смерти» архиепископа Иоанна (Максимовича) (см. выше гл. 10), человека святой жизни и крупного современного богослова: это «дикая сказка о душе, которая после своего исхода подвергается бесовским преследованиям и мучениям… В этой сказке верным говорят, что когда кто-либо умирает, надо быстро заказывать службы о упокоении его души, потому что она очень нуждается в наших молитвах, и что смерть — это страшное событие. Очевидно, Сам Бог не мог умилосердиться или помочь страждущей душе без того, чтобы Его не подталкивали или будили вопли и крики смертных». Эта сказка, по мнению критика, содержит также явно богохульное описание Успения Пресвятой Богородицы (6:2, 22). Имя архиепископа Иоанна здесь не упоминается, хотя из описания совершенно ясно, на чью проповедь намекает критик. Но такой язык есть проявление недопустимого неуважения вне зависимости от того, на какой православный авторитет он нападает!
И воистину трагично то, что критик всеми средствами старается лишить православное христианство того, что и без него уже быстро исчезает из нашей среды — традиционного православного благоговения к иному миру, выражающегося не только в том, какую литературу мы читаем (и которую критик пытается дискредитировать), но даже еще больше в том, как мы относимся к усопшим и что мы делаем для них. Из вышеприведенной цитаты ясно, что, в отличие от архиепископа Иоанна, критик считает ненужным молиться об усопших сразу после их смерти и на самом деле считает, что наши «вопли и крики» душе не нужны и бесполезны! Действительно, критик особо заявляет, что «то, что мы просим от имени усопших — это всего лишь заявление о том, что они все равно получат» (7:3, стр. 27), и что это не оказывает никакого влияния на их загробную участь. Он не видит, что этим учением он не только противоречит святым Отцам, но даже совсем устраняет главное побуждение для молитвы об усопших.
Как это бессердечно по отношению к усопшим! Как жестоко по отношению к живым! Какое неправославное учение! Конечно, те, кто молится о мертвых, ни в коей мере не считают свои молитвы «магическими заклинаниями» (7:3, стр. 23), или «взятками», или «магическими средствами для умилостивления Бога» (7:3, стр. 26), как столь жестоко заявляет критик, но молятся с искренней верой (как и молясь о чем-то другом), что Бог в Своем милосердии действительно подаст просимое. «Синергия» Божией воли и наших молитв не может быть понята с помощью применяемой критиком узкой, хуже чем схоластической логики.
Те, кто все еще черпает из традиционных православных источников, сегодня составляют непрерывно уменьшающееся меньшинство. Сейчас требуется больше помощи в понимании этого традиционного благочестия, а не подрыва, не искажения его и непочтения к тем, кто учит ему.
Антиправославное учение этого критика о загробной жизни тем более опасно, что оно взывает к самым тонким страстям современного человека. Православное учение о загробной жизни довольно сурово и требует от нас трезвого отклика, полного страха Божия. Но современное человечество очень изнежено и эгоистично и не желает слышать о таких суровых вещах, как суд и ответственность за грехи. Куда более удобно возвышенное учение «исихазма», которое говорит нам, что Бог на самом деле не строг, как описывает Его православная аскетическая традиция; что нам на самом деле не следует бояться смерти и следующего за ней суда; что, если только мы занимаемся возвышенными духовными идеями вроде идей «Добротолюбия» (отбрасывая как аллегорию все отрывки о мытарствах), мы уже будем в безопасности под кровом «любящего Бога», Который не потребует ответа за наши грехи, даже забытые или неведомые… Эти возвышенные размышления кончаются состоянием, которое мало чем отличается от состояния тех «харизматиков» и прочих, кто уже уверен в своем спасении, или тех, кто следует оккультному учению, утверждающему, что в смерти нет ничего страшного. Подлинное православное учение о загробной жизни, с другой стороны, наполняется именно страхом Божиим и вдохновляет на борьбу за Царство Небесное с невидимыми врагами, стоящими на нашем пути. К этой борьбе призываются все православные христиане, и большой несправедливостью по отношению к ним будет разжижать православное учение, чтобы доставить им больше удобств. Пусть каждый читает те православные тексты, которые лучше подходят к его духовному уровню, но пусть никто ему не говорит, что он может отвергнуть неудобные для него тексты как басни. Моды и мнения среди людей могут меняться, но православное предание остается тем же самым вне зависимости от того, сколь мало число его последователей. Будем же всегда его верными чадами!
