(Об епископах)
В первых помяни, Господи, (имярек),
егоже даруй Святей Твоей Церкви,
в мире, цела, честна, здрава,
долгодействующа, право правяща
слово Твоея истины.
Помяни, Господи, по множеству щедрот Твоих,
и мое недостоинство,
прости ми всякое согрешение, вольное же и невольное:
и да не моих ради грехов возбраниши
благодати Святаго Твоего Духа от предлежащих Даров.
Помяни, Господи, пресвитерство,
еже во Христе диаконство,
и весь священнический чин,
и ни единаго же нас посрамиши,
окрест стоящих Святаго Твоего жертвенника.
Посети нас благостию Твоею, Господи,
явися нам богатыми Твоими щедротами:
благорастворены и полезны воздухи нам даруй,
дожди мирны земли ко плодоносию даруй:
благослови венец лета благости Твоея:
утоли раздоры церквей,
угаси шатания языческая,
еретическая востания скоро разори
силою Святаго Твоего Духа:
всех нас приими в Царство Твое,
сыны света и сыны дне показавый,
Твой мир и Твою любовь даруй нам,
Господи Боже наш, вся бо воздал еси нам.
И даждь нам единеми усты
и единем сердцем славити и воспевати
пречестное и великолепое Имя Твое,
Отца и Сына и Святаго Духа,
и ныне и присно и во веки веков.
Аминь. И да будут милости великаго Бога и Спаса нашего Иисуса Христа со всеми вами.
И со духом твоим.
(Литургия св. Василия Великого)
Я привел текст этой молитвы целиком, потому что она яснее и лучше всего раскрывает смысл того «приготовления к причастию», которое с нее и начинается в строе евхаристического священнодействия. Как я сказал уже выше, молитва эта собирает и соединяет воедино все космическое, экклезиологическое и эсхатологическое содержание Евхаристии, и тем самым являет, дарует нам саму сущность причастия, сущность Тела Христова и новой во Христе жизни. Но не случайно, не из любви к повторениям, мы не сразу призываемся приступить к Чаше, а предваряем причащение этой изумительной молитвой, словно замедляя ритм евхаристии. Ибо не в том причина этого замедления, чтобы мы лишний раз покаялись и приготовили себя к вкушению святыни, а в том, чтобы во всей полноте исполнила себя Церковь как Таинство Царства, как реальности нового времени и новой жизни.
Я назвал молитву ходатайства космической:
Посети нас благостию Твоею, Господи,
явися нам богатыми Твоими щедротами,
благорастворены и полезны воздухи нам даруй,
дожди мирны земли к плодоносию даруй,
благослови венец лета Твоего…
Я назвал ее экклезиологической:
утоли раздоры церквей,
угаси шатания языческая,
еретическия востания скоро разори
силою Святаго Твоего Духа.
И, наконец, я назвал ее эсхатологической:
всех нас приими в Царство Твое,
сыны света и сыны дне показавый,
Твой мир и Твою любовь даруй нам,
Господи Боже наш, вся бо воздал еси нам.
Итак — мiр, Церковь, Царство. Все творение Божие, все спасение, все исполнение. Небо на земле. Единые уста и единое сердце, единое прославление и воспевание пречестного имени — Отца, Сына и Святого Духа, ныне и присно, и во веки веков. Аминь. Вот сущность этой великой, завершительной молитвы, вот последняя мольба Евхаристии, соединяющая вокруг Агнца Божьего, во Христе — весь духовный мир, начиная с Богоматери и святых и кончая всем — сам всем вся буди.
Вот что, каждый раз совершая Евхаристию, мы призываемся узреть, осознать, воспринять, во что должны погрузить все наше сознание, всю любовь, все желание, прежде чем подойти «к бессмертному Царю и Богу нашему…».
По-настоящему только теперь, после завершения ходатайственной молитвы, вступаем мы в то, что выше назвали частным приготовлением к причастию: то есть приготовлением к нему не всем собранием, не всей Церковью, но молением о личном очищении каждого из нас:
…яко да чистым свидетельством совести нашея приемлюще часть святынь Твоих, соединимся святому Телу и Крови Христа Твоего: и приемше их достойне, имамы Христа живуща в Сердцах наших, и будем храм Святаго Твоего Духа. Ей, Боже наш, и да ни единаго же нас повинна сотвориши страшным Твоим сим и небесным тайнам, ниже немощна душею и телом, от еже недостойне сих причащатися: но даждь нам даже до последняго нашего издыхания достойне приимати часть святынь Твоих, в напутие жизни вечныя, во ответ благоприятен, иже на страшном судищи Христа Твоего, яко да и мы со всеми святыми, от века Тебе благоугодившими, будем причастницы вечных Твоих благ, ихже уготовал еси любящим Тя, Господи.
Как видим, ударение переходит здесь с общего и как бы ликующего самоприготовления всей Церкви на личное приготовление каждого члена Церкви. Св. апостол Павел пишет Коринфянам: «…Всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он придет.
Посему, кто будет есть хлеб сей или пить чашу Господню недостойно, виновен будет против Тела и Крови Господней.
Да испытывает же себя человек, и таким образом пусть ест от хлеба сего и пьет из чаши сей. Ибо кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем. Оттого многие из вас немощны и больны, и немало умирает. Ибо если бы не мы судили сами себя, то не были бы судимы. Будучи же судимы, наказываемся от Господа, чтобы не быть осужденными с мiром…».
И не может быть никакого сомнения, что в духовности раннего христианства общее усиляет личное, а личное невозможно без общего. И, однако, между тогдашним восприятием как личного, так и общего и теперешним существует большая разница. Апостол Павел обличает верующих, которые недостойно причащаются, грозит им осуждением. Он зовет их испытывать себя. Но вот никогда, ни разу он не предлагает им выбора: «Вы, достойные, причащайтесь, а вы, недостойные, воздерживайтесь». Выбора, который мало-помалу привел к воздержанию чуть ли не большинства членов Церкви и к утере чувства и восприятия Евхаристии как общего дела, как литургии. Да и само чувство воздержания как бы иссякло, выдохлось, превратилось в своего рода дисциплинарное предписание («четыре раза в год»!), с обязательной исповедью, как своего рода билетом на причастие.
Ранняя Церковь знала, что никто во всем творении не достоин своими духовными подвигами, своим «достоинством» приобщаться Телу и Крови Христовым, и что поэтому приготовление состоит не в подсчитывании и анализе своей «подготовленности» и «не-подготовленности», а в ответе любви на любовь — «да и мы со всеми святыми, от века Тебе благоугодившими, будем причастницы вечных Твоих благ, ихже уготовал еси любящим Тя, Господи…». На возглас предстоятеля: «Свят Господь Бог наш!» — Церковь отвечала: «Един свят, един Господь, Иисус Христос, во славу Бога и Отца. Аминь». Но, утверждая, провозглашая это исповедание, знала, что всем открыты врата в «вожделенное отечество» и что «не будет разлучения, о други!».
И потому заканчивается это приготовление в единстве общего и частного — Молитвой Господней, молитвой, данной нам самим Христом. Ибо, в конечном итоге, все зависит от одного: можем ли мы, «желаем ли желанием», всем существом, и несмотря на все наши недостоинства, падения, измены, леность — принять слова этой молитвы как наши, захотеть их как наших:
Да святится Имя Твое,
да приидет Царствие Твое,
да будет воля Твоя
якоже на небеси и на земли…
В последнее время в Православной Церкви как бы обозначилось евхаристическое возрождение, выразившееся в первую очередь в желании все большим количеством мирян более частого причащения. Возрождение это происходит по-разному в разных местах и культурах. Но сколь ни радостно это возрождение, ему, я убежден, угрожает множество опасностей, главная из которых состоит в глубочайшей «сакрализации» Церкви. За века своего сосуществования с государствами и империями, Церковь сама превратилась в организацию, в институт по обслуживанию «духовных нужд» верующих, в организацию, с одной стороны, этим «нуждам» подчиненную, а с другой — их определяющую и ими управляющую. Черта, отделяющая мiр от Церкви, но и сопрягающая их друг с другом, черта, столь очевидная для ранней Церкви, оказалась чертой, отделяющей мiр от Церкви.
