Христианский «Новый союз»
Трудно избавиться от впечатления, что отождествление общинников «Нового союза» в Кумране с ессеями с таким энтузиазмом принято большинством ученых именно потому, что этот легкий выход спасал их от удручающего и, главное, неоспоримого сходства кумранской общины с ранним христианским движением.
Учение ранних христиан несомненно свидетельствует об их идеологической и обрядовой близости с общиной Иудейской пустыни, как, впрочем, почти со всеми раскольническими группами, возникшими в Иудее между 200 годом до н. э. и 100 годом н. э. Их, однако, заметно разделяют некоторые существенные явления, такие, как соблюдение безбрачия и культ солнца. Что же касается мест распространения ессеев, мы имеем свидетельство Плиния Старшего, который писал около 70 года н. э., что они сосредоточивались вдали от западного побережья Мертвого моря, так как там вредный климат[229]; Филон же, как известно, помещал их в другой местности. Одно из значительных ответвлений ессеев переселилось в Египет, а может быть, образовалось там на месте и получило эллинизированное название «терапевтов».
Подлинная история этой группировки окутана туманом легенды[230].
Несомненно, впрочем, то, что члены общины, которой принадлежали найденные в последние годы манускрипты, называли по-еврейски свою организацию «Новым союзом» и что это выражение через много времени превратилось в латинский термин «Новый завет».
Крушение мессианской мечты о национальном возрождении Палестины способствовало появлению мистических учений о воздаянии, отказывавшихся от идеи политического и социального искупления, но тем более изобретательных в области потусторонних иллюзий. Рассеянные по самым отдаленным районам Средиземноморья, возникшие между I веком до н. э. и I веком н. э., мессианские группировки могут быть с полным правом охарактеризованы как христианские, ибо уже в течение нескольких столетий термин «машиах» («mashiah») — «мессия»-переводился в эллинизированных еврейских центрах греческим словом «христос» («christos»), Христос. С этой точки зрения проблема исторического существования галилейского Учителя теряет значительную часть своего смысла, так же как ив отношении другого Учителя, «отца справедливости»[231].
Именно в этом направлении должно вестись исследование рукописей Мертвого моря, в которых уже обнаружены по меньшей мере 500 общих с Новым заветом мест и которые предоставляют в наше распоряжение недостававшее звено в цепи событий, которые привели к возникновению христианства.
Нет ничего удивительного в том, что при соприкосновении с религиозной п социальной средой греко-римского мира древнее иудейское учение о спасении, связанное с судьбами маленького народа, боровшегося за свое утопическое национальное освобождение (при этом римляне, несмотря ни на что, были в известной мере носителями прогресса и единства в экономически отсталом и раздираемом множеством политических и общественных противоречий Древнем мире), расширило свои рамки, превратилось в конце концов в учение об искуплении универсального типа, подобно культам мистерий.
Бесспорно, в новых документах нельзя найти следов пресловутого «универсалистского понимания человеческого воздаяния»[232], которое позже, вслед за крахом мессианских чаяний, станет учением различных групп «Нового союза». Если здесь мы находимся еще в сфере строгого соблюдения иудейского закона (тогда как проповедь христианства обратится впоследствии к массам греко-римского общества, универсализируя для них учение о спасении), то это свидетельствует только о том, что после внезапного перемещения, вслед за катастрофой 70 года, уцелевших приверженцев прежнего мессианского движения за пределы Иудейской пустыни и самой Палестины, они склонны были придать более широкий смысл своей идеологии, прежде ритуально и культурно ограниченной рамками еврейской нации. Это были не два противоположных вида христианства, а одно и то же движение на его двух последовательно сменявшихся фазах развития.
С открытием манускриптов Мертвого моря в точности подтверждается марксистское положение об истории возникновения христианства, сформулированное еще во второй половине прошлого столетия. Публикации еще не изданных текстов дадут нам все новые доказательства его правоты.
Иисус Христос. Миф и действительность
Открытие манускриптов Иудейской пустыни совершенно заново поставило проблему личности Иисуса. При отсутствии хоть каких-нибудь надежных исторических свидетельств еврейских или римских кругов того времени вопрос об историчности Иисуса повис в пустоте, которую не могли заполнить евангельские предания, повествовавшие о чем угодно, но не о действительных исторических событиях, с которыми они связаны[233].
В течение десятка лет целая армия католических и протестантских толкователей бьется над безнадежной затеей, тщась доказать, что между возникшим на берегах Мертвого моря движением и ранним христианством существует какое-то коренное различие, что невозможно даже сравнение кумранского Учителя справедливости и Учителя нового христианского единения п что «единственно верное» истолкование новых текстов вновь вернет евангельское учение в русло откровения[234].
Смятение в мире церковников не лишено основания. В самом деле, речь идет о самом угрожающем наступлении на христианскую легенду, которое до сих пор когда-либо велось на почве исторических фактов.
Чтобы спасти евангельский рассказ, чтобы хоть как-нибудь доказать его историчность, дошли даже до того, что утверждали, будто между двенадцатым и тридцатым годами своей жизни, в течение пресловутых «восемнадцати лет молчания», о которых Новый завет ничего не сообщает, Иисус якобы нашел приют у членов кумранской общины, усвоив таким образом значительную часть их учения и их обрядовой практики. Другими словами, делается попытка одной легендой доказать другую. «Потерянные годы» Иисуса на деле оказываются еще одним благочестивым вымыслом ранней христианской общины.
Во всяком случае можно с уверенностью утверждать, что и в предании о «предтече», Иоанне Крестителе, известной главным образом из Евангелия от Матфея, звучат основные мотивы пророчества кумранского Учителя справедливости[235] и что превратности жизни Иисуса, сами по себе не лишенные правдоподобия, являются переосмыслением в народном воображении того предания, которое излагается в рукописях Мертвого моря, исчезнувших после катастроф 70 и 135 годов н. э.
Более серьезные историки, занимающиеся изучением древнего мира, начинают отдавать себе отчет в необходимости пересмотреть многие общие места в вопросе о происхождении христианства и обращаются, хотя еще не очень уверенно, к анализу новых текстов. Среди них следует прежде всего указать на Мадзарино, преподавателя греческой и римской истории в университете Катании, который в 1956 году посвятил этому анализу примечательный очерк в дополнение к двухтомному «Исследованию римской истории», написанному в сотрудничестве с Джулио Джаннелли[236].
Изучение личности Иисуса в свете новых документов потребует еще многолетних исследований. Ниже мы лишь постараемся наметить в общих чертах события, о которых столетиями спорят — вымышленны они или реальны.
Одно из распространенных в средние века изображений Иисуса являет его нам в образе человека выше среднего роста, хорошо сложенного, с благородным лицом, обрамленным длинными волосами цвета зрелого ореха, гладко зачесанными на затылок; волосы далее вьются кольцами и ниспадают волнами на плечи; они отливают великолепной голубизной. Безукоризненные пропорции рта и носа, гладкий спокойный лоб, лишенный морщин, легкий румянец, густая нестриженная борода того же цвета, что и волосы на голове, разделенная на подбородке, и глаза — живые и блестящие, завершающие образ, целиком достойный библейского пророчества: «Будешь ты прекраснейшим среди сыновей людских, благодать разлита на губах твоих»[237].
Но этот образ возник лишь в душе верующих, а исторические свидетельства, на которых он якобы основан, в действительности ничем не подтверждаются. Так, вплоть до IV и V веков н. э. теологи спорили — следует ли придавать Иисусу привлекательную внешность и торжественную осанку или, напротив, его подобает изображать некрасивым и заурядным, маленьким и ничем не примечательным или даже подобным человеку подневольному и больному, что должно было отвечать другому, совершенно противоположному предсказанию Библии, которое предвещало мессию как страдающего раба Яхве.
