Ответ на возражение 3. То, почему любовь находящегося в пути не может достичь совершенства небесной любви, является различием со стороны причины, причиной же любви, как сказано в девятой [книге] «Этики», является видение[330], и потому чем более совершенно мы познаем Бога, тем более совершенно мы любим Его.
Теперь мы подошли к рассмотрению [вопроса] о дарах, под каковым заглавием наличествует восемь пунктов: 1) отличаются ли дары от добродетелей; 2) о необходимости даров; 3) являются ли дары навыками; 4) о том, каковы они и сколько их; 5) о взаимосвязи даров; 6) сохраняются ли они на небесах; 7) о сравнении их друг с другом; 8) о сравнении их с добродетелями.
Раздел 1. ОТЛИЧАЮТСЯ ЛИ ДАРЫ ОТ ДОБРОДЕТЕЛЕЙ?
С первым [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что дары не отличаются от добродетелей. В самом деле, Григорий, комментируя слова [Писания]: «И родились у него семь сыновей» (Иов. 1:2), говорит: «Рождение у нас семи сыновей суть зарождение в нас через небесный промысел семи добродетелей Святого Духа»[331]; и при этом он ссылается на слова из книги пророка Исайи: «И почиет на нем Дух Господень, Дух премудрости и разума…», и т. д. (Ис. 11:2, 3), в которых указываются семь даров Святого Духа. Следовательно, семь даров Святого Духа – это добродетели.
Возражение 2. Далее, Августин, комментируя слова [Писания]: «Тогда идет, и берет с собою семь других духов…», и т. д. (Мф. 12:45), говорит: «Семь пороков противоположны семи добродетелям Святого Духа»[332], то есть семи дарам. Но о семи пороках обычно говорят как о противоположных семи добродетелям. Следовательно, дары не отличаются от добродетелей в общепринятом смысле слова.
Возражение 3. Далее, вещи, определения которых идентичны, также идентичны. Но определение добродетели справедливо и для дара, поскольку каждый дар – это «доброе качество ума, благодаря которому мы живем праведно…», и т. д. И точно так же определение дара применимо к всеянным добродетелям, поскольку дар, согласно Философу, это то, что «не подлежит возврату»[333]. Следовательно, добродетели и дары не отличаются друг от друга.
Возражение 4. [Кроме того] некоторые из упоминаемых даров являются добродетелями; в самом деле, как было показано выше (57, 2), мудрость, мышление и научное знание – это умственные добродетели, совет принадлежит рассудительности, благочестие – правосудности, а мужество – это нравственная добродетель. Следовательно, похоже на то, что дары не отличаются от добродетелей.
Этому противоречит следующее: Григорий отличает семь даров, которые, по его словам, обозначены семью сыновьями Иова, от трех теологических добродетелей, которые, по его же словам, обозначены тремя дочерьми Иова[334]. Он также отличает эти семь даров от четырех главных добродетелей, которые, по его словам, обозначены четырьмя углами дома[335].
Отвечаю: если говорить о дарах и добродетелях с точки зрения выраженных словами определений, то в них нет никакого противоположения. Так это потому, что само имя добродетели сообщает представление о том, что она совершенствует человека в отношении добрых дел, в то время как имя дара сообщает о причине его появления. Но нет никаких оснований полагать, что нечто, исходящее от кого-то как дар, не может совершенствовать одаренного в отношении добрых дел, тем более что некоторые добродетели, как уже было сказано (63, 3), всеяны в нас Богом. Таким образом, в указанном отношении нельзя отличить дары от добродетелей. Поэтому некоторые утверждали, что не должно [вообще] отличать дары от добродетелей. Но тут возникает трудность, которую им следует разъяснить: почему некоторые добродетели называются дарами, а некоторые – нет? И почему некоторые из даров, например, страх, не числятся среди добродетелей?
В связи с этим другие говорили, что дары должно рассматривать как отличные от добродетелей, но при этом они не приводили строго обоснования для такого отличия, такого обоснования, когда нечто, если можно так выразиться, было бы или общо всем без исключения добродетелям и при этом не подходило бы ни одному из даров, или наоборот. В самом деле, исследуя эти семь даров, четыре из которых, а именно мудрость, знание, мышление и совет, принадлежат разуму, а три, а именно мужество, благочестие и страх, принадлежат желанию, они утверждали, что эти дары совершенствуют свободу воли как способность разума, в то время как добродетели совершенствуют ее как способность воли (так это потому, что в разуме, или уме, они усматривали только две добродетели, а именно веру и рассудительность, все же остальные помещали в желающую способность или аффекты). Если бы такое различение было истинным, то все добродетели должны были бы находиться в желании, а все дары – в разуме.
Другие, ссылаясь на слова Григория о том, что «дар Святого Духа, поселяясь в душу наделяет ее рассудительностью, умеренностью, правосудностью и мужеством, и она укрепляется в своем противлении любому искушению этим Его семикратным даром»[336], утверждали, что добродетели даются нам ради добрых дел, а дары – ради того, чтобы противиться искушениям. Но и такое различение неубедительно. В самом деле, добродетели тоже противятся тем искушениям, которые ведут к противоположным добродетелям грехам (ведь все по природе противится противоположному себе, что особенно очевидно в случае любви, о чем читаем [в Писании]: «Большие воды не могут потушить любви» (Песнь. 8, 7)).
Были еще и такие, которые, исходя из того, что эти дары установлены в Святом Писании как находившиеся в Христе (Ис. 11:2, 3), говорили, что добродетели даются нам просто постольку, поскольку мы должны делать доброе, а вот дары – дабы сообразовывать нас с Христом, в особенности же с Его страстями, поскольку именно тогда эти дары сияли наиболее ярко. Но и такое различение не кажется удовлетворительным, поскольку наш Господь Сам пожелал, чтобы мы сообразовывались с Ним в первую очередь в кротости и смирении, согласно сказанному: «Научитесь от Меня (ибо Я – кроток и смирен сердцем)» (Мф. 11:29), а также в любви, согласно сказанному: «Любите друг друга, как Я возлюбил вас» (Ин. 15:12), тем более что именно эти добродетели наиболее отчетливо проявлялись во время страстей Христовых.
Итак, чтобы отличить дары от добродетелей, нам следует обратить внимание на то, какие именно выражения использует само Святое Писание, и мы увидим, что оно куда чаще использует термин «дух», нежели «дар». Так, мы читаем: «И почиет на нем Дух Господень, Дух премудрости и разума…», и т. д. (Ис. 11:2, 3), и эти слова нам ясно дают понять, что перечисленные семь даров установлены как находящиеся в нас по божественному вдохновению. Но вдохновение обозначает движение извне.
Тут следует заметить, что начал движения у человека два: одно в нем самом, и это разум, другое вне него, и это Бог, о чем нами уже было сказано прежде (9, 4, 6), и то же самое мы можем прочесть у Философа в том месте, где он рассуждает об удаче[337].
Далее, как известно, движимое должно быть адекватным движущему, а совершенство движущегося как такового заключается в таком его расположении, при котором он наилучшим образом расположен к тому, чтобы приводиться в движение движущим. Следовательно, чем возвышенней движущий, тем более совершенным должно быть расположение, благодаря которому движимый становится адекватным движущему. Так, мы видим, что ученику для получения высших форм обучения от мастера необходимо быть расположенным наиболее совершенно.
Но очевидно, что человеческие добродетели совершенствуют человека в отношении тех внутренних и внешних действий, к которым он естественным образом подвигается своим разумом. Следовательно, человеку нужны еще более возвышенные совершенствования, посредством которых он был бы расположен к тому, чтобы быть движимым Богом. Эти совершенствования называются дарами, и не только потому, что они всеяны Богом, но еще потому, что ими человек располагается к восприимчивости божественного вдохновения, согласно сказанному [в Писании]: «Господь, Бог, открыл мне ухо – и я не воспротивился, не отступил назад» (Ис. 50:5). И Философ, рассуждая об удаче, говорит, что охваченные божественным вдохновением люди не нуждаются в правильном рассуждении и следуют своим внутренним побуждениям, поскольку движутся превосходящим человеческий разум началом[338]. Таким образом, правы те, которые говорят, что дары совершенствуют человека в отношении действий более возвышенных, чем действия добродетелей.
