Палийский Канон - Мадджхима Никая

Это как если бы человека подстрелили ядовитой стрелой. Его друзья и товарищи, близкие и дальние родственники привели бы к нему хирурга. Хирург бы сделал круговой надрез вокруг раны ножом и прощупал бы стрелу зондом. Затем хирург выдернул бы стрелу и извлёк бы яд, но некоторый остаток [яда] бы остался. Зная о том, что яд остался, он бы сказал: «Мой дорогой, твоя стрела вытащена. Яд извлечён, некоторая его часть осталась, но это не причинит тебе вреда. Ешь подходящую пищу. Не ешь неподходящей пищи, в противном случае рана загниёт. Часто промывай рану, часто смазывай её мазью, так чтобы кровь и гной не попали в рану. Не ходи под солнцем и ветром, в противном случае пыль или грязь могут запачкать рану. Следи за раной, мой дорогой, трудись, чтобы её вылечить».

И мысль пришла бы человеку: «Мою стрелу вытащили. Яд извлекли, и хоть остаток и остался, он не причинит мне вреда». И он стал есть неподходящую еду, и рана загноилась. Он часто не промывал рану и не смазывал её мазью, так что кровь и гной попали в рану. Он ходил под солнцем и ветром, так что пыль и грязь запачкали рану. Он не следил за раной и не трудился, чтобы её вылечить. И теперь, как по причине этих неподходящих действий, так и из-за того, что часть яда осталась, рана опухла. С опухшей раной его ожидала бы смерть или смертельные мучения.

Точно также, бывает так, что некоторый монах думает: «Отшельник [Готама] сказал, что жажда — это стрела. Яд неведения распространяет свою отраву посредством желания, страсти, недоброжелательности. Я вырвал стрелу. Я развеял яд неведения. Я правильно стремлюсь к Ниббане». Но поскольку в его случае это неправда, он может устремляться к тем вещам, которые являются неподходящими для того, кто правильно стремится к Ниббане. Он может устремляться к неподходящим формам и видам посредством глаза. Он может устремляться к неподходящим звукам посредством уха… к неподходящим запахам посредством носа… к неподходящим вкусам посредством языка… к неподходящим ощущениям посредством тела. Он может устремляться к неподходящим мыслям посредством ума. Когда он устремляется к неподходящим формам и видам посредством глаза, устремляется к неподходящим звукам посредством уха, устремляется к неподходящим запахам посредством носа, устремляется к неподходящим вкусам посредством языка, устремляется к неподходящим ощущениям посредством тела, устремляется к неподходящим мыслям посредством ума, то жажда наводняет его ум. С умом, наводнённым жаждой, он навлекает на себя смерть или смертельные мучения.

Такова смерть в дисциплине Благородных: когда кто-либо оставляет [монашескую] практику и возвращается к низшей жизни [домохозяина]. И таково смертельное мучение: когда кто-либо совершает порочный проступок.

Далее, бывает так, что некоторый монах думает: «Отшельник [Готама] сказал, что жажда — это стрела. Яд неведения распространяет свою отраву посредством желания, страсти, недоброжелательности. Я вырвал стрелу. Я развеял яд неведения. Я правильно стремлюсь к Ниббане». Поскольку он правильно стремится к Ниббане, он не станет устремляться к тем вещам, которые являются неподходящими для того, кто правильно стремится к Ниббане. Он не станет устремляться к неподходящим формам и видам посредством глаза… к неподходящим звукам посредством уха… к неподходящим запахам посредством носа… к неподходящим вкусам посредством языка… к неподходящим ощущениям посредством тела… к неподходящим мыслям посредством ума. Когда он не устремляется к неподходящим формам и видам посредством глаза… к неподходящим звукам посредством уха… к неподходящим запахам посредством носа… к неподходящим вкусам посредством языка… к неподходящим ощущениям посредством тела… к неподходящим мыслям посредством ума, то жажда не наводняет его ум. С умом, не наводнённым жаждой, он не навлекает на себя смерть или смертельные мучения.

Это как если бы человека подстрелили ядовитой стрелой. Его друзья и товарищи, близкие и дальние родственники привели бы к нему хирурга. Хирург бы сделал круговой надрез вокруг раны ножом и прощупал бы стрелу зондом. Затем хирург выдернул бы стрелу и извлёк бы яд, но некоторый остаток [яда] бы остался. Зная о том, что яд остался, он бы сказал: «Мой дорогой, твоя стрела вытащена. Яд извлечён, некоторая его часть осталась, но это не причинит тебе вреда. Ешь подходящую пищу. Не ешь неподходящей пищи, в противном случае рана загниёт. Часто промывай рану, часто смазывай её мазью, так чтобы кровь и гной не попали в рану. Не ходи под солнцем и ветром, в противном случае пыль или грязь могут запачкать рану. Следи за раной, мой дорогой, трудись, чтобы её вылечить».

И мысль пришла бы человеку: «Мою стрелу вытащили. Яд извлекли, и хоть остаток и остался, он не причинит мне вреда». И он стал есть подходящую еду, и рана не загноилась. Он часто промывал рану и смазывал её мазью, так что кровь и гной не попали в рану. Он не ходил под солнцем и ветром, так что пыль и грязь не запачкали рану. Он следил за раной и трудился, чтобы её вылечить. И теперь, как по причине этих подходящих действий, так и из-за того, что остаток яда исчез, рана излечилась. С излечённой раной, затянутой кожей, его не ожидала бы смерть или смертельные мучения.

Точно также, бывает так, что некоторый монах думает: «Отшельник [Готама] сказал, что жажда — это стрела. Яд неведения распространяет свою отраву посредством желания, страсти, недоброжелательности. Я вырвал стрелу. Я развеял яд неведения. Я правильно стремлюсь к Ниббане». Поскольку он правильно стремится к Ниббане, он не станет устремляться к тем вещам, которые являются неподходящими для того, кто правильно стремится к Ниббане. Он не станет устремляться к неподходящим формам и видам посредством глаза… к неподходящим звукам посредством уха… к неподходящим запахам посредством носа… к неподходящим вкусам посредством языка… к неподходящим ощущениям посредством тела… к неподходящим мыслям посредством ума. Когда он не устремляется к неподходящим формам и видам посредством глаза… к неподходящим звукам посредством уха… к неподходящим запахам посредством носа… к неподходящим вкусам посредством языка… к неподходящим ощущениям посредством тела… к неподходящим мыслям посредством ума, то жажда не наводняет его ум. С умом, не наводнённым жаждой, он не навлекает на себя смерть или смертельные мучения.

Я привёл этот пример, чтобы показать смысл. Смысл таков: рана означает шесть внутренних чувственных органов. Яд означает неведение. Стрела означает жажду. Зонд означает осознанность. Нож означает благородную мудрость. Хирург означает Татхагату, достойного и правильно само-пробуждённого.

И теперь, когда монах поддерживает сдержанность над шестью сферами контакта, зная, что «обретение — это корень страданий», то он освобождён от обретений, свободен в полном окончании обретений, и не может быть такого, чтобы по отношению к обретениям он возбуждался бы в теле или в уме.

Представь, как если бы в бронзовой чаше было бы вино — превосходное в цвете, запахе и вкусе — но смешанное с ядом. И представь, что мимо проходил бы человек, желающий жить и не желающий смерти, желающий удовольствий и не выносящий боли. Как ты думаешь, Сунаккхатта — испил бы он вина из бронзовой чаши, зная: «Выпив это, я навлеку на себя смерть или смертельные муки»?

«Нет, Господин».

«Точно также, когда монах поддерживает сдержанность над шестью сферами контакта, зная, что «обретение — это корень страданий», освобождённый от обретений, свободный в полном окончании обретений, то не может быть такого, чтобы по отношению к обретениям он возбуждался бы в теле или в уме.

Представь себе ядовитую смертельную змею. И представь, что мимо проходил бы человек, желающий жить и не желающий смерти, желающий удовольствий и не выносящий боли. Как ты думаешь, Сунаккхатта — протянул бы он к змее руку или палец, зная: «Если она меня укусит, я навлеку на себя смерть или смертельные муки»?

«Нет, Господин».

«Точно также, когда монах поддерживает сдержанность над шестью сферами контакта, зная, что «обретение — это корень страданий», освобождённый от обретений, свободный в полном окончании обретений, то не может быть такого, чтобы по отношению к обретениям он возбуждался бы в теле или в уме.

Так сказал Благословенный. Обрадованный, Сунаккхатта из клана Личчави восхитился словами Благословенного.

Однажды Благословенный пребывал в Саваттхи в Восточном Парке, в особняке матери Мигары, вместе с большой Сангхой монахов. И тогда — в пятнадцатый день, в Упосатху, ночью в полнолуние — Благословенный сидел на открытой местности в окружении Сангхи монахов.