Лев Прозоров - Как утопили в крови Языческую Русь. Иго нового Бога

А чего? Почему не кинуть в огонь икону – это же всего лишь «книга для неграмотных»? Почему не выстрелить в священника – ведь это не один из «знающих», а всего лишь чиновник в рясе? Почему не устроить в церкви, где слушал проповеди, клуб, где будешь слушать лекции?

В подмосковных деревнях ещё в начале XX века ретивые священники собирали у поселян и жгли кумирчики «куриных богов». Следующее поколение будет собирать и жечь иконы.

Ещё более занимательный и показательный эпизод произошёл в том же начале XX века в одном из сел Крестецкого уезда Новгородской губернии. Там в земском суде судился поп с мужиками по совершенно курьёзному поводу.

Прибыв в село, «свеженький», недавно из семинарии поп, что называется, не знал горя, пока прихожане не позвали его с кадилом к жальнику. Жальник, если кто не знает, это такая этнографическая специфика русского Севера – сельское кладбище (опять!), усаженное деревьями и обложенное по периметру валунами.

В дни поминовения – на девятый день, на сороковой, на годины, на Родительскую субботу, на Радуницу – туда приносят и повязывают на стволы и ветви деревьев подарки покойникам – яркие ленты, платки, иногда целые рубахи или платья.

Короче говоря, вид, сам по себе не слишком радующий христианский взор. А здесь… у края жальника – напоминаю, читатель, Европейская Россия, XX век! – стоят каменные истуканы[64].

– Кади, батюшка, проси Хозяев о дожде и урожае.

Хотел бы я, читатель, видеть выражение лица священника в этот момент. Впрочем, это желание, конечно, останется в ряду невыполнимых, и нам остаётся лишь попытаться вообразить его по мере сил и возможностей. Уверен – зрелище было запоминающееся.

На возмущённый отказ участвовать в «идолопоклонстве» прихожане невозмутимо ответили пастырю:

– Ничего не знаем. Прошлые батюшки кадили, и ты кади, а то кормить не станем – обязанностев не исполняешь. Зерно-то им жертвовать у нас выборный есть, а кадить прямое ваше, поповское, дело…

Ещё одно моё неисполнимое желание – поглядеть на одного из этих «прошлых батюшек» во время исполнения обязанностей. Что, любопытно, он пел, обдавая ладаном из кадила каменные лики? Впрочем… почитайте-ка, читатель, «Очерки бурсы» Помяловского.

Прошедший такую школу человек ради верного куска хлеба для себя и семьи мог согласиться и на освящение чего-нибудь посерьёзнее – погребальных костров или жертвоприношений тем же истуканам скота.

В конце-то концов, приносили же в жертву Илье-Громовнику быков, и что-то я не помню, чтоб многие батюшки протестовали!

Закончилось всё вполне предсказуемо. Из волости приехала полиция, мужичков перепороли, истуканы побросали в реку – вот их, наверно, найти всё же можно – всерьёз поднять архивы, карты, выяснить, в каком именно селе батюшек понуждали кадить каменным кумирам, протралить дно ближних речушек.

Чем Боги не шутят – может, и увидим лица последних языческих кумиров Руси.

А произошла вся эта история незадолго до Первой мировой войны.

В общем-то, в XX веке с русским православием произошло примерно то же, что в XVI–XVII веках приключилось с католицизмом во Франции, Германии, Британии, скандинавских странах. Борясь с «пережитками язычества», оно подрыло собственные основы, подпилило «сук» русской религиозности, на котором и сидело.

После чего, вполне закономерно, полетело вверх тормашками. Искореняя «идолопоклонство» и «обрядоверие», оно – ну совсем как на Западе! – искоренило саму религиозность.

Прекратились языческие культы русской деревни – и, несмотря на все молебны в раззолоченных соборах городов, невзирая на архиерейские обеды и богословские изыски Флоренских и Соловьёвых, православие рухнуло, и рухнула империя.

И если православие кое-как это падение всё же пережило, то… то весь советский период оно в основном сохранялось у часовенок при «чудотворных источниках», у святых могил, деревьев и камней со «следом Богородицы».

Как в Европе католичество спасли от окончательной гибели «плохие католики» Испании и Италии, так и православие выжило за счёт деревенских полуязычников, «обрядоверов», «двоеверцев».

Борьба с язычеством обернулась для христианства фактическим самоубийством. Потому что это, выражаясь словами христианского писателя Клайва Льюиса, был бунт ветви против дерева.

Язычество – это древнейшая религия на Земле. Это и есть собственно религия – и всякая религия настолько жизнеспособна, насколько много в ней языческого, насколько велико в ней почтение к обрядам и «идолам» (ведь даже мусульмане продолжают кланяться во время молитвы древнему идолу Мекки – чёрному камню).

Впрочем, признаюсь, читатель, что судьба христианства мне глубоко безразлична. Небезразлична мне судьба Руси.

Христиане и материалисты могут твердить что угодно, но факт остаётся фактом – Русь была сильна, когда была языческой, она ослабела, став христианской.

Она вновь воспрянула, слив воедино христианские символы и имена с древней сутью в сплав «народного православия», где древние, родные Боги почитались под именами «Мать Сырой Богородицы» и «Русского Бога Миколы», «Ильи-Громовника» и «Козьмадемьяна, божьего коваля», где священники спокойно относились к почитанию леших, домовых и водяных.

И вновь ослабла, почти рухнула, когда её правители, а вслед за ними и народ, отошли от этой веры в сторону «очищенного» шаблонного христианства Никона и Святейшего синода.

Русь всегда – ВСЕГДА! – дышала древней Верой, обрядами Родных Богов.

Да не прервутся обряды.

Да будут милостивы к земле моей, к роду Русскому родные Боги.

Да будет так.

И да живет в памяти потомков дело тех, кто хранил эти обряды и имена Богов века чужебесия. Тех, о ком я написал эту книгу.

БЛАГОДАРЮ:

Игоря Яковлевича Фроянова, историка и патриота, без находок которого не было бы этой книги.

Петра Михайловича Хомякова — за идею про роль Византии.

Егора Харина, пономаря Троицкого собора г. Ижевска – его помощь была весьма полезна.

Читателей – за внимание к книге.

X–XI вв. – Крещение князей и их приближенных. Захват христианами городов – основных сакральных центров. Разгром открытого и организованного противодействия насаждению христианства, удаление волхвов с политической арены.

XI–XIII вв. – Крещение городских общин. Прекращение конкуренции волхвов и князей и утрата последними интереса к насаждению христианства. Переход религиозной войны в «холодную» фазу. Поучения против язычества. Параллельное существование двух культов в городской среде (при господстве язычества в сельской округе).

XIII–XIV вв. – Ликвидация церковью (при поддержке татар) городского язычества. Прекращение языческих обрядов в городах, прекращение функционирования крупных святилищ. Начало проникновения христианства в сельскую округу. Отмирание обряда кремации.

XIV–XVI вв. – Христианизация сельских жителей. Возникновение синкретического «народного православия». Угасание язычества как самостоятельного культа.

XVII–XVIII вв. – Последние упоминания о русских язычниках.

XVIII–XIX вв. – Евангелизация русской деревни, искоренение «обрядоверия» и «пережитков язычества» в православном крестьянстве.

XX в. – Падение Российской империи и православной церкви.

1. Кто он?

Вряд ли на Руси сыщется так уж много людей, не слыхавших про Василия Буслаева. Ему посвящены поэма Сергея Наровчатова и кинофильм Геннадия Васильева. Появился новгородский удалец и в фильме Сергея Эйзенштейна «Александр Невский». Появился не ко времени – как мы скоро увидим, прототип былинного героя до Ледового побоища не дожил более полувека – и, пожалуй, не к месту. Буслаев всегда был олицетворением новгородской вольности и новгородского буйства, Александр же Ярославич эту вольность жестко, чтоб не сказать жестоко, давил, заставляя вольный северный город платить дань ордынскому хану. Будь они современниками – были бы врагами, а никак не союзниками… ну да не про то речь. Вернемся к нашему Буслаю. Кроме стихотворцев и кинематографистов, удаль и молодечество Василия Буслаева воспели живописцы Андрей Рябушкин и Константин Васильев, художники Палеха и бесчисленные иллюстраторы русских былин.

В общем, образ Василия Буслаева хоть и не сравнится с такими титаническими фигурами, как богатыри былинного Киева, князь Святослав или Евпатий Коловрат, место свое в русской культуре занял давно и прочно.

Но кто же он? Сказочный герой, плод фантазии народной, «литературное обобщение», воплощающее своеволие и удаль Господина Великого Новгорода?

Василию Буслаеву повезло больше иных героев русских преданий.

Мы можем твердо сказать – он жил на свете. Мы знаем, где. Мы даже примерно знаем, когда – во всяком случае, мы знаем, когда он умер.