Да пребудет слава Богу, Спасителю нашему, во все века непреложною.
МОЛИТВА — ПУТЬ К ПОЗНАНИЮ
Боже, Ты знаешь безумие мое, и грехи мои не скрыты от Тебя (Пс. 68:6)… Ныне я живу в уничиженном виде, Ты же, Христе, зовешь меня к вере и принятию Откровения, что Отец любит нас, как любит Он Тебя, Своего Единородного Сына: Сам Отец любит вас, потому что вы возлюбили Меня… Не о них же только молю, но и о верующих в Меня по слову их: да будут все едино, — как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино; да познает мир, что Ты послал Меня и возлюбил их, как возлюбил Меня (Ин. 16:27; 17:20–23).
Безмерно велико дерзание наше по вере во Христа. Недаром блаженный Павел говорит, что «безумие Божие сильнее человеческой мудрости». Что плотскому рассудку кажется совершенным безумием — то для верующих есть премудрость и сила, жизнь и свет (ср.: 1 Кор. 1:18–30; 2:14; 3:18–19).
Но если для всякого человека дерзание быть христианином есть акт, превосходящий меру человека, то что скажу я о себе? Мне от детских лет усвоилось сознание моего ничтожества; я даже пред людьми бездерзновенен. И все же: посетил меня малый Свет, и я поверил во Христа-Бога. Затем последовало более обильное излияние Света в связи с моей в Него верой, и вера моя углубилась новым познанием.
Как бы ни был я воистину «ничто», но нетварный Свет являлся мне именно за веру во Христа. Мой ум преодолел стену рассудка, недоумевавшего, бессильного понять, что Персона-Ипостась обладает всеобъемлющим познанием настолько, что от Него не скрывается ничто во всем космическом бытии: «ни один воробей не упадет на землю без (воли) Отца нашего… у нас же и волосы на голове все сочтены… и нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, что не было бы узнано» (ср.: Мф. 10:29–30, 26). И нет твари, сокровенной от Него, но все обнажено и открыто пред очами Его (Евр. 4:13).
Мои отношения с Богом носят исключительно личный характер. Вне личных отношений нет понятия о грехе; вне сего нет любви между человеком и Богом; вне сего нет и не может наличествовать бытийное познание Бога; вне сего все поглощено смертью, все утопает в самом настоящем не-бытии.
То, о чем я собираюсь сейчас писать, происходило более полвека тому назад. Период напряженный: весьма многое, вернее, все мне было неясным. А жизнь так коротка! И Бог так безмерно велик и далек! Кто научит меня идти к Нему прямым путем, не теряя времени на блуждания по чужим дорогам? Я, конечно, искал такого человека или таких людей, которые могли бы мне быть помощью, наставниками. Но тот факт, что снизошла на меня некая сила, дотоле мне неведомая, — молитва, которую нельзя было остановить ни днем, ни ночью, естественно сделал сию последнюю моей опорой на всякий момент. И были случаи, когда чрез молитву я получал вразумления, как я верую, от Бога. Приведу некоторые примеры, которые положили на мне печать, которые стали для меня камнями в основании моей жизни.
Не прозревая правды Божией в судьбах человечества и вообще всех людей, взятых в отдельности своей, я томился во мраке, владевшем мною. Я бывал подобен малому ребенку, во всем беспомощному. Испытывая нужду что‑то понять, я становился нетерпеливым от боли душевной и ждал помощи от Бога. И Господь снисходил к моему невежеству и не оскорблялся моею дерзостью, но, как мать, сострадал мне и спешил с ответом. И это не один, а много-много раз. Подобным же образом Он обращался с многострадальным Иовом, бурно выражавшим свои протесты.
Вот один из моих случаев: это было во Франции, в двадцатых годах, до моего отъезда на Афон (1925). Я долго с плачем молился Богу: «Найди средства спасать мир; всех нас — развращенных и жестоких»… Особенно горячею бывала молитва за «малых сих», за нищих и угнетенных. К концу ночи, уже на исходе сил, я на время потерял молитву из‑за пришедшей мне мысли: «Если я так, всею силою моего сердца, сострадаю человечеству, то как понять Бога, безучастно смотрящего на злострадания многих миллионов, созданных Им же Самим людей? Почему Он допускает неисчислимые насилия одних над другими?» И так я обратился к Нему с безумным вопросом: «Где Ты?..» И в ответ услышал в сердце слова: «Разве ты распялся за них?»… Эти кроткие слова, произнесенные Духом в сердце моем, потрясли меня: Тот, Кто распялся, ответил мне как Бог.
Короткий ответ Бога обычно заключает в себе сущность дела. Божие слово приносит в душу новое, особое чувство бытия; сердце испытывает прилив светоносной жизни; ум вдруг постигает дотоле скрытые смыслы. Прикосновение к нам творческой энергии Бога — нас новотворит. Полученное таким путем познание не подобно философской интеллекции: вместе с уразумением положения — всему существу человека сообщается иной образ существования: ведение Бога сливается с потоком молящейся любви к Нему.
Что же мыслил я в то время по получении ответа от Бога? Вот что: если Бог такой, каким явил Его распятый Христос, то все мы и только мы повинны во всяком зле, наполняющем всю историю человечества. Бог явил Себя в нашей плоти, какой Он есть. Но мы не просто отвергли Его: мы убили Его позорною смертью. Я увидел духом, что не отсутствие сострадания к нам в Боге причина людских терзаний, но исключительно злоупотребление человеком даром свободы.
В споре моем с Ним — Он победил. Сначала залил меня горький стыд за безумно-гордую мысль: будто я сострадателен более, чем Он. От стыда пришло покаянное самоосуждение. Затем все преодолела радость. Господь не только не осудил меня за дерзость, но даже излил на мою главу обильное благословение. Позднее я понял, что и сама сострадательная молитва та была Его действием во мне.
Пойду дальше. Описать данные мне опыты духовные — задача непростая. Я жил в разорванности человека, поставленного на грани двух миров: этого — видимого, и другого — невидимого, умопостигаемого, небесного. Тем, что говорю, что я был «поставлен на грани двух миров», хочу показать, что происходившее превосходило меня: не я бывал инициатором, но Живой Бог, в святые руки Которого я впал (ср.: Евр. 10:31). Мой дух хотя и страдал, но все же был увлечен в удивление Богу.
Опыт показал мне — насколько инертна наша природа в грехе. Даже такие молитвы, как приведенная выше, не сразу излечивают нашу падшую натуру. Под непрестанно возрастающим напором внешних событий нашего века, принимающих все более и более угрожающий характер, я опять и опять возвращался к борьбе с Богом. Теперь я отдаю себе отчет, что хотя на поверхности моя жизнь протекала без видимых от людей преступлений, но в глубине, духовно, я был и есмь тьма.
Конечная цель молитвы — неизменна в веках, но, не теряя единства инициального устремления, в ходе жизни она непрестанно меняется в своем содержании. Иногда она объемлет весь мир, в его совокупности, иногда же сосредоточивается на нуждах данного момента. Различные положения могут явиться ее импульсом: личное покаяние, сострадание ближним, просьба о помиловании их; искание просвещения в недоумениях; выражения благодарности Богу за Его благой промысл, или восторга пред Богом-Спасителем. И многое другое.
Жажду Бога, Свет, от Него исходящий, и действующую в нас силу Его — как изображать? Я сознаю свою полную неспособность: вижу, что не избегаю повторений как бы того же самого. Впадаю в утомительные излишества или бываю слишком кратким.
Не раз моя молитва (если возможно так назвать то, что бывало со мною в действительности) доходила до недопустимой дерзости. Продолжая видеть царящим во всем мире кошмар насилий владык и князей земли над «своими же братьями» (см.: Мф. 23:8), я в горечи сердца говорил: «Если Ты создал все, что существует; если без Тебя ничто не начало быть (см.: Ин. 1:3), то все эти гнусные преступники, способные проливать кровь миллионов и миллионов людей по всей вселенной ради немногих дней извращенного удовольствия господствовать над бедными страдальцами, — то не они повинны суду, и не они ответственны… Ты, как Творец всего, единственный виновник неисчетного горя Земли…». Тяжким было это искушение: я стоял на грани отчаяния и как бы безумия; дурного отчаяния: не виделось никакого исхода. И опять посетил меня Господь: Его мир коснулся сердца моего и мысль моя потекла по иному руслу: «Отец послал Сына Своего, чтобы спасти мир; и Его они убили. Но вот Он воскрес как Победитель смерти и уже как Царь вечности совершит суд Свой над народами по правоте» (Пс. 9:9; Евр. 10:30).
Итак, что же? Не в пределах земли разрешается вопрос о добре и зле. Пошедшие на заклание, как овцы, «не противясь злому» (см.: Мф. 5:39), уподобятся Сыну Отчему (Ис. 53:7) и совоскреснут с Ним во славе неувядаемой (ср.: Кол. 3:1–4).
Горе мне, что я вторично боролся с Богом в той же самой перспективе. Но вся моя дальнейшая жизнь нуждалась в категорическом решении вопроса, ставшего затем кардинальным для всего христианства: как реагировать на гонения со стороны князя (князей) мира сего? Господь нам дал благодать мыслить, как Сам Он мыслит: ап. Петр вел себя в Гефсиманском саду «по-человечески» (ср.: Мф. 16:22–23). Но Христос сказал ему: Вложи меч в ножны; неужели Мне не пить чаши, которую ДАЛ МНЕ ОТЕЦ? (Ин. 18:10–11).
