Великая мука для щепетильных - сомнение; кто их избавляет от последнего, тот всемогущ над ними. Одним из обычнейших взглядов набожных пиетистских сект в Англии является понимание Иисуса как того, кто облегчает совесть, укрепляет виновного, успокаивает грешную душу, избавляет мысль от зла. Подавленный чувством греха и погибели, Павел тоже находит себе покой только в Иисусе. Все до последнего люди грешны из-за происхождения своего от Адама. Еврейство, через свои жертвы за грехи, установило как бы представление об открытом счете между человеком и Богом, о долге и списании его; представление довольно неправильное, ибо грех возвратить нельзя, а можно только исправить его; раз преступление совершено, оно так и останется до скончания веков; только совесть, совершившая его, может опять подняться и совершить совершенно противоположные дела. Власть отпускать грехи была одна из тех, которые, по мнению христиан, Иисус дал своим ученикам. He было в церкви власти драгоценнее этой. Совершение греха, угрызения совести стали поводом к принятию христианства, "Возвещается вам прощение грехов и во всем, в чем вы не могли оправдаться по Закону Моисееву" - что может быть соблазнительнее для еврея? Одной из причин, утвердивших, как говорят, Константина в христианстве, была вера в то, что одни христиане обладают властью искупления, могущей успокоить душу отца, убившего своего сына. Милосердый Иисус, всепрощающий, отдающий даже некоторое предпочтение согрешившим, явился в этом смущенном мире великим миротворцем духа. Стали говорить себе, что хорошо согрешить, что всякое отпущение дается по милости, что только вера может оправдать.
Такое недоразумение объясняется одной особенностью семитических наречий, которая извиняет эту несовершенную психологию. Форма хифил в одно и то же время имеет и действительное значение, т. ч. хаздик одинаково значит и "делать праведным", и "объявлять праведным, и отпускать кому-нибудь проступок, совершенный им, и объявлять, что он и не совершал его. Из-за этой особенности "оправданным" является не только тот, кому проступок прощен, но и тот, кто успокоен в собственных глазах, кому уже нечего думать о грехах, которые он мог содеять, о правилах, которые он по незнанию своему мог нарушить.
Когда Павел отослал свое грозное послание, он почти определил уже день своего отъезда. Его обуревала самая тяжелая тревога; он предчувствовал важные несчастья, и часто прилагал к себе стихи псалма: "За тебя умерщвляют нас всякий день, считают нас за овец, обреченных на заклание". Очень точные и слишком хорошо оправдавшийся сведения указывали ему на опасность, которым ему предстояло подвергнуться со стороны иудейских евреев. Он неуверен был даже в расположении иерусалимской церкви. Столько раз приходилось ему видеть, что в этой церкви царят мелочные предрассудки, что он опасался дурного приема, который, в виду числа верующих, сопровождавших его и еще не особенно крепких, произвел бы гибельное впечатление. Он непрестанно приглашал верных молиться Богу за то, чтобы приношение его было бы принято милостиво святыми. Вводить таким образом в непосредственное соприкосновение робких неофитов-провинциалов со столичной аристократией было крайне смелой мыслью. Руководимый своей удивительной прямотой, Павел тем не менее, упорствовал в своем намерении. Он считал себя связанным приказом св. Духа. Особенно он напирал на то, что он идет в Иерусалим послужить святым; он изображал себя диаконом иерусалимских бедных. Главнейшие его ученики и депутаты, везшие приношения своих церквей, находились около него, готовые к отбытию Это были, напомним, Сопатр из Верии, Аристарх и Секунд из Фессалоники, Гай из Дервии, Тихик и Трофим Эфесские и, наконец, Тимофей.
В то время, когда Павел собрался сесть на корабль, идущий в Сирию, правота его опасений подтвердилась. Открыт был между евреями заговор, имевший целью похитить или убить его во время путешествия. Дабы обмануть эти планы, Павел не задумываясь изменил маршрут. Решено было опять пройти через Македонию; отъезд произошел около апреля 58 г.
Так окончилась третья миссия, которая, в мыслях Павла, заканчивала первую часть его апостольских планов. Все восточные провинции римской империи, от крайних границ ее к востоку до Иллирии, все, исключая Египет, слышали благовествование. Ни разу апостол не отступил от своего правила проповедовать только в тех странах, которые еще не слышали имени Христа, т. е. где другие апостолы не проходили; все дело его было самостоятельным и принадлежало исключительно ему одному. Полем третьей миссии были те же страны, что и во второй; Павел несколько вертелся в одном кругу и начинал чувствовать тесноту. Ему хотелось теперь скорее осуществить вторую часть своих планов, т. е. возвестить имя Иисусово западному миру, чтобы можно было сказать, что тайна, скрытая во веки веков, стала известной всем народам.
В Риме он был опережен, да к тому же сторонники обрезания составляли большинство в этой церкви. Он хотел появиться в столице империи только в качестве всемирного пастыря языческих церквей, чтобы укрепить в вере обращенных язычников, а не в качестве основателя. Он хотел лишь посетить ее, насладиться некоторое время обществом верных, отдохнуть и поучиться среди них, потом, по обычаю своему, взять новых спутников и пойти с ними в дальнейший путь. За Римом взоры его обращались к Испании. В последнюю в то время еще не переселялись еврейские эмигранты; стало быть, апостол на этот раз хотел отступить от своей привычки идти по следам синагог и предшествовавших еврейских учреждений. Но Испания считалась границей запада: точно так же, как Павел, из того, что он был в Ахайи и Македонии, считает себя вправе вывести, что он доходил до Иллирии, точно также он в мыслях своих считает, что когда он побывает в Испании, можно будет правдиво сказать, что имя Иисусово возвещено до пределов земли и что проповедь Евангелия вполне закончена Мы увидим как обстоятельства, не зависевшие от воли Павла, помешали ему осуществить вторую часть постановленной им себе великой задачи. Ему было 45-48 лет; он наверное нашел бы и время и силы совершить в латинском мире одну или две таких миссии, какие он так удачно провел в греческом мире; но роковое путешествие в Иерусалим погубило все его планы. Павел чувствовал опасности? связанные с этим путешествием; да и все вокруг него понимали их. Однако, он не мог отказаться от намерения, которому придавал столько значения. Иерусалим должен был погубить Павла. Для возникающего христианства было одним из самых неблагоприятных условий, что столицей его являлся очаг такого ярого фанатизма. Событие, через десять лет долженствовавшее до основания уничтожить иерусалимскую церковь, оказало христианству величайшую услугу, какая только была оказана ему на всем протяжении долгой его истории. Вопрос жизни и смерти заключался в том, освободится или нет нарождающаяся секта от еврейства. А если бы иерусалимские святые, группировавшиеся вокруг храма, навсегда остались аристократией и, так сказать, "римским двором" христианства, этот великий разрыв не произошел бы; секта Иисуса, подобно Иоанновой, угасла бы в неизвестности, и христиане потонули бы среди еврейских сектантов первого и второго веков.
Глава XVIII. Возвращение Павла в Иерусалим
Итак, Павел и депутаты церквей отправились из Кенхр, неся с собой сбор верных в пользу бедных Иерусалима, и направились в Македонию. Это было как бы первое паломничество в святую землю, первое путешествие благочестивых обращенных к колыбели их веры. По-видимому, корабль, в течение части пути, был нанят на их средства и повиновался их приказаниям, но представлял он, должно быть, простую барку с палубой. Делали они 15-20 миль в день, каждый вечер делали остановку и проводили ночь на островах или в гаванях, которыми усеяно побережье; ночевали в постоялых дворах возле берега. Там часто бывало много народа, и в том числе добрые люди, недалекие от царствия Божия. Однако, барку, с загнутыми кормой и носом, вытаскивали на песок или оставляли на якоре где-нибудь в безопасном месте. Неизвестно, пристал ли апостол на этот раз к Фессалонике; вероятно, нет: это был бы большой крюк. В Неаполисе Павлу захотелось посетить Филиппийскую церковь, недалеко оттуда. Он послал всех своих спутников вперед и велел им ожидать его в Троаде. Сам он пошел в Филиппы, отпраздновал там пасху и провел в отдыхе, с самыми любимыми для него в мире людьми, те семь дней, в которые ели опресноки. В Филиппах Павел нашел ученика, который во время второй его миссии руководил его первыми шагами в Македонии, по всей вероятности, ни кого иного, как Луку. Он снова взял его с собой и таким образом приобщил к путешествию рассказчика, которому предстояло передать нам воспоминания о нем с бесконечным очарованием и правдивостью. Когда дни опресноков окончились, Павел и Лука опять сели на корабль в Неаполисе. Ветры, вероятно, были противны им, ибо им понадобилось пять дней на переезд из Неаполиса в Троаду. Там ждала их вся апостольская группа полностью. В Троаде, как мы уже сказали, была церковь; апостол провел с нею 7 дней и очень утешил ее. Всеобщее волнение увеличилось от одного случая. Канун отъезда был воскресение; ученики, по обычаю, собрались вечером, чтобы вместе преломить хлеб. Комната, где они находились, была одна из тех высоких горниц, которые так приятны на востоке, особенно в приморских гаванях. Собрание было многочисленное и торжественное. Павел продолжал повсюду видеть знамения предстоящих ему испытаний; он непрестанно возвращался в беседе к своему близкому концу, и объявлял присутствовавшим, что он навсегда прощается с ними. Был май месяц; окно было открыто, и много ламп освещало комнату. Павел весь вечер говорил с неутомимым рвением; в полночь он еще говорил, и хлеб еще не преломили, как вдруг поднялся крик ужаса. Отрок, по имени Евтихий, сидевший на краю окна, погрузился в глубокий сон и упал из окна с третьего этажа на землю. Его поднимают, считают его мертвым. Павел, убежденный в своей чудотворной власти, без колебаний делает то, что сделал, говорят, Елисей: он простерся на юноше, лежавшем в обмороке, положил грудь свою на его грудь, руки свои на его руки, и через минуту с уверенностью заявил, что оплакиваемый еще жив. Действительно, юноша только оглушен был падением; он вскоре пришел в себя. Велика была радость, и все сочли это чудом. Поднялись в верхнюю горницу, преломили хлеб, и Павел продолжал беседу до зари.
