Ознакомительная версия.
Павел утверждал, что шлем христианина — это «шлем надежды спасения» (1 Фес. 5:8), выражая таким образом уверенность в будущем окончательном спасении. Здесь же (в Послании к Ефесянам) говорится лишь о шлеме спасения (ст. 17), который нам следует носить. Но независимо от того, считается ли наш головной убор знаком полученного спасения (прощение, освобождение от уз сатаны, принятие в семью Божью) или же символизирует личные ожидания полного спасения в судный день (включая славу Воскресения и подобие Христу на небесах), нет сомнения в том, что только Божья спасительная сила защитит нас от врага душ наших. Чарлз Ходж писал: «Факт спасения христианина украшает и защищает его, дает ему возможность пребывать в надежде и радости»[262]. И, можем мы добавить, христианин знает, что его спасение произойдет в конце.
Шестым и последним предметом всеоружия Павел называет меч (ст. 17). Изо всех шести составляющих нашей экипировки меч — это единственное оружие, пригодное не только для защиты, но и для атаки. Более того, когда мы говорим об атаках, мы подразумеваем скорую встречу с врагом. Здесь использовано слово machaira, т. е. короткий меч. Это меч духовный, тут же определяемый как слово Божие, хотя в Книге Откровения мы видим, как он появляется из уст Христа (Отк. 1:16; 2:12; 19:15; ср:. Ис. 11:4; Ос. 6:5). Это понятие вполне может включать и слова защиты, и слова свидетельства, которые, как обещал Иисус, Дух Святой вложит в уста Его последователей, когда их будут отдавать в судилища и поведут к правителям (Мф. 10:17–20). Выражение «слово Божие» заставляет нас понимать Библию не просто как книгу «божественного» происхождения. И по сей день Писание служит Божьим мечом, ибо Бог все еще использует его для того, чтобы пробивать барьеры непонимания, чтобы проникнуть до сознания человека и пробудить его духовное начало. Господь дает Свой меч и в наши руки, чтобы мы могли с его помощью сопротивляться искушениям (как это делал Иисус, цитируя Писание во время искушения в пустыне), а также благовествовать. Каждый благовестник, будь то проповедник или свидетельствующий человек, знает, что слово Божье обладает огромной силой, что оно «острее меча обоюдоострого» (Евр. 4:12). Не нужно стыдиться использовать его и всегда стоит помнить, что Библия — меч наш духовный. По мнению Е. К. Симпсона, эта фраза говорит о «разящей силе Писания… Но неправильно понятая Библия — как «сломанный меч»[263].
И вот шесть частей собраны вместе и составляют всеоружие Божье: пояс истины и броня праведности, обувь благовестия и щит веры, шлем спасения и духовный меч. Хотя именно Бог называется источником этой «духовной экипировки», все же именно мы должны взять ее, надеть и использовать против сил зла. Более того, мы должны быть уверены в том, что облачились в каждое из них и не пропустили ни одной детали. «Наш враг может подойти с любой стороны. И мы должны держать оружие и в правой и в левой руке»[264].
В самом конце Павел добавляет молитву (ст. 18—20). Быть может, мы не рассматриваем ее как еще одну, пока не названную часть оружия, но она должна наполнять нас собою во время нашей духовной брани. Облачаясь во всеоружие Божье, мы выполняем не просто механические действия, но выражаем нашу зависимость от Бога, другими словами, молимся. Более того, эта молитва происходит в Духе, навеянная и ведомая Им, и как слово Божье — это «меч духовный», которым действует Сам Дух. Так Писание и молитва представляются теми главными орудиями, которые Дух Святой вкладывает в наши руки.
Преобладание христианской молитвы можно прекрасно понять. Она включает в себя четыре категории, объединенные использованием слов «всегда», «всякий», «всех». Мы должны молиться во всякое время (регулярно и постоянно), всякою молитвою и прошением (Бог не призывает нас придерживаться строгих формулировок, Он Сам — Дух и, следовательно, не вписывается ни в одну из формул), со всяким постоянством (потому что нам, подобно хорошим солдатам, необходимо быть на страже и никогда не сдаваться и не засыпать), о всех святых (т. к. желание единства нового Божьего общества, которое было темой всего этого письма, должно отражаться и в наших молитвах). Большинство же христиан молятся иногда, какими–то определенными молитвами и с некоторым постоянством, за некоторых детей Божьих. Но если мы изменим нашу молитвенную жизнь так, чтобы при ее описании слова «иногда», «как–то», «за некоторых» изменились на слова «всегда», «всяко», «за всех», то молитва откроется нам в совершенно новом измерении. Только тогда, когда Христианин «увидел нечто похожее на отверстие ада» в Долине Тени Смертной, увидел пламя и дым, которые с силой выбивались оттуда, искры, разлетавшиеся во мраке, и услышал ужасный вой, он вложил меч в ножны и взялся за другое оружие, называемое «Молитва» и воскликнул: «О Господи, молю Тебя, избавь душу мою!»[265]
Думаю, самым важным становится повеление бодрствовать и, следовательно, стараться (ст. 18). Это повеление восходит к учению Самого Иисуса: Он подчеркивал необходимость бодрствования и бдительности в свете неожиданных событий — как Его прихода (Мк. 13:33 и дал.; Лк. 12:37 и дал.), так и испытаний искушениями (Мк. 14:34—38). Подчас кажется, что Он постоянно напоминал об одном и том же: «Смотрите, бодрствуйте». Апостолы так же вторили Ему: пожелание «Бодрствуйте!» звучало основным призывом к всеобщей бдительности (1 Кор. 16:13; ср.: Отк. 3:2—3). Это вызвано отчасти тем, что дьявол всегда рыщет подобно льву, а лжеучителя — подобно лютым волкам (1 Пет. 5:8; Деян. 20:29–31), отчасти заботой о том, чтобы возвращение Господа не застало нас врасплох (1 Фес. 5:1—8; Отк. 16:15), а главное — нашей привычкой впадать в сон тогда, когда нам следовало бы молиться (ст. 18; Кол. 4:2). «Будьте бдительны и молитесь»,— настаивал Иисус. Именно непослушание этому повелению привело Апостолов к предательству и неверности. Подобное непослушание вызывает те же чувства и сегодня. С молитвой мы ожидаем Господа и обновляемся в силе. Без молитвы мы слишком слабы, чтобы противостать могуществу сил зла.
Молитесь… и о мне (ст. 19). Павел был достаточно мудрым человеком и понимал, как необходимы ему силы для борьбы со злом, поэтому он кротко просит своих друзей молиться с ним и о нем. Сила, в которой он нуждался, требовалась ему не только для личного противостояния дьяволу, но и для служения благовестия, которым он избавлял людей от власти дьявола. Это было частью его первоначального поручения, когда воскресший Иисус наказал ему приводить людей «от тьмы к свету и от власти сатаны к Богу» (Деян. 26:18). Более того, даже находясь во время написания этого Послания под домашним арестом и не имея возможности продолжать миссионерское служение, Павел не покинул поля битвы. Он чувствовал потребность свидетельствовать и свидетельствовал своим постоянным посетителям и солдатам, охранявшим его и сменявшим друг друга каждые несколько часов. С ним были многие, включая беглого раба Онисима, которого он привел к вере во Христа. Евангелист Лука рассказывает об иудейских вождях, «очень многие» из которых приходили к нему и слушали, как он излагал им «от утра до вечера… о Царствии… и… об Иисусе». Лука также отмечает, что «некоторые убеждались словами его» (Деян. 28:17,23—24). Труд Павла по благовестию продолжался. Ибо «целых два года» он «принимал всех, приходивших к нему, проповедуя царствие Божие и уча о Господе Иисусе Христе». Причем делал он это «со всяким дерзновением невозбранно» (Деян. 28:30–31).
Особенно следует обратить внимание на последнюю фразу. Словом «невозбранно» переводится здесь греческое выражение «со всей parresia». Parresia первоначально означало свободу слова, которой пользовались граждане Греции. Затем это слово стало обозначать «откровенность, понятность речи, в которой ничего не утаивается и ничего не упускается», наряду со «смелостью, уверенностью, дерзновением, бесстрашием, особенно в присутствии человека более высокого положения» (АГ). Именно об этом Павел просит эфесян молиться. Свобода — вот чего он так жаждет, но свободы он желает не в смысле освобождения из заключения, а для проповеди Евангелия. Поэтому он употребляет слово parresia дважды (сначала как существительное, а затем как глагол) в выражении устами моими открыто с дерзновением возвещать тайну благовестил (ст. 19), дабы я смело проповедывал, как мне должно (ст. 20). Та Благая весть, которую он провозглашает, по–прежнему называется тайной, потому что она стала известна через откровение и зиждется на единстве евреев и язычников во Христе. Двумя основными чертами он хочет охарактеризовать провозглашение этой тайны: «открытостью» (ст. 19) и «дерзновением» (ст. 19—20).
Первое из этих двух слов как будто означает ясный смысл проповеди Павла, а второе — его храбрость. Он ревностно желает не упустить чего–либо из–за путаной речи и ничего не сокрыть, пойдя на трусливый компромисс. Ясность и смелость остаются насущно необходимыми для христианского благовестия, потому что они относятся к содержанию проповедуемой вести и к стилю ее изложения. Некоторые проповедники обладают даром ясности изложения, но их проповеди недостает содержания — оно выхолащивается из–за страха. Другие же храбры, никого не боятся и ничего не упускают, но то, что они говорят, очень часто звучит сумбурно и приводит слушающих в замешательство. Ясность без смелости подобна сиянию солнца в пустыне: изобилие света, но нет ничего, на что стоило бы посмотреть. Смелость же без ясности подобна прекрасному пейзажу в ночное время: разнообразие интересного, но нет света, чтобы можно было наслаждаться этим разнообразием. Сегодня на всех кафедрах мира приветствуется сочетание ясности и смелости, «открытости» и «дерзновения». Павел просит эфесян молиться, чтобы все это дано было ему. Апостол осознавал, что эти качества — дар Божий.
Ознакомительная версия.
