И вновь меня охватило вполне естественное, почти животное чувство страха, но длилось оно не дольше, чем вспышка молнии. Вскоре ко мне снова вернулась решимость пройти через все до конца, чего бы это мне ни стоило; решимость, которая с тех пор никогда меня не покидала.
Муса посмотрел на меня и одобрительно улыбнулся.
— Видишь, ты уже стал ее хозяином, — гордо возвестил он.
Однако сам я был еще не совсем уверен в том, что змея полностью разделяет точку зрения шейха. Ведь неслучайно же змеи повсеместно снискали себе репутацию существ хитрых и коварных. В общем, я не спешил отождествлять эту первую победу с окончательным триумфом надо всем змеиным племенем. Будучи новичком, я еще не выработал в себе той непоколебимой внутренней уверенности, которой могут похвастать более опытные змееловы — такие, как мой учитель.
Кобра вновь начала извиваться. Она отчаянно брыкалась, не отворачивая от меня своей раздувшейся головы, глядя на меня злыми глазами и беспрестанно выстреливая в мою сторону своим тонким раздвоенным языком. Ее яростное шипение напоминало затрудненное человеческое дыхание.
На меня глядел хищник, не знавший, да и не способный знать, что такое жалость. Всю жизнь он вел беспощадную борьбу с окружающим миром, подобно исмаилиту, прекрасно осознавая, что принадлежит к классу отверженных существ, ненавидимых всеми прочими обитателями животного царства и почти всеми представителями рода человеческого.
Змея все ближе и ближе придвигала ко мне свою маленькую острую мордочку, и я решил, что настал момент моего второго испытания. Я не слишком цепко держусь за эту жизнь и не сомневаюсь в том, что смерть — это вовсе не конец, но напротив — новое начало; и все же я предпочел бы, чтобы жизненная сила покинула мое тело естественным образом, по истечении положенного срока. Но Муса забрал у меня кобру и положил на землю. Мне не хотелось больше укрощать ее, опять брать в руки эту непривычно гладкую пресмыкающуюся тварь, но ее вид странным образом завораживал меня, и я был рад тому, что смог рассмотреть ее так близко. Теперь она извивалась у меня под ногами, дюймах в восемнадцати, не больше; ее голова с частью туловища примерно на такую же высоту приподнялись над землей, и змея снова испытующе уставилась на меня.
Я тоже не сводил с нее глаз, размышляя при этом о смертоносной силе ее крошечных зубов. «Как странно, — думал я, — страшная сила этой змеи сосредоточена внутри ее маленького, почти незаметного рта; также как в ее неподвижных, немигающих глазах сосредоточена главная ее тайна».
Укус египетской кобры впрыскивает в тело яд, быстро парализующий нервы, выводя из строя или даже разрушая нервную систему. А это означает неизбежное прекращение сердцебиения или же остановку дыхания.
«Каким же образом Природе удалось наделить змей подобной властью над жизнью и смертью?» — молча спросил я себя. И, наконец, попросил Мусу показать, как устроен рот кобры. Он сразу же согласился удовлетворить мое любопытство и, схватив кобру за шею, сунул палочку в узкую щель ее рта, так что мне открылась вся его доселе незнакомая анатомия.
Изнутри змеиный рот оказался окрашенным в ярко красный цвет, резко контрастирующий с зеленым и мутно-желтым цветом ее кожи. Но более всего меня поразило совершенство открывшейся мне при этом техники кусания. Два кривых зуба, или, вернее — клыка, расположены прямо на передней части челюсти, по бокам от центра, прячась в кожных складках противоположной челюсти, когда змея закрывает пасть. Челюсти непрестанно двигались, так как змея старалась выплюнуть палку, неприятно царапавшую нёбо. Это позволило мне сделать еще одно важное открытие — пара ядовитых зубов вовсе не была жестко закреплена в деснах; с ядовитыми клыками был связан какой-то мускул, благодаря которому змея могла выдвигать их вперед, приводя, так сказать, в боевое положение, а затем возвращать на прежнее место. Я не знаю, какие еще животные могут похвастать подвижными зубами.
Эти боевые зубы «в мирное время» прятались в слизистой оболочке нижней челюсти. Позади них я заметил другие клыки, которые змея, видимо, держит в резерве; а по обе стороны от каждого клыка располагались маленькие мешочки, где накапливался яд. Наполнявшая эти емкости железа, очевидно, работает по тому же принципу, что и наши слюнные железы.
Еще одна отличительная черта змеиного клыка состоит в том, что он полый. Поэтому вполне уместным, на мой взгляд, будет сравнить его действие с действием шприца для подкожных инъекций. Кобра без труда вонзает свои острые, как иглы, клыки в плоть своей жертвы, в то же время сокращая мускулы, связанные с мешочками, хранящими отраву. При этом яд вьщавливается в клык, а оттуда — в только что нанесенную им рану. Не так ли действует и шприц, игла которого протыкает кожу, одновременно с этим впрыскивая лекарство, выдавливаемое из емкости?
Шейх предложил мне провести со змеей еще один эксперимент: мне предстояло силой собственной воли заставить змею уснуть. В то же время он хотел проверить эффективность написанного им для меня талисмана, без которого, по его словам, успешное проведение этого эксперимента было бы невозможным.
Он отпустил кобру и отошел в сторону. Рептилия немедленно сосредоточила внимание на моей персоне, уставив на меня свои неподвижные и блестящие черные глаза. Решив проверить, насколько змея внимательна, я начал медленно обходить вокруг нее, не сокращая дистанции между нами, пока, наконец, не описал полный круг. И все это время, кобра изящно поворачивала в мою сторону голову и все свое гибкое тело, не оставляя без внимания ни один мой шаг. Взгляд этих ужасных глаз не отпускал меня ни на миг.
Очевидно, мои передвижения разозлили кобру: она приподняла плоскую голову еще выше, громко и злобно зашипела, снова начала выстреливать в мою сторону черным тонким языком и распустила свой королевский капюшон. Мне кажется, что раскрывая капюшон и придавая ему впечатляющую изогнутую форму, напоминающую развернутый зонт, кобра тем самым наводит страх на свою жертву. Очковый узор в верхней части капюшона в этом случае должен усугубить устрашающий эффект.
Я знал, что кобре даже не нужно нападать и кусать меня, чтобы причинить вред. Ей достаточно лишь плюнуть в меня своим ядом, и если он попадет мне в глаза, я могу навсегда остаться слепым. Кобры делают так довольно часто, и не только кобры.
Я постарался сконцентрировать всю свою волю и направить ее на змею. «Усни!» — мысленно приказывал я ей. Взяв талисман в правую руку, я приблизился к змее на несколько дюймов, не переставая мысленно повторять свой приказ. И вот: шипение прекратилось, капюшон уменьшился, покачивания стали более вялыми, и агрессивная стойка кобры заметно потеряла свою прежнюю царственность. Я свернул бумажку вдвое, в виде крыши, и положил ее на голову кобры. Змея сникла сразу же, так что мне пришлось поднять и снова водрузить ей на голову упавший талисман. После этого змея совсем ослабела и, приняв форму латинской буквы «S», неподвижно распростерлась в пыли.
Она будто оцепенела. А был ли это действительно сон, или гипнотический транс, или просто полное бессилие, вызванное «магией» талисмана, я не стал выяснять.
Таким был мой первый опыт заклинания змей.
И еще несколько раз мы с Мусой совершали кратковременные экспедиции в пустыню, где отлавливали змей и живыми приносили с собой. Мне пока было трудно их разыскивать, но Муса сразу же находил их повсюду: и в пустыне, и даже на нильских берегах, в местах, не обжитых людьми. Он утверждал, что находит змей по запаху, чему нельзя научиться иначе как на практике, поскольку настоящий профессионализм и квалификацию змеелов приобретает только в ходе работы, и требуется год или два для того, чтобы он стал настоящим мастером.
Иногда змеи злобно шипели и даже плевали в Мусу ядом, когда он выманивал их из нор; однако, в конце концов, сдавались и безвольно заползали к нему в руки. Но однажды несчастье все же произошло.
Мы ловили рогатую гадюку, с которой у нас с самого начала возникли проблемы. Лишь с большим трудом нам удалось «уговорить» ее выползти к нам, и когда Муса, наконец, приказал ей лезть в корзину, она, видимо, приняла движение его руки за нападение (оказывается, некоторые змеи — на редкость нервные создания) и в целях самозащиты укусила его. Я и глазом не успел моргнуть, как она впилась своим маленьким ртом в его правую руку. Кровь сразу же заструилась по коже. Струйка крови становилась все обильнее, и я поспешно перевязал рану платком, чтобы остановить ее. Но я понятия не имел, что делать дальше, и потому застыл в нерешительности, ожидая распоряжений самого шейха. Я думал, что он передаст мне свою последнюю волю и попросит через меня кого-либо из своих родственников позаботиться о его жене и детях. Но Муса, заметив мою тревогу, улыбнулся.
