6. Основным фактором, вызвавшим превращение старейшего пресвитера в епископа, было первосвященство, как особое служение. Констатируя это, мы еще не даем объяснения, каким образом и в силу каких причин возникло в местных Церквах первосвященническое служение. Правильнее было бы поставить вопрос следующим образом: каким образом первосвященническое служение Христа перешло к старейшему пресвитеру. Мы видели, что для первоначального церковного сознания первосвященство Христа исключало особое служение первосвященства. Надо открыто признаться, что вопрос относительно возникновения этого особого служения является одним из наиболее трудных.
Первоначальное христианское сознание испытывало своего рода атаку со стороны идеи первосвященства. Она шла из окружающего его языческого мира. Из языческих культов наиболее ясно выраженным в смысле этой идеи был культ императоров. Не говоря о том, что христианство инстинктивно отталкивалось от всего языческого, императорский культ мог оказать, даже бессознательно, наименьшее влияние на христианскую мысль. Он мог оказать только обратное действие и задержать развитие учения о христианском первосвященстве. До некоторой степени пример такого действия императорского культа дают послания Игнатия. Мы указывали, что термина «первосвященник» в них не содержится, хотя служение епископа основывается на служении первосвященства. Несомненно, что Игнатия пугал этот термин своею близостью к культу императоров, и он предпочел вместо него взять обычный термин «епископ». Он соответствовал другой основной функции служения епископа, которая состояла в охранении правого учения и в борьбе с ересями.
Еще в большей степени идея первосвященства шла со стороны иудейства. При том уважении, которым пользовались ветхозаветные писания в церковных кругах, учение о ветхозаветном первосвященстве должно было иметь притягательную силу. Несомненно, что эта идея оказала огромное влияние, но ее влияние было сильнее во вторичной стадии возникновения первосвященства в церкви, чем в первичной. Мы видели, что Климент Римский не шел дальше некоторой аналогии между ветхозаветвым сакральным устройством и новозаветным церковным устройством. Иустин Мученик, как показывает его «разговор» с Трифоном иудеем, был очень хорошо знаком с ветхозаветными писаниями, но и он не переходил границы, которая отделяла Ветхий Завет от Нового. Поэтому было бы неправильно искать объяснение появлению христианского первосвященства только в Ветхом Завете. Если мы даже примем это объяснение, то все же остается вопрос, каким образом идея ветхозаветного первосвященства проникла в христианское сознание.
В своей первоначальной форме идея первосвященства не была связана с ветхозаветным первосвященством. Эту форму отражают послания Игнатия. В учении о Церкви он всецело следовал ап. Павлу. Евхаристическое собрание выявляет в полноте в каждой местной церкви всю Церковь Божию, а само оно является «иконой» Тайной вечери [436]. Место Христа на Тайной вечери через ап. Петра занимается тем, кто восседает в центре Евхаристического собрания, а потому епископ для Игнатия есть образ невидимого Епископа. Игнатий нашел готовым учение о первосвященническом служении Христа и только перенес его в порядке «топологического» сравнения на старейшего пресвитера. Это выражено Игнатием в его знаменитой формуле: «Где будет епископ, там должен быть и народ, так как где Иисус Христос, там кафолическая церковь» [437]. Полнота в единстве Церкви там, где Христос, но Христос пребывает в полноте своего тела в Евхаристическом собрании. Поэтому кафолическая Церковь там, где имеется епископ, так как без него невозможно Евхаристическое собрание, на котором он занимает место Христа на Тайной вечери. Христос через свое первосвященническое служение приобрел Себе царственно–священнический народ, а епископ, восседая на месте Христа, продолжает это служение, «собирая число спасаемых и принося дары святой Церкви» [438]. В топологическом порядке сравнения священническое служение старейшего пресвитера становится особым служением первосвященства [439]. Двухстепенное священническое служение, имеющееся в Церкви с апостольского времени, в котором первой степенью является первосвященническое служение Христа, а второй — священническое служение всего народа, включая сюда всех пресвитеров, обратилось в церковную двухстепенную иерархию, в которой первую степень имеет епископ, как образ (tupoj) Христа на Евхаристическом собрании, а вторую — весь народ.
Топологическое учение Игнатия о первосвященстве епископа возникло не только из его богословской спекуляции, но главным образом из потребностей современной ему церковной жизни. С первого взгляда может показаться непонятным постоянный и настойчивый призыв Игнатия к подчинению епископу и к сохранению с ним полного единения. Епископ посланий Игнатия есть старейший пресвитер, первенство которого в области священнодействия стало особым служением. Он наследовал от своего предшественника все то, что тот имел. Можем ли мы допустить, что ни подчинения, ни единения с предстоятелями или предстоятелем не существовало в церквах до Игнатия, а что оно возникает в связи с епископским служением в эпоху Игнатия? «Единство духа в союзе мира» (Еф. 4,3) есть Павлова идея: единение всех в Церкви и, конечно, прежде всего, единение с предстоятелями. III–е Иоанново послание свидетельствует, что подчинение предстоятелям было церковным фактом. Власть предстоятеля была настолько крепкой, что она могла конкурировать с авторитетом самого «старца» Иоанна. «Беспорядки» в Коринфской церкви, вызванные «возмущением» некоторых лиц против пресвитеров, было необычайным явлением. 1–е послание Петра должно было предостерегать пресвитеров против злоупотребления своей властью, убеждая их не господствовать над клирами, но подавать пример стаду. Пастырские послания не подвергают даже сомнению власть епископов–пресвитеров. Епископ управляет церковью, как глава семьи: Церковь есть дом Божий (1 Тим. 3,15), а епископ есть Божий домостроитель (Титу, 1,7). Для древнего сознания власть главы семьи (paterfamilias) была настолько бесспорной, что доказывать ее необходимость было излишне.
Поэтому призыв Игнатия к полному подчинению епископу наводит на мысль, что в церковной жизни времени Игнатия начинался процесс, угрожавший единению членов церкви с епископом. Хотя этот процесс был новым или сравнительно новым явлением в церковной жизни, но он не стоял в прямой связи с образующимся епископским служением. Он происходил бы и при старейших пресвитерах, но мог бы получить при них иное направление. Игнатий боролся с новшеством, стремясь вернуть церковную жизнь к ее прежней норме. Мы не знаем, происходил ли этот процесс во всех церквах, но относительно Антиохии и церквей, к которым писал Игнатий, можно быть почти уверенным. Наряду с единым Евхаристическим собранием, которое было изначала, появляются частные собрания, объединяющие не всех членов церкви, а только некоторых. Одна из причин этого нового явления заключалась в том, что некоторые члены местных церквей под влиянием иудейской практики желали совершать Евхаристию не в «первый день после субботы», не в день Господень, а в субботу. «Итак, если жившие в древние времена (oi en palaioaj pragmasin) приблизились к новому упованию и уже не субботствуют, но живут жизнью воскресенья…» [440]. Вероятно, они устраивали Евхаристическое собрание под предстоятельством одного из пресвитеров, разделявших их взгляды. Не в том ли лежит объяснение слов Игнатия: «Только та Евхаристия твердая, которую совершает епископ или тот, кому он сам позволит» [441]? Кроме них, отдельные собрания устраивали докеты: «Они удаляются от Евхаристии и молитв, потому что не признают, что Евхаристия есть плоть Спасителя нашего Иисуса Христа…» [442]. Игнатий советует не общаться с докетами: «Посему надобно удаляться таких людей, и ни наедине, ни в собрании не говорить о них…» [443]. Совершение Евхаристии небольшой группой христиан является нарушением единства местной церкви, т. к. они разделяют одно тело и одну чашу Господа. «Надобно не только называться христианами, но быть на самом деле, тогда как некоторые на словах признают епископа, а делают все без него. Такие, мне кажется, недобросовестны, потому, что не вполне по заповеди делают собрания» [444].
Тенденции к устройству отдельных Евхаристических собраний усиливаются в связи с численным ростом местных церквей. Устройство таких отдельных собраний диктовалось чисто практическими соображениями, а потому бороться с этой тенденцией было гораздо труднее. Если позднее церковная власть склонилась перед необходимостью отдельных Евхаристических собраний, то Игнатий не желал и не мог в силу его евхаристической экклезиологии принять этого. Вопреки всем тенденциям к образованию отдельных Ев харистических собраний он утверждал его единство, т. к. в пределах «polij» должен быть один жертвенник и один епископ, т. к. один Господь и одна вера. Не трудно усмотреть, что основным аргументом Игнатия против множественности Евхаристических собраний в пределах города было учение о первосвященническом служении епископа. Первосвященник может быть только один для всех христиан проживающих в одном месте, а потому может быть только один жертвенник и одно собрание. Учение о старейшем пресвитере, как предстоятеле местной церкви, было недостаточно для обоснования единого Евхаристического собрания в пределах города. Старейший пресвитер предстоятельствовал тем, кто были собраны на Евхаристию. Пределы церкви определялись пределами Евхаристического собрания. Если эти пределы переходили границу, то христиане могли бы образовать новое Евхаристическое собрание, т. е. новую местную церковь, не нарушая заповеди любви и единения. В этом новом Евхаристическом собрании был бы новый старейший пресвитер. Надо заметить, что учение о первосвященстве епископа не побороло тенденции к образованию отдельных собраний в пределах города, но оно поставило епископа, как первосвященника, над всеми ними. Это были такие последствия учения Игнатия, которых сам Игнатий, не мог предвидеть. Он защищал древний принцип единого Евхаристического собрания. Топологическое учение о первосвященстве для его времени действительно исключало возможность отдельных Евхаристических собраний.
