Потерявшая дар речи Юнис сидела в полной убежденности, что она как мать потерпела крах. Тим сидел рядом. Она надеялась, он четко осознает: все сказанное им сейчас будет использовано против него. Как она расскажет об этом Полу? Что он сделает с Тимом, когда узнает?
— Мы конфисковали все копии. Тим отстранен от занятий на три дня, а я буду рекомендовать исключение. Ему еще повезло, что я не подаю на него в суд за этот мерзопакостный пасквиль!
— Это называется свобода слова, — заявил Тим. — И в школе нет никого, кто бы не знал, что именно вы держите в нижнем ящике своего стола.
Лицо директора Калиша приобрело свекольный оттенок.
— Кто еще участвовал в этом мерзком безобразии? Тим скрестил руки на груди, расслабил плечи.
— Я отказываюсь выдавать свои источники.
— Мне нужны имена!
Встреча с директором закончилась еще хуже, чем началась.
По дороге домой напряжение Юнис вылилось в слезы.
— Помоги мне понять, Тим. — Помоги мне понять, Господи. Она ощутила свое бессилие. — Почему ты это сделал?
— Потому что меня тошнит от этих представлений. — Тим уставился прямо перед собой. — Меня тошнит от всех, кто говорит одно, а делает другое. Учат меня жить по одним правилам, а для них самих закон не писан. Словом, меня тошнит от всей этой — он употребил непечатное слово — системы.
Юнис покраснела.
— Чтобы высказать свою точку зрения, вовсе не обязательно сквернословить.
— Если ты думаешь, что я такой уж сквернослов, тебе следует постоять пять минут в нашем школьном коридоре. Услышишь еще и не такое!
— Тебе не пристало говорить, как все, Тим. Ты — христианин.
— Да? Ну, то, что я недавно видел у христиан, не внушает мне желания быть одним из них.
Она въехала в гараж.
— Меня ты тоже включаешь в их число?
— Тебя в первую очередь.
Задетая до глубины души, Юнис потеряла дар речи, лишь повернулась и застыла, глядя на сына. Тот выскочил из машины, хлопнув дверцей. Юнис поспешила выйти вслед за сыном, испугавшись, что он может попытаться сбежать из дому. Что ей делать, если он уйдет?
— Нам нужно серьезно обо всем этом поговорить, Тим.
— Я вообще не хочу об этом разговаривать. Поняла? Беги, звони отцу. Расскажи ему все что хочешь. Думаешь, меня это интересует? Он все равно не будет слушать. Всю жизнь ты только и делала, что пыталась все уладить. У тебя ничего не получилось! Неужели ты до сих пор не поняла этого?
Тим опрометью бросился в дом.
Юнис с трудом поборола желание последовать за ним и накричать на него за то, что он доставил ей столько неприятностей. Что же она все‑таки скажет Полу? Что подумают члены общины, когда услышат новость? Сплетня о происшедшем распространится со скоростью лесного пожара. Лавонн, Джесси и Ширли только поспособствуют этому. Один из учеников расскажет о случившемся своим родителям, те в свою очередь поделятся новостью со своими друзьями, которые позвонят своим приятелям, и скоро вся община будет вовлечена в обсуждение поступка Тима.
Рыдая от отчаяния, Юнис попыталась принять какое‑то решение. Привести мысли в порядок ей не удавалось. Возможно, чашка чая успокоит ее.
Телефон, который в течение дня почти не умолкал, зазвонил снова. Кто‑то всегда жаждал поговорить с ней, попросить у нее совета, пожаловаться или поплакаться ей в жилетку, и так до тех пор, пока не наступал момент, когда ей невыносимо хотелось зажать уши и закричать. Включился автоответчик, послышался ее голос: «Вы позвонили Хадсонам. Сожалеем, что не можем ответить сразу. Пожалуйста, назовите свое имя, оставьте номер своего телефона и короткое сообщение после гудка. Мы перезвоним вам сразу, как только появится возможность». Ее голос был таким спокойным. Таким умиротворенным. И таким фальшивым.
— Юни, это мама.
Юнис сжала руку в кулак, потом глубоко вздохнула, разжала кулак и сняла трубку.
— Привет, мам.
— Отфильтровываешь ненужные звонки?
— Просто только что вернулась с Тимом.
— Что‑то случилось?
— Ничего. — Она плотно сжала губы и крепко зажмурилась. Сидя на стуле, принялась раскачиваться вперед–назад. Ничего не случилось. Все прекрасно. Сколько раз она произносила эту ложь за последние несколько лет?
— Хорошо, — протянула Лоис. — Если все в порядке, то вам с Тимом ничто не помешает приехать ко мне на пару деньков, не так ли?
Какая польза от лжи?
— После того, что произошло сегодня, думаю, Пол посадит Тима под домашний арест до его восемнадцатилетия, когда у него появится право уйти из дома.
— Все так плохо?
— Плохо — не то слово. Тим считает всех христиан ханжами и лицемерами. В том числе и меня. И знаете что? — Она заплакала. — Я начинаю думать, что он прав.
— Что он собирается сделать? Сжечь церковь дотла?
Юнис невесело усмехнулась:
— До таких радикальных мер еще не дошло. Выпустил журнал. —Что?
— Подпольный журнал. Видно, у него есть талант к сатире и выражению настроений отчаявшихся подростков.
— Что Пол намеревается делать?
Она даже боялась подумать об этом.
— Посадить его под замок.
Разорвать ее на части.
— Ты ведь знаешь, мы с Тимом всегда ладили.
— Знаю. — Сейчас, казалось, во всем мире есть только два человека, к мнению которых Тим прислушивается: Сэмюель Мейсон и бабушка. Своей матери он уже не доверяет. О, как бы ей хотелось, чтобы боль была не такой пронзительной.
— Мне определенно нужна его помощь, Юнис. Этим утром я продала дом. Собственно говоря, я звоню, чтобы сообщить эту новость. Решила купить квартиру с тремя спальнями в жилом комплексе. Нужно упаковать ворох вещей, еще такой же ворох выбросить. Так что он приедет ко мне не отдыхать. Придется ему поработать. Тим будет занят, а у меня появится возможность поговорить с ним. Иногда бабушке могут поведать то, что никогда не скажут матери.
— Думаю, в этой ситуации я бессильна.
— Не вини себя за все, родная. Подумай о моем предложении. Обсуди это с Полом. Если у него возникнут возражения, попроси его созвониться со мной.
Когда Юнис звонила Полу, ее всю трясло.
— Я все знаю, Юнис. Только что разговаривал по телефону с Доном Калишем. — Говорил он мягко, и ей немного полегчало. Может, на этот раз он поведет себя благоразумнее. Они смогут спокойно все обсудить и попытаются вместе решить, как помочь Тиму пережить трудные для него времена. — Подожди секунду, — бросил он. Потом она услышала, как он переговаривается с Ритой: — Спасибо. Как только я закончу, займусь непосредственно этим. Прикрой за собой дверь, ладно? Еще раз спасибо. Ты просто душка. — Он вернулся на линию. — Как я и говорил…
Его голос резко изменился. Будто подул ледяной ветер.
Ничего нового. Все то же самое. Пока Пол со знанием дела отчитывал Юнис, она стояла посреди кухни, напряженная, с закрытыми глазами. Он передал ей все, что директор посчитал нужным сказать об их сыне. Разумеется, чтобы Рита ничего не услышала, Пол старался говорить достаточно тихо, однако Юнис казалось, что он кричит от ярости. Все вменялось ей в вину. Она бездарная мать. Пол педантично выуживал из памяти малейшую провинность, которую Тим совершил с той поры, как стал «уже достаточно взрослым, чтобы все понимать», и взваливал ответственность на нее. Пол не дал ей ни единой возможности вставить хоть слово в свою защиту или в защиту ее сына.
— Я даже не хочу его видеть, когда вечером вернусь домой. Передай ему, чтобы он не выходил из своей комнаты, или я не ручаюсь за себя. — Она услышала, как раздался звонок на другой линии. — Подожди, Юнис, мы еще не закончили.
Мы?
Он оставил ее ждать на линии.
Юнис стояла словно оглушенная разорвавшимся снарядом. Прошло минуты две. Юнис стала приходить в себя, ее охватил гнев, жгучий и неистовый. Она подождала еще минуту, пока Пол не вернулся на линию.
— Так на чем я остановился?
Неужели он на самом деле полагает, что она с готовностью напомнит ему? Что послушно займет свое место мишени и передаст ему оружие после перезарядки? Он был натренированным снайпером. Никогда не мазал.
— Я отвезу Тима к твоей матери.
— Ну, уж нет! Ты не можешь подкинуть ей Тима, думая, что она решит твои проблемы. У нее достаточно своих.
— Тим — это не проблема, Пол. Это человек. Наш сын.
— Теперь слушай…
— Нет! Слушай ты! Твоя мать продала дом. Она звонила несколько минут назад. Она все знает. И она пригласила нас с Тимом к себе. Сказала, что ей нужна помощь внука. Я отвезу его к ней.
— Слушай меня внимательно, Юнис…
— Я слушала тебя, Пол. Только и делала, что слушала. Теперь настала твоя очередь хотя бы попытаться это сделать.
Она повесила трубку. Как такое возможно: так сильно любить кого‑то и так люто ненавидеть? Телефон зазвонил снова. Она проигнорировала звонок и поднялась наверх. Постучала в дверь комнаты Тима, вошла. Тот лежал на кровати, угрюмо уставившись в потолок, подложив руки под голову.
