Итак, для того, чтобы вполне удовлетворить современным требованиям изучения Библии, католический экзегет должен, объясняя Св. Писание, доказывая и защищая его абсолютную непогрешимость, разумно пользоваться этим средством; он должен исследовать, каким образом способ выражения или литературный жанр, которым пользуется агиограф, может привести к правильному и точному пониманию, и убедиться, что этой частью своей задачи ему нельзя пренебрегать без большого ущерба для католической экзегезы…
Те же среди нас, кто отдается изучению Библии, должны быть крайне внимательны к этому пункту и не пренебрегать ничем новым, что открыли археологи, история древности и изучение древней письменности, ничем из того, что может помочь лучше познакомиться с умственным складом древних писателей, с их способом рассуждать, рассказывать и писать, с их формулами и их техникой.
При таком положении вещей миряне-католики — пусть они обратят внимание на это — окажут услугу не только светской науке, но будут иметь большую заслугу и перед христианской религией, если отдадутся со всем вниманием и со всем усердием исследованию и изучению древности и помогут по мере своих сил разрешению вопросов этого рода, которые до сих пор остались недостаточно ясными и явными»[16].
Ватиканский Собор II подтверждает эти положения:
«Так как Бог говорил о Священном Писании через людей и по человечеству, толкователь Священного Писания, с целью уяснить, что Бог хотел нам сообщить, должен внимательно исследовать, что священные писатели действительно разумели и что Богу было угодно нам открыть через их слова.
Чтобы выяснить цель священнописателей, нужно кроме другого, принимать во внимание «литературный жанр».
Действительно, истина предлагается и выражается по-разному и различными способами в текстах исторических, или пророческих, или поэтических, или в других видах речи. Поэтому нужно, чтобы толкователь исследовал смысл, который священнописатель хотел выразить и выразил в определенных обстоятельствах, соответственно условиям своего времени и своей культуры, с помощью употреблявшихся в его время литературных жанров. Ибо для правильного понимания того, что священнописатель хотел утверждать своим писанием, нужно обратить должное внимание и на обычные, прирожденные способы восприятия, выражения, повествования, присущие: временам священнописателя, и на те, что были вообще в употреблении в ту эпоху в человеческих взаимоотношениях.
Но так как Священное Писание надлежит читать и толковать с помощью того же Духа, под воздействием Которого оно было написано, чтобы правильно выяснить смысл священных текстов, нужно не менее усердно обращать внимание на содержание и единство всего Писания, учитывая живое Предание всей Церкви и согласие веры. Задача же экзегетов — содействовать согласно этим нормам более; глубокому пониманию и изложению смысла Священного Писания, дабы благодаря как бы предварительному изучению созревало суждение Церкви. Ибо все, что было сказано о способе толкования Писания, подлежит в конечном итоге суждению Церкви, которая исполняет Божественное поручение и служение хранить и толковать слово Божие» (Dei Verbum, № 12) [17] .
Недавно Иоанн Павел II в своей речи перед членами Папской библейской комиссии 26 апреля 1979 г. вернулся к этой теме: «Многократно и многообразно» (Евр 1,1) Бог входил в общение с людьми и в Своем благосклонном и непостижимом снисхождении говорил с ними через пророков, апостолов, священных писателей, а главное — через Сына Человеческого. И всегда Бог сообщал о Своих чудесах, пользуясь языком и опытом человеческим.
Как убедительное показала текущая Пленарная сессия, месопотамские культуры, египетская, ханаанская, персидская, эллинская культуры день, за днем вносили вклад в откровение Его неизъяснимой тайны, тайны Спасения» [18].
Различие между предметом и способом повествованияВ этих документах устанавливается четкое различие между предметом и способом повествования. Первый принадлежит объективной действитедльности, это явление природы или историческое событие, второй — способ повествования — относится к области умственного осклада, стилистических приемов, некоторых общепринятых схем, применявшихся и нравившихся читателю в эпоху и в среде священного писателя.
Таким образом, экзегет должен всеми доступными средствами попытаться восстановить «манеру и искусство рассуждения, повествования и письма, присущие древним писателям», что позволит ему установить связь между изображаемой действительностью и формой повествования, заложенную в намерении священнописателя.
У кого-то в связи с тезисом о непогрешимости Библии могут возникнуть возражения против использования литературных жанров в экзегетике. Прежде чем отвечать на эти возражения, попробуем прояснить понятие «непогрешимости».
Непогрешимость есть следствие боговдохновенности священных книг. В них, действительно, не может быть ошибок, поскольку их автор — Сам Господь, ведь Бог не обманывается и не может обманывать. Но, без сомнения, непогрешимость есть неотъемлемое свойство Библии лишь по отношению к тому, что Бог хотел выразить в священной книге. Как и при чтении любой другой книги, элементарная задача читателя — постараться понять, что же в точности хотел сказать автор, и только после-этого читатель может высказывать суждения по поводу истинности тех или иных положений, выдвигаемых писателем. Однако, есть в Библии и нечто совершенно особое: как раз то, что она боговдохновенна. И поэтому, как указывал еще бл. Августин, в том случае, если, по мнению читателя, он встречает ошибку, он должен просто признать, что не понял как следует священный текст.
Для дальнейшего прояснения проблемы можно рассмотреть ее в ином аспекте. Термин «непогрешимость» заключает в себе отрицательный смысл (отсутствие ошибки), который должно соотнести с положительным, т. е. с истинностью Библии. Непогрешимость дана Библии по праву (т. е. там не может быть ошибки), а фактически ошибки могут отсутствовать и во многих других книгах, которые, тем не менее, не становятся от этого интереснее. Насколько они интересны, зависит от их содержания, то есть от типа заключенной в них истины. В самом деле, существует великое множество книг, которые, хотя и не содержат ошибок, не говорят ни слова о главных вопросах жизни. Библия же затрагивает именно проблему высшего предназначения человека. Бог дал ей Своего Духа именно с этой целью: раскрыть план спасения, через который Бог намерен сделать человека причастником вечной жизни.
Отправной пункт для исследования на тему непогрешимости и истинности Библии содержится в уже цитировавшейся догматической Конституции о Божественном Откровении «Dei Verbum», которая учит: «Так как все, что боговдохновенные авторы или священные писатели утверждают, должно почитаться как утверждаемое Духом Святым, то нужно исповедовать, что книги Писания учат твердо, верно и безошибочно истине, которую Бог, ради нашего спасения, восхотел запечатлеть Священными Письменами» (ст. 11).
«Так как Бог говорил в Священном Писании через людей и по человечеству, толкователь Священного Писания, с целью уяснить, что Бог хотел нам сообщить, должен внимательно исследовать, что священные писатели действительно разумели и что Богу было угодно нам открыть через их слова» (ст. 12).
В этих отрывках из документа Собора мы находим принципы, которые приводят к отказу от концепции непогрешимости, распространяемой материально и без изъятия на каждое предложение, имеющееся в Библии, без проникновения в его точный смысл и значение, соответствующие намерению автора.
В тексте Конституции как раз и выявляется такое широчайшее намерение, лежащее в основании всех, без исключения, положений Библии: «ради нашего спасения». Это то, что на схоластическом языке называется «формальный объект». Вот что это означает: дидактический смысл Библии заключен в ее религиозном содержании, а точнее, направленной вовне идее, цель которой — в спасении человека.
Утверждая это, мы не хотим ограничить непогрешимость Библии религиозной тематикой. В Библии очень много страниц внешне светского содержания. Они были введены в священный текст, поскольку имеют отношение к спасительной истине и ей подчиняются. В задачу экзегета входит определение религиозного значения этих страниц, выявление их места и роли в контексте всего боговдохновенного текста. Иными словами, экзегет должен прояснить, как уже говорилось, намерение священного автора. Только так можно будет понять, каким образом и в какой мере следует говорить о непогрешимости.
