Когда полоняников стадом гнали в страшное никуда, по ее ногам время от времени сбегала струйка крови, и она, дрожа от стыда и боли, вытирала ее серыми от пыли придорожными лопухами...
Как их делили – она не знала, но на следующую ночь она уже ехала в скрипучей телеге ордынского десятника, привязанная за ногу к грядке телеги сыромятным ремнем. Вечером, когда орда остановилась и скрип телег сменился треском костров, гортанными выкриками и блеяньем ягнят, десятник с широким и скуластым усатым лицом подошел к ней, замершей и съежившейся, и долго рассматривал при свете меркнущего багрового заката девочку с золотыми волосиками и васильковыми глазами. Увидав на ее глазах слезы, вытер их суставами своих толстых коротких пальцев. Потом отвязал, понес на вонявшую бараньим жиром кошму, расстеленную у костра, повалил, как, вероятно, валил овец перед стрижкой, и неторопливо, обстоятельно, возможно, даже ласково, по его мнению, изнасиловал, сопя и покашливая. Затем, удовлетворенный, предложил ей кусок горячей баранины из котла, – она в первый раз за два дня ела... и не стал больше привязывать...
Татары не пошли Днепром вниз, решили возвращаться лесами, через Можай и на Серпухов... Под Серпуховым она и убежала... Прибилась к женскому монастырю...
Потом...
Потом ковер закачался под нею, и она поняла, что засыпает...
А если кто-нибудь из многобожников просил у тебя убежища, то приюти его, пока он не услышит слова Аллаха. Потом доставь его в безопасное для него место. Это – потому, что они – люди, которые не знают. Как будет у многобожников союз с Аллахом и Его посланником, кроме тех, с которыми вы заключили союз у священной мечети? И пока они прямы по отношению к вам, будьте и вы прямы к ним: ведь Аллах любит богобоязненных!
Коран. 9:6-7
Поиски детей Марицы Абдаллах решил начать с Гелиболу: там, при переправе через пролив, сортировали всех военнопленных, поступавших из Европы, ведя строгий учет. Заведовал канцелярией девширме улем Рустем. Это он предложил установить налог на тех, кто, захватив пленных, вез их в Анталу; по сути, это был тот же пенджик. Стоимость военнопленного была установлена в 125 акче. Это было выше их рыночной стоимости, но на круг были довольны все, ибо столько получал на руки воин, продававший пленного в казну. Рустем отсортировывал для казны не только молодых юношей, но и детей, отнимая их у захваченных в плен женщин. Под его началом пребывала целая сотня воинов, не только для наблюдения за детьми, дабы не допустить их побегов, но и для успокоения и умиротворения женщин, рвущихся к своим детям...
Кроме того, он наладил связи по ту сторону пролива, и эффективно выявлял в потоке пленных богатых, покупая их за те же 125 акче; они не предназначались для янычарской службы, но за них можно было получить хороший выкуп...
Рустем, получив штуку хорасанской хлопчатной ткани, охотно пошел навстречу Абдаллаху. Он легко нашел в своих аккуратно ведущихся дефтерах Ивана и Станко Караджиевых, день их приемки, вес, возраст... но никак не мог сказать, что с ними стало дальше: все новобранцы были при обрезании названы Абдаллахами (раб Аллаха) и Абд уд-Динами (раб веры) и счетом, без каких-либо индивидуальных документов переданы для транспортировки в Бурсу.
– Ни один из них там не останется, – сообщил Рустем. – Ремесленники воспротивились дальнейшему обучению девширме, ибо мастеров и так стало слишком много. Отныне закон категорически воспрещает размещать детей в городах, у ремесленников. Все они будут – по одному, по двое – розданы исключительно в деревни...
– Может быть, обратиться к Сулейману, блистательному шахзаде? – вслух подумал он, рассчитывая, впрочем, что уважение Рустема к нему лишь возрастет, когда тот услышит о столь высоких связях Абдаллаха. Но тот отреагировал по-иному.
– Ты когда выехал из Бурсы? – с какой-то странной интонацией спросил он.
– Я – не из Бурсы, из текке близ Енишехери. Дня три будет...
– Ну, так заказывай поминальную хутбу по Сулейману!
– Как? – ахнул Абдаллах, сжимая в кулаке перстень с топазом. – Что стряслось?
– Говорят разное, а Аллах знает лучше! Какой-то галерник, говорят, прирезал его... А галерника вытащил из-за весел бывший великий везир, Ала уд-Дин... Сам шайтан копыто сломит в этих делах, лучше и не пытаться разобраться в них... – Рустем огладил бороду и заботливо подул направо и налево.
...Выйдя из помещения канцелярии девширме, Абдаллах тяжело сел на землю и впервые в жизни ощутил, в каком месте организма находится сердце...
Из татарщины, как из эпохи ненавистной, время истребило целые страницы [памяти о] прекрасных и тонких украшениях Востока, которые внесли на Русь монголы. О татарщине остались воспоминания только как о каких-то мрачных погромах. Забывается, что таинственная колыбель Азии вскормила этих диковинных людей и повила их богатыми дарами Китая, Тибета, всего Индостана. В блеске татарских мечей Русь вновь слушала сказку о чудесах, которые когда-то знали хитрые арабские гости Великого Пути и греки.
Н.К. Рерих
– Поистине, сейчас Золотая Орда достигла могущества! – докладывал Хайр уд-Дин Орхану, время от времени обращаясь к заботливо подготовленному для него дефтеру – справке по состоянию северных областей. – Внешняя торговля, таможня и пошлины, финансы – все благоустроено и приведено в порядок. Все реки – Днепр, Тана, Итиль, – усеяны судами и барками, причем вверх по течению суда тянут бечевой. Здесь можно встретить купцов со всех концов мира: монголов и булгар, хорезмийцев и тебризцев, персов и аланов, венецианцев и генуэзцев, армян и греков, арабов и евреев. Сарай-Беркэ, Новый Сарай, располагается у скрещения караванных путей из Монголии и Китая, Индии и державы ильханов, из оазисов Синей Орды и Закавказья, – к торговым портам Крыма и Причерноморья, городам Венгрии и Болгарии, Литвы и Руси, Булгара и Биармии. Реки товаров и серебра текут по территории Орды, и у места пересечения двух главнейших из них, Волги и Великого шелкового пути, легко меняя место, ибо она вся состоит из шатров, лежит столица Улуса Джучи, или иначе Золотой Орды, – Сарай ал-Джедид. Много здесь и других городов, а в них – мечети с минаретами, медресе и караван-сараи, мавзолеи и бани. Самые крупные – это Маджар на Северном Кавказе, Крым на Таврическом полуострове, Азак в устье Дона, Хаджитархан в дельте Итиля, Булгар и Укек в его среднем течении, Мохши в мордовских лесах, Тюмень в Сибири, а назвать все нельзя, ибо их больше ста! В городах есть водопровод, системы городских бассейнов и фонтанов, мостовые, канализационные стоки из деревянных труб.
Да не удивится блистательный, но у монгольских городов нет стен – они, по возможности, снесены монголами даже там, где были, – и монголы гордятся этим, говоря, что их оберегают «бескрайние степи и лучшая в мире конница». А у городов генуэзских и венецианских – в Крыму, на Черноморском и Азовском побережьях – стены есть, и они таковы, что их невозможно взять штурмом, и таких крепостей больше сорока: Кафа, Сурож, Балаклава... И каждый город хорош по-своему: Тана расположена близ золотоордынского города Азака, где сходятся водные и караванные пути из столицы Золотой Орды, Руси, Византии и Северного Кавказа. Город Крым, именем которого назвали всю Тавриду, находится близ Кафы, и столь велик, что всадник на хорошем коне едва может объехать его за время с восхода солнца до салят аз-зохр. Мечети этих городов украшены мрамором и порфиром, восхищая путешественников. Купцы ездят из Хивы в Крым без малейшей опаски; путь длился около трех месяцев, но они не берут с собой никаких съестных припасов, ибо находят все нужное в караван-сараях!
В Сарае происходит перевалка и перекупка товаров. Его население зыбко, как речная волна: эти люди появляются в караван-сараях только чтобы продать, купить, обменять свой товар и уйти отсюда восвояси с другим, более выгодным. Но живут здесь и таможенники, взимавшие пошлины, и держатели чайхан и караван-сараев, обслуживающие торговцев, кормящие и поящие их.
Второй по важности после работорговли источник поступлений в ханскую казну – это пошлины с каждого мимоидущего каравана. Однако Улус Джучи и отрабатывает эти пошлины, на каждом шагу подтверждая и доказывая, что империя монголов – рай для торговых людей! На ее долгих путях никто не смеет даже взглянуть косо на купца и его людей! Купцы, торговцы, заимодавцы или менялы – соль земли, это не принцы Чингисхановой крови, которых можно резать дюжинами, – этих нельзя и пальцем тронуть. На них стоит благосостояние Золотой Орды!
Чума, война между Венецией и Генуей, крах державы ильханов, раскол в Золотой Орде, гражданская война в Византии – разве мог Шелковый путь остаться прежним? По нему больше не везут шелк Китая, пряности Индии или хлопок Средней Азии; в черноморских портах гости из Руси и Литвы, Польши и Венгрии, Булгарии Волжской и Булгарии Балканской покупают товары широкого спроса: зерно и вино, соль и рыбу, икру и лес, мед и воск, меха и кожи.
