Говорят опять: «Воспитанники семинарий брали в замужество дочерей своих предместников не по сердечному расположению, а только из-за мест, жили потом дурно в семейном отношении и это вредно отражалось на служебной их деятельности». Браки из-за мест, действительно, бывали, но если некоторые из таковых супругов жили дурно, то неизвестно, лучше ли они жили бы при других условиях брака? Может быть дурная жизнь их зависит, просто, от их характера и других обстоятельств. Если есть дурные священники при обязательных браках, то мы можем сказать, что их много и при свободных. Много, очень много причин, и помимо брака, у сельского священника, губящих его! Напротив, нам известны не один священник, которые поступили на места своих предместников со взятием дочерей их, и которые, однако же, и примерные отцы семейств, и достойные пастыри церкви.
Где, в каком звании, нет браков по расчёту? Некоторые из таких супругов живут весь век, как нельзя желать лучше; но некоторые, конечно, живут неладно. Один мой товарищ по семинарии, некто П. Добронравов, окончивши в семинарии курс, поступил на гражданскую службу. Малый был он не глупый, но выпить любил. Чрез год, чтоб поправить своё состояние он женился на одной довольно состоятельной купеческой дочке. Повенчался, а на другой день утром мать молодой жены его и подводит к нему двух своих внучек просить у тятиньки ручку. С этого же дня спился горемыка совсем, и ушёл в солдаты. Я знал одну помещицу, которая, живши замужем лет 15, овдовела и потом вышла замуж во второй раз за такого молодого человека, тоже дворянина, который родился в тот день, когда она овдовела. Пожили несколько недель в ладах, потом молодой муж всё имение старухи спустил, десятка два—три раз отколотил её и прогнал. А мало ли нежных, любящих друг друга супругов, у которых, однако ж, и у мужа целый десяток жён на стороне и у жены дюжина мужей! И ничего: мужчины похохочут, выпьют за удаль; дамы посплетничают, позавидуют втихомолку, а рьяные поборники свободы совести возведут подобный образ жизни в догмат — и только. Но случись несчастный брак между духовенством, сейчас зазвонят во все колокола: нравственность падает, религия в опасности и, Боже мой, чего-то не накричат со всех сторон! Всякому случаю в духовенстве, обыкновенному в других сословиях, у нас придаётся всегда особенное значение; на случаи эти не замедлят явиться и законы. Но как, по пословице, нет правила без исключения, то нет и закона, которого нельзя было бы обойти.
На псаломщические места нет теперь доступу ученикам, исключённым из училищ. Поэтому, желающие быть псаломщиками, поступают в крестовые церкви в послушники. Чрез два-три года им дают дьяческие места, как людям, находившимся под непосредственным надзором преосвященных и испытанным в поведении и знании предметов должности их. Поступивши на место, они тотчас женятся на дочерях стариков-дьячков достаточных приходов и подают общее прошение о перемещении их одного на место другого. Получивши переместительные указы, старик тотчас подаёт прошение об увольнении за штат и, таким образом, старик принимает к себе зятя и живут вместе. Под предлогом перемены мест передают свои места и старики-священники своим родственникам.
За дочерьми умерших священников места теперь не зачисляются. Но преосвященные, по просьбе вдов, сдают такие предложения: «Предложить учителям духовных училищ и воспитанникам семинарий, находящимся на местах псаломщиков: не пожелает ли из них кто-нибудь поступить на священническое место в село N.» О невесте тут не говорится ни слова; но народна молва давно уже разнесла по свету, в чём тут дело. Словесно назначается и срок, до которого преосвященный будет ждать. Выищется жених в определённый срок, — хорошо; не выищется, — место отдаётся по усмотрению преосвященного. Что есть и в этом безнравственного и противурелигиозного? По нашему мнению, преосвященных, за их отеческую заботливость о сиротах, нужно только искренно благодарить.
Окончивши мои «Записки», я прошу извинения у тех, кого я, против желания, может быть, обидел. Обличать и обижать кого бы то ни было я совсем не имел намерения. Цель «Записок Сельского Священника», сказать правду, и только правду, и не моя вина, поэтому, если пришлось мне сказать о чьих-либо слабостях или пороках. Очень может быть, что я нажил даже и врагов. Но скажу: духовенство, хотя разбросано по всему огромному пространству нашего отечества, но оно составляет свой особенный мір, со своей особенной организацией, со своими законами, со своими правилами и обычаями и со своими хорошими и дурными качествами и, не смотря на то, что живёт среди общества и беспрестанно соприкасается со всеми его членами, — общество не знает его. В последнее время сделано много изменений в организации духовенства; светская литература предлагает множество проектов к устройству быта его, многое пишется о духовенстве; но всё, что ни делается и что ни пишется, делается людьми, слишком далеко стоящими от нас, слишком мало знающими нас и, поэтому, очень многое из того, что сделано уже, и что предлагается делать, крайне непрактично. Поэтому я желал познакомить общество с духовенством, — показать каково духовенство само в себе, каково отношение его к обществу, и каково отношение к нему самого общества. Истина же может быть раскрыта только тогда, когда человек говорит беспристрастно, не стесняясь ничем и никакими, могущими случиться с ним, неприятностями, — я и говорил, не стесняясь. Не мудрено, поэтому, если мне пришлось отозваться о ком-нибудь и не особенно лестно. Но это не есть укор, и не обличение, это есть не более, как пример к сказанному. Так «Записки» мои и поняли люди высокообразованные и высокопоставленные, каков, например, светлейший князь Италийский, граф Александр Аркадиевич Суворов-Рымникский. В одном месте «Записок» я говорил о прихожанах известного мне прихода и о бедственном состоянии священника того прихода, — светлейший князь Суворов-Рымникский так и понял меня и выразил сочувствие священнику присылкою ему ста рублей серебром. Если ж в «Записках» моих увидит кто себя, то да будут «Записки» мои уроком: пусть примет тот к сведению, — что не всё может проходить безнаказанно.
«Записки» мои не есть учёное исследование, — это есть не более, как очерк, взятый с жизни. Поэтому я не заботился ни о строгом изложении мыслей и фактов в систематическом порядке, ни об обработке речи.
Желательно было бы, чтобы люди, занимающиеся вопросом о духовенстве и пишущие свои предположения об изменения быта его, глубже изучили этот быт. Желательно, вместе, чтоб и само духовенство содействовало обществу к изучению нашего быта, дабы общество могло увидеть, что духовенство не настолько «тупо, глупо и безнравственно», как пишут о нём и, при этом, постаралось бы не подавать повода к нареканиям.
Хотел было положить перо, но достоуважаемый редактор «Русской Старины», М. И. Семевский, просил, чтобы я сделал ряд выводов или свод моих пожеланий и указаний на то, осуществления чего, по моему крайнему разумению, желательно видеть в возможно близком будущем. Исполняя это требование, я представляю перечень этих пожеланий, к которым (я в том твёрдо убеждён) присоединилась бы вся многотысячная семья представителей белого сельского духовенства в России, если бы только её спросили — как желает она исправить веками скопившееся зло в организации его управления, во всех условиях его печального положения:
I. Специальные духовные учебные заведения необходимы. Ученики могут жить и на квартирах, и в казённых домах. Квартиры должны быть вблизи учебных заведений, комнаты должны быть чистые, светлые, просторные и сухие. Право принимать к себе на квартиры должны иметь люди только хорошо известные училищному начальству за людей вполне благонадёжных. Ни один отец и ни один ученик не должны брать квартиры без одобрения её училищным начальством. Ученики, не имеющие возможности иметь хорошей квартиры, должны жить в казённом доме, с платой за содержание. Желательно было бы, чтоб и в казённом доме не было той казарменности, грязи и неряшества, какие приводится видеть там во многих из них и до сего времени.
II. Так как училища содержатся на средства церквей, — и мужские и женские, — духовенство даёт от себя на содержание их слишком не много, а между тем сироты и дети беднейших родителей пользуются или половинным, или даже полным казённым содержанием, то было бы, кажется, справедливым, чтобы пользование казённым содержанием было предоставлено подобным же ученикам и других сословий. Такая мера побудила бы, вероятно, поступать в духовные училища детей других сословий.
III. Особенное внимание училищного начальства должно быть обращено на воспитание: чтобы не было той формальности, официальности, сухости и не только жестокости, ниже суровости в обращении с учениками, и тем более несправедливых взысканий со стороны училищного начальства, что впилось в плоть и кровь большей части воспитателей учебных заведений. Напротив, желательно было бы, чтобы воспитанию придавался характер более семейный, — чтобы справедливость, откровенность, сердечная теплота были руководящими правилами воспитателей; чтобы воспитатели старались сделать питомцев своих сперва христианами, добрыми, честными и трудолюбивыми людьми, потом уже учёными; старались внушить убеждение, что жизнь наша есть, прежде всего, служение обществу, потом уже — жизнь для себя; старались укрепить веру в Бога и любовь к людям.
