В этом цикле лекций мной было дано то, что в спиритуальных познаниях, являющихся руководящими для человеческого существа, я ощущал как "созревшее" во мне.
"Ощущение созревания" познаний — это нечто очень важное в исследовании духовного мира. Чтобы обладать этим ощущением, нужно пережить созерцание, как оно первоначально возникает в душе. Сначала оно ощущается неясно, нерезко, в контурах. Ему нужно дать погрузиться в глубины души для "созревания". Сознание еще не в состоянии охватить духовное содержание созерцания. Душа в своих духовных глубинах должна пребывать с этим содержанием в духовном мире без вмешательства сознания.
В обычном естествознании утверждение какого-либо знания происходит не ранее, чем закончены все необходимые эксперименты и наблюдения при помощи органов чувств и более нет возражений против приводимых вычислений. В духовной науке методическая добросовестность и дисциплина познания не менее необходимы. Но здесь идут иным путем. Нужно подвергать испытанию сознание в его отношении к познаваемой истине. Нужно уметь упорно и терпеливо, проявляя внутреннюю добросовестность, "ждать", пока сознание выдержит это испытание. Способность сознания к идее-творчеству в известной области следует укрепить до такой степени, чтобы суметь воспринять созерцание, о котором здесь идет речь, в содержание своих понятий.
В парижском цикле лекций я говорю о созерцаниях, которые прошли в моей душе длительное "созревание". После того как я изложил, в каком соотношении находятся между собой члены человеческого существа: физическое и эфирное тело — как посредник проявлений жизни, астральное тело — как посредник в проявлениях чувства и воли — и "Яноситель", я сообщил о том, что эфирное тело мужчины является женским, а эфирное тело женщины — мужским. Тем самым благодаря антропософии был пролит свет на один из основных вопросов бытия, который тогда часто обсуждался. Стоит только вспомнить книгу несчастного Вейнингера "Пол и характер" и всю современную литературу.
Однако вопрос этот ведет в глубины человеческого существа. Своим физическим телом человек внедрен в силы Космоса совершенно иначе, чем своим эфирным телом. Благодаря своему физическому телу человек находится среди сил Земли, благодаря эфирному телу — среди сил внеземного космоса. Мужское и женское вовлечены в тайны мира.
Это знание стало для меня одним из самых поразительных внутренних душевных переживаний. Ибо я ощущал снова и снова, что к духовному созерцанию следует приближаться в терпеливом ожидании, и только переживая "созревание сознания", можно с помощью идей охватить духовное созерцание, с тем чтобы перенести его в область человеческого познания.
В дальнейшем описание моей жизни трудно будет отделить от истории антропософского движения. И все же я хотел бы сообщить из истории Общества столько, сколько это необходимо для такого описания. Это следует принять во внимание уже тогда, когда я буду называть имена активных членов Общества. Описание мое уже вплотную подходит к современности, так что при упоминании имен легко могут возникнуть недоразумения. Многие, найдя названными не себя, а других, при всей своей доброй воле испытают горькое ощущение. В сущности говоря, я буду называть фамилии только тех лиц, которые кроме своей деятельности в Обществе, активны и в духовной жизни; тех же, кто не привнес эту активность в Общество, я упоминать не буду.
В Берлине и в Мюнхене нужно было развивать две противоположные стороны антропософской деятельности. К антропософии приходили люди, которые не находили того, что искала их душа, ни в естественнонаучном мировоззрении, ни в традиционных догмах. Отделение Общества и круг слушателей открытых лекций в Берлине могли возникнуть только из числа людей, которые отрицательно относились и ко всему тому, что возникало в мировоззрениях в противоположность традиционным догмам. Ибо приверженцы мировоззрений, основанных на рационализме, интеллектуализме и т. д., находили в том, что давала антропософия, фантастику, суеверие и т. д. Поэтому возник круг членов Общества и слушателей, которые принимали антропософию и не желали направлять ни свои чувства, ни идеи в какую-либо другую сторону. Они не получали удовлетворения в том, что им давалось в ином направлении. С подобным душевным настроем следовало считаться. Между тем число членов Общества, а также и слушателей открытых лекций все время возрастало. Возникшая жизнь в антропософии до некоторой степени была замкнута в себе и мало следила за иными попытками заглянуть в духовный мир. Надежды возлагались на развитие антропософских сообщений. Все стремились продвинуться в знании о духовном мире.
В Мюнхене все было иначе. На антропософскую работу здесь с самого начала оказывал влияние художественный элемент. А в этом последнем мировоззрение, подобное антропософии, воспринималось совершенно иначе, чем в рационализме или интеллектуализме. Художественный образ духовнее рационалистического понятия. Кроме того он обладает жизнью и не убивает духовного в душе, как это делает интеллектуализм. Тон в создании круга членов Общества и слушателей в Мюнхене задавали те люди, в ком было развито упомянутое художественное ощущение.
Все это привело к тому, что в Берлине с самого начала возникло единое отделение Общества. Интересы тех, кто искал антропософию, были здесь сходными. В Мюнхене, благодаря художественному восприятию, в отдельных кругах вырабатывались индивидуальные потребности, и я проводил лекции именно в этих кругах. Постепенно средоточием этого круга стали те, кто группировался вокруг графини Паулины фон Калькрейт[192] и фрейлейн Софии Штинде[193], умершей во время войны. Этот круг устраивал в Мюнхене мои открытые лекции. Благодаря все углублявшемуся пониманию всего этого, здесь научились прекрасно воспринимать все, что я должен был сказать. Антропософия развивалась здесь из самой сути, самым благоприятным образом. Появление Людвига Дейнхарда[194], старого теософа, друга д-ра Хюббе Шлейдена, в этом кругу было очень ценным.
Центром другого кружка была фрау фон Шевич[195]. Это была весьма интересная личность, и именно благодаря этому образовался круг, который меньше шел вглубь, чем вышеописанный, и скорее желал ознакомиться с антропософией как с одним из духовных течений современности.
В это же время вышла в свет книга фрау фон Шевич "Как я нашла свое Я". Это было своеобразное и сильное выступление в защиту теософии. Книга также способствовала тому, что эта женщина смогла стать центром описанного круга.
Для меня, как и для многих участников этого круга, Елена Шевич была как бы очень важной частью истории. Эта та женщина, из-за которой Фердинанд Лассаль[196] в дуэли с одним румыном нашел свой преждевременный конец. Позднее она стала актрисой и сдружилась в Америке с Е. П. Блаватской и Олькоттом. Интересы этой светской дамы в тот период, когда я читал в этом кругу лекции, были направлены в сторону духовного. Сильные переживания, испытанные ею, придавали ее суждениям значительный вес. Через нее я как бы взирал на деятельность Лассаля и его эпоху, а также на многие характерные черты жизни Е. П. Блаватской. Ее слова были окрашены субъективным и часто произвольно обрамлялись фантазией, но сквозь этот покров можно было увидеть истину, и тогда перед вами раскрывалась необыкновенная личность.
Были в Мюнхене кружки и иного рода. Часто мне вспоминается одна личность, которую я встречал во многих из этих кругов. Это был католический священник по фамилии Мюллер, стоявший вне узких рамок церкви. Тонкий знаток Жан-Поля, он издавал весьма интересный журнал "Ренессанс", в котором выступал как защитник cвободного католичества. Из антропософии он брал по-:тольку, поскольку это его интересовало в связи с собственными воззрениями, но часто проявлял скептицизм. Звои возражения он высказывал столь любезно и в то же зремя столь просто, что благодаря этому в дискуссии, юпровождавшие лекции, часто проникал прекрасный омор.
Давая характеристики Берлина и Мюнхена, этих двух тротивоположных полюсов антропософской деятельности, я вовсе не хочу преувеличивать или приуменьшать ценность того или иного. Просто здесь проявлялись раз-1ичия в людях, которые можно было обнаружить через фоводимую ими работу, но различия эти были некоторым образом равноценны, и поэтому нет смысла судить о них с точки зрения их ценности.
Характер работы, проводимой в Мюнхене, привел к тому, что Теософский конгресс, который в 1907 году должна была организовать немецкая секция Теософского общества, состоялся в Мюнхене[197]. На этих конгрессах, которые ранее проходили в Лондоне, Амстердаме, Париже, читались лекции или проводились дискуссии, посвященные теософским проблемам. Они устраивались по образу ученых конгрессов. Здесь обсуждались также административные вопросы Теософского общества.
