— А у вас чего говорят про ИНН?
— Не знаю, матушка, я нигде не бываю.
— Да он, видно, принял ИНН, — буркнула матушка и испугалась собственной догадке.
С минуту продолжалась тягостная пауза, потом моя соседка стала елозить острым локотком, то ли стараясь от меня отодвинуться, то ли уязвить побольнее, как отступника и еретика.
— Правда, что принял? — со свистом выдохнула она.
— Нет, не принял, — нехотя ответил я.
— Не принял, так примет, — сурово процедила матушка. Она смотрела не мигая на дорогу, на круговерть снежинок в ярком свете фар. Лицо ее было строго и торжественно. Она прозревала ближайшее будущее, полное скорбей и лишений, в котором ей уготовано место для подвига и где таким маловерам, как я, нечего делать. Я пытался вспомнить, кого она мне напоминала, и никак не мог. Было неловко оттого, что попал в компанию единомышленников, в которой решительно не знал, как себя вести. Я чувствовал, что и Катя, и Алексей недовольны мной. Я был соглядатаем, который мешал им и которого нужно было бояться.
Мои попутчики не просто молчали. Это было молчание против меня. Они молчали, ожидая моих разъяснений. В этот момент матушка слегка повернула лицо в сторону Алексея, и я вдруг понял, кого она
мне напомнила. Это было лицо боярыни Морозовой с полотна Сурикова. Да, она пойдет на смерть за то, что кажется ей истиной. И за собой поведет...
«Господи, дай мне нужные слова и сделай так, чтобы меня услышали», — взмолился я про себя.
— Матушки, вы меня простите, — начал я неуверенно. — Я не смею подрывать авторитет вашего духовника. Он вас благословил на борьбу с ИНН. Мой духовник благословил меня и всех своих чад быть послушными патриарху, который сказал, что в принятии ИНН нет греха. Если вас это смущает, не принимайте. Но не надо записывать в слуги антихристовы тех, кто принял. Нам дают налоговый номер и не только не просят отречься от Христа, но еще и по телевидению объясняют, что к антихристу это не имеет никакого отношения. Настоящий антихрист будет вести себя совершенно иначе. Он потребует отречения от Христа и поклонения себе, как Богу. И будет действовать не втихаря, а воочию и громогласно. Приход его будет сопровождаться ложными чудесами и знамениями. Сейчас ничего этого нет. Значит, и бояться нечего. И печать ставить будет сам антихрист, а не районный налоговый инспектор. Не сбылись еще пророчества и храм Соломонов не восстановлен, где антихрист воссядет «во славе» и потребует поклонения. Все это произойдет. И, возможно, очень скоро, по пока это еще не то.
Меня не прерывали. Старушки, видимо, не ожидали от меня такого длинного монолога.
— Как не то? — матушка повернула голову и посмотрела на меня, как на неразумного. — Чего еще ждать? Храм в одну ночь соберут. Мировое правительство действует. Оно и приказало всех номерами, а не христианскими именами называть. А если мы примем номера, — а в них число зверя, — он и выйдет из своих потайных комнат, в которых пока еще прячется. А если не примем, то у него не будет еще сил. Ему наша помощь нужна. Наше согласие на послушание ему. А мы не хотим ему помогать. А примем номера, значит, поклонимся. Значит, продадим ему душу. Значит, гореть нам в огне вечном.
Соседка моя со стоном высвободила руку, перекрестилась и запричитала:
— Не дай Господи! Спаси и сохрани! Укрепи и не дай смущаться от всяких разговоров. Только расслабляют.
Она покосилась в мою сторону.
— Ну простите, — сказал я и решил больше не перечить моим спутницам. У площадки перед монастырскими воротами стояло три автобуса с московскими номерами и с пол сотни автомобилей. Мужичок в тулупе и валенках с галошами бегал от автобуса к автобусу и раздавал выходящим из него людям листовки. Завидев нас, он сбросил с плеч холщовую котомку и низко поклонился. Алексей подошел к нему. Они троекратно облобызались. Мужичок протянул Алексею толстую пачку листовок.
— Это новое. Отец Феодосий благословил.
Алексей положил бумаги в машину, а мужичка подхватили под руки матушки и, что-то горячо обсуждая, пошли к воротам. Я подождал, пока Алексей закрывал машину. Мимо прошли молодые люди, по виду студенты, на ходу пытаясь прочесть только что полученные листовки.
— Да бросьте вы эту фигню читать, — громко сказал высокий юноша в яркой оранжевой пуховой куртке.
— А что это? — спросила его девушка в длинном пальто и в платке, повязанном «яко подобает паломницам».
— Рекламная кампания: не пейте пепси-колу, потому что она растворяет в животе гвозди.
— Нет, серьезно.
— Да это чудаки специально портят настроение московским паломникам. Пугают тех, кто налоговые номера ИНН получил.
— А у нас у всех есть.
— Что, что, что вы говорите? — подбежала еще одна барышня.
— Чепуха это все. Не о чем говорить. Если хотите, на обратном пути объясню. Лучше смотрите, в какую красоту мы приехали.
Молодой человек стал вырывать у девушек листовки, и они смеясь побежали к воротам. Алексей покачал головой.
— Бедные. Скоро нам всем не до смеха будет. Видел человека?
— Мужичка с мешком?
— Это настоящий праведник. Все продал и теперь ходит по России — проповедует. Ему Господь многое открывает. Пока такие люди живут в России, живет и Россия.
Служба уже началась. Я пробрался в правый придел, поближе к хору.
В монастырском пении есть нечто, чего не услышишь в городских храмах. Дело даже не в уставной строгости без партесных оперных залетов. Теперь во многих московских церквях можно услышать знаменный распев. И голоса красивые, и усердие изрядное, но все же нет той духовной глубины и силы, которая достигается только теми, кто порывает с миром и полностью посвящает себя служению Богу. Во время монастырской службы с душой происходит что-то необъяснимое. Как бы ни была она запачкана грехами, расстроена суетой и многими попечениями, с каждой минутой ощущаешь, как из нее выходит гнетущая тяжесть, словно мягким ершиком прочищает тебя изнутри невидимая ласковая рука.
После елеопомазания я поздоровался со знакомым монахом и получил благословение остановиться в гостинице. Несколько иеромонахов приступили к исповеди. Мои друзья подошли к отцу Феодосию, и я присоединился к ним.
Мужичок, которого Алексей назвал праведником, переходил от одной группы исповедников к другой, доставал из котомки листовки и, прежде чем отдать, долго что-то разъяснял. Подошел он и к нам, кивнул Алексею и протянул несколько листов старушке, стоявшей рядом со мной. Я успел разглядеть название: «Старец Паисий». Что-то об ИНН — то ли пророчества, то ли предупреждения...
Когда подошла моя очередь, я нырнул под епитрахиль, решив начать с грехов, а потом рассказать.
о главной причине моего приезда. Но батюшка решил иначе.
— ИНН принял? — спросил он строго и крепко прижался виском к моему лбу. Я растерялся.
— Батюшка, можно я покаюсь в грехах?
— Отвечай на вопрос.
Я почувствовал, как кровь приливает к лицу. Я не был его духовным чадом, и мне хотелось просто исповедаться.
— Чего молчишь? Принял — так иди откуда пришел.
— Значит, если принял, то и исповедоваться нельзя?
— А как ты думал? Здесь православный монастырь. Тут нечего делать тем, кто служит антихристу.
Отец Феодосий снял с моей головы епитрахиль и гневно посмотрел мне в глаза.
— Батюшка, я ИНН не принял.
— Так чего же ты голову морочишь.
— Год назад я по вашему совету написал заявление об отказе от ИНН по религиозным соображениям. А теперь у нас на работе налоговые номера присваивают всем без спроса. Мой духовник сказал, чтобы я не смущался, с работы не уходил и никаких протестов больше не посылал.
— Ну и ступай к своему духовнику!
— Но моя жена по вашему благословению не приняла ИНН и лишилась работы. И что теперь делать?
— Пусть ищет работу, где не требуют ИНН.
— Она теперь ходит дежурить ночной сиделкой без оформления, по договору с родственниками.
