Начиная с Эммануила Канта, философские идеи получили еще более широкое принятие: человек, связанный своим ограниченным восприятием и пониманием, никогда не может приобрести истинное знание о невидимом и вечном. Исторический критицизм еще больше усугубил положение, заявив о том, что нельзя доверять не только вероисповеданию, но и Писанию пророков и апостолов. Таким образом, нам больше негде найти уверенность – ни вне себя, ни внутри себя. Мы можем быть уверены только в том, что мы видим своими собственными глазами и до чего дотрагиваемся руками. Как только вы выходим за эти пределы, то нет ничего, что могло бы авторитетно выступить вперед и потребовать от человека подчинения. Человек – сам себе мера всех невидимых вещей, и мнение одного человека такое же достойное, как и мнение другого. Поэтому давайте будем есть и пить, ибо завтра мы умрем. Или, по крайней мере, пусть каждый ищет спасение своим собственным путем, потому что религия – это личное дело каждого. В этой сфере никто не имеет доступа к истине.
Такая философия неверия распространяется – даже среди тех, кто исповедует Христа – намного быстрее, чем можно представить. И много людей живет с таким умонастроением, сомневаясь и в том и в другом пути, поднимаясь и опускаясь как волны на море, не находя ни радости, ни мира. Часто те, кто называет себя верующими, прячут неуверенность в своем сердце за шумной тревогой о чем угодно. И богословы ничего не делают для того, чтобы проложить путь через лабиринт утверждений и заявлений к познанию вечного. Как мы можем приобрести уверенность веры, столь необходимую для мира в сердце?
4. Путь к уверенности
Важное отличие между наукой и религией заключается в том, что наука удовлетворяется человеческой уверенностью, тогда как религия требует не что иное, как божественную уверенность. Объект веры должен быть надежной, непогрешимой, вечной истиной, чтобы мы могли полагаться на него в жизни и смерти, сейчас и в вечности. Что касается земных вопросов, то мы можем доверять большей или меньшей степени вероятности. Но в религии, которая в самой своей сущности касается вечного спасения человека, абсолютная уверенность – обязательное требование. Ни человеческое слово, ни результаты научных исследований, ни идеалы, сформированные нашим представлением, ни предположения, основывающиеся на человеческом рассуждении, не могут быть основанием нашей надежды, ибо все они ненадежны и подвержены ошибкам. Они не могут поддерживать нашу надежду, и с таким основанием она очень скоро полностью разрушится. Вера – религиозная вера – по сущности своей может находить покой только в слове, Божьем обетовании, исходящем из Его уст и явленном человеку естественно или сверхъестественно.
Поэтому неслучайно все религии апеллируют к откровению. Они могут брать начало в каком-то особом откровении или они могут существовать на основе непрерывного откровения, но они никогда не заявляют о том, что их основание – человеческое исследование, потому что им может быть только божественный авторитет. Этого требует сущность религии. Откровение – это исходная предпосылка, основание, обратная сторона, необходимый коррелят религии. Религия, которая больше не осмеливается высказываться от имени Бога и на основе Его авторитета, теряет свою сущность. Она становится мифологией или философией религии. Кроме этого, она теряет свое влияние на людей, которые всегда ожидают от религии большего, чем просто человеческого мнения. Теология, догматы которой больше не происходят от Deus dixit ("Так говорит Господь"), подорвала свое основание, потеряла устойчивость и вскоре превратится в руины. Единственное основание, на котором может покоиться религия, – это откровение, божественный авторитет.
Безусловно, нельзя отрицать, что религия всегда чрезвычайно злоупотребляла этим авторитетом. Нигде не было столько обмана, в большей или меньшей степени, коварного и жесткого, как в религии. Демагоги использовали божественный авторитет в своих собственных целях. Священники поставили себя глашатаями Божьей воли, чтобы держать людей в рабстве и заставлять их служить для пользы и власти священников. Суеверия, колдовство, предсказание судьбы и много других варварств обвили ствол божественного авторитета как растения-паразиты. Невозможно подсчитать, сколько несправедливых и жестоких действий совершалось во имя религии на протяжении всей истории. Реки крови и слез были пролиты ради великой славы Бога.
Но все это не умаляет того факта, что божественное откровение и божественный авторитет образует основание религии. Скорее, такие действия подтверждают этот принцип; люди убивали друг друга в убеждении, что служат этим Божьему делу и содействуют интересам наивысшего блага. Это еще раз указывает на тот факт, что в отличие от науки и искусства, религия требует божественной уверенности. Человеческая душа находит полный покой только в Боге; только в непогрешимом авторитете она находит полное удовлетворение. Поэтому слово проповедника обладает силой только тогда, когда оно несет Божье Слово. Без этого проповедь не имеет ни влияния, ни силы. Кто, кроме Бога, дает проповеднику право стоять за кафедрой, возвышаясь над людьми, проповедовать о правилах веры и жизни и связывать вечное счастье или скорбь слушателей с принятием или отвержением этих правил?
Научное основание
Если это так, то возникает еще более важный и сложный вопрос: где и как можно найти такой божественный авторитет, который по праву будет требовать нашего признания и подчинения?
Ответ на этот вопрос мы начнем с того, что признаем, что невозможно полностью решить эту дилемму абстрактно. В науке невозможно изолировать доказательство данного суждения так, чтобы все другие противоречащие предпосылки по этой теме остались вне игры. Все доказательства предполагают существование отправной точки, общей для аргументов «за» и «против», то есть основание, признанное обеими сторонами. Невозможно приводить доводы тому, кто отрицает все принципы. И доказательства и предпосылки, на которых они основываются, в разных науках разные. Они отличаются друг от друга в математике и в естествознании, в философских и исторических науках. Они отличаются по своему построению, количеству, силе и степени, в которой они зависят от темы и ее отношения.
Математическое доказательство требует в качестве предпосылки наименьшего, поэтому имеет самую универсальную обоснованность, обладая большой степенью очевидности. Логическое доказательство исходит из намного большего количества исходных предпосылок, что в результате часто не убеждает другую сторону. Историческое доказательство еще сильнее апеллирует к теме; как результат оно часто не имеет силы и во многих случаях не дает ничего, кроме степени вероятности. Но какие бы доказательства ни предоставила наука, они всегда основываются на согласии и логике человеческой природы. Таким образом, в их основании также лежит вера в то, что можно полагаться на человеческие ощущения, обоснованность логических правил, существование познаваемой истины и правдивость Бога. В их основе лежит большое количество метафизических, логических, психологических и нравственных предпосылок, которые уже приняты, самодостаточны, очевидны и недоказуемы, но являются проводниками всех доказательств. Те, кто решит поискать какие-то другие предпосылки для того, чтобы начать сомневаться в них, подорвет основания науки и сделает уверенность невозможной.
Это истинно и для религии. Нет ни одного человека, который бы вырос абсолютно вне религии и нравственных ценностей и который мог бы оставаться нейтральным и непредубежденным по отношению ко всем религиям. Попытка доказать истину любой религии такому абстрактному, бескровному лицу, существующему только в воображении, была бы напрасной тратой времени. С детства каждый человек учится разговаривать на определенном языке, и в этом языке он получает все виды религиозных и нравственных концепций, которые, как правило, он сохраняет до конца своей жизни и которые управляют его мышлением и волей.
Современный метод, пытающийся без предварительной оценки изучать все религии для того, чтобы в конце выбрать одну из них, наталкивается на всевозможные непреодолимые практические и богословские препятствия. Сразу же видно, что невозможно избавиться от всех убеждений и предубеждений, находящихся в сердце с самого рождения и появляющихся до или во время научных исследований. Даже в голове самого радикального неверующего все еще остаются религиозные впечатления детства, которые в определенной степени продолжают влиять на него. И даже преобразование теологических факультетов в факультеты религиоведения не смогло избавить их от влияния римско-католического, лютеранского или реформатского происхождения и среды.
