Слово Божие даёт свободу и греху, и правде. Если всесильное Божие Слово даёт свободу правде, значит, спасение ещё возможно, но в условиях более парадоксальных, по пророчествам отцов, — более великих. Пророчества 4–6 веков говорят: «Что будут делать те, кто придут после нас?» И говорят отцы: «Те, кто придут в конце, будут более великие, чем мы и чем те из наших, которые воскрешали мёртвых». И это именно потому, что условия более тяжёлые. Заметил я из своей жизни, что когда всё идёт хорошо, тебе комфортно и удобно, — но Господь уже не существует для тебя. Всё идёт как по маслу, и значит, разберёмся и без Бога. Когда же условия настолько трагичны, что ничего не остаётся кроме возгласа «Господи!» и отчаянной надежды что, может, Кто-то там, наверху, услышит меня, — тогда начинает проявляться Сила Божия.
Одна православная монахиня из Бейрута рассказывала мне, что во время войны с Саддамом Хусейном, в ночь Пасхи в Бейруте шла война, и не было уверенности, что будет возможно служить. Православные решили служить в ночь Пасхи, хотя в любой момент могли бомбить. Но всё обошлось, и отслужили Пасху в надежде Воскресения и в страхе от возможной бомбёжки. Но никогда она не переживала подобного чувства Воскресения, как в ту ночь. Повторюсь, в самые тяжёлые минуты начинаешь жить более совершенно и чувствовать присутствие Бога, которого, как раньше казалось, не существует.
3. Сегодня телевизор — один из главных элементов нашей жизни и общества. Почти каждый из нас проводит ежедневно у телевизора от нескольких минут до нескольких часов. Как вы посоветуете относиться к ТВ? Как он может повлиять на нашу духовную жизнь, как можно объяснить его устрашающее притягательное действие на людей? Можно ли говорить о магическом эффекте воображения, о проникновении из реального мира в потусторонний?
Да, возможно. И так и есть. В 1955 году, когда я уехал в Англию с матерью, которая, будучи англичанкой, репатриировалась, в Румынии не было телевизоров, лишь слышали о чём-то таком. И когда я увидел их в витринах магазинов в Англии, мать объяснила мне, что это телевизор. Мои первые контакты с телевизором — я пережил действие гипнотической силы. Был период, когда программ было мало и телевизоры были чёрно-белые, и, как говорил наш отец, было только две программы — включить и выключить, в сравнении с богатством, которое у вас сегодня. И в те часы, когда телевизор был мне доступен, не было передач интересных для меня. Всё было очень скучно и утомительно, но глаз оторвать я не мог. И тогда я решил, что у меня никогда в жизни не будет телевизора. Сейчас я понимаю, что, может, это мне Господь вложил тогда, потому что я знал свою слабость.
Не существует наркотика, зависимость от которого можно преодолеть. Тогда у меня появился даже некий святой страх перед телевизором. Конечно, это то, что я бы всем советовал, но я не ставлю себе такой цели. Где заметно это влияние? С тех пор, как телевизор вошёл в свои права, я замечаю, что родители теряют контроль над детьми. Дети более воспитываются тем, что слышат по телевизору, чем тем, что говорят родители, потому что у телевизора живёшь, ты слышишь абстрактные вещи, и побеждает видимое, но в то же время виртуальное переживание.
В нашей Церкви переживание было в службах и молитвах, келейных и общих, в литургии. И это были переживания, там не было зрителей, как в театре, здесь ты сослужитель и сомолитвенник со священником и с остальными, если только правильно переживать эту культуру. Телевизор заменяет все эти вещи и предлагает нам так или иначе виртуальную реальность. Что я имею в виду, говоря «так или иначе»? Это или фильм, который в сущности — представление, виртуальность а не реальность, лишь имитация реальности, или даже это новости или другое… Одно — видеть на экране, другое — быть там. Так что к этому добавлю и компьютер, и весь этот новый мир, который несёт собой вся электроника — виртуальный мир, который всё более и более отрывает нас от реальности.
Это одна из причин, по которой мы не можем переживать молитву и реальность, потому что мы постоянно находимся в своём воображении, в вымыслах, начиная с детства — в разных формах виртуальности. И Господа если не видим, привыкаем Его воспринимать на виртуальном уровне, не верим уже в Него — и это всё является составным первой части слов «держи ум во аде». Я лично всю эту электронику сейчас, после опыта всей жизни нахожу ужасной вещью.
Но очевидно, что все эти вещи являются лишь средством, которое может использоваться и во благо. Надо признать, что есть хорошие программы на телевидении, являющиеся воспитательными, возвышающими, которые в полной мере могли бы использоваться во благо, но реальность нашего мира такова, что они всё же более используются во зло. Здесь даже не знаю, что может быть спасением. Скорее — возвращение к молитве, о которой я говорил вам. Когда видите всё то, что вам предлагается, повторяйте иногда «Господи!», молитесь за заблуждающихся, молитесь, чтобы Господь защитил Вас. Скажу более: любой опыт, который мы получаем через книги, телевидение или наш жизненный опыт, будь он негативный или позитивный, — при нашем приближении к Богу этот опыт может становиться положительным, использоваться во благо (это является составной частью фразы «не отчаивайся»).
И как видите, говоря о Марии Египетской, хотя это часто наблюдалось и в филокалический период Церкви, и до и после него, иногда самые великие грешники, каковыми мы их считаем, становятся самыми великими святыми. Господь всё видит по-другому. Осознание греха, который ими владеет, часто помогает им продвигаться быстрей и обгонять тех, кто взращивает в себе добрые познания. И здесь парадокс: мы не можем проповедовать распущенный образ жизни как путь спасения, но Господь творит таким образом, что и жизнь блудного сына, если он возвращается к Господу, становится спасением.
Думаю, вы все знакомы с евангельской притчей о блудном сыне. Когда блудный сын возвращается домой, раскаявшись, что растратил имение Отца на грехи этого мира, он возвращается обратно к Отцовской любви. Кто теперь может убедить его отвергнуться Отцовской любви? Какой другой грех может обмануть его и увести из дома Отца? У него есть уже этот опыт, и он остаётся уже навсегда с Отцом. Брат же его, который жил с Отцом, — здесь мы видим парадокс — ревнует своего блудного брата, который возвратился, для которого Отец на радостях заколол тучного тельца (Лк. 15:11–32). И вот сын, который жил в чистоте и по правде, подвергается неожиданному искушению: зависти. И говорит: «Ты, Отец, никогда не дал мне даже козлёнка, а для него, который истратил имение твоё, ты заколол тучного тельца». И здесь видим, что блудный сын, покаявшись, уже спасён. В спасении же того, кто жил праведно, ещё нет уверенности. Но опять скажу: путь блудного сына не является самым спасительным и надёжным. Потому что если бы этот путь потерь через покаяние становился бы более верным и надёжным, то из всех святых Матерь Божия являлась бы наименьшей, потому что она жила в наибольшей чистоте и святости, в своей девственности от чрева матери. Т. е. истинный путь — это путь Божьей Матери. Но хочу сказать, что Господь так парадоксально работает в нас, что из опыта нашей жизни видно: часто то, что кажется для нас наихудшим, является делом рук нашего благого Господа. Таким образом и наша жизнь, трагичная как никогда, являет нам обетования большие, чем когда-либо. Желаю, чтобы Господь показал вам через духовников и всеми путями, известными лишь Господу, эту тайну.
А закончу я свой ответ словами, которые имейте всегда как защитный покров от всяких непредвиденных случаев: «Держи ум во аде, но и там не отчаивайся», и, хочется сказать: особенно там.
4. Отче, Вы прекрасно говорили об обожествлении, но наша жизнь духовная настолько серая, исполненная нищеты и грязи, что мы даже не являемся порядочными людьми, не говоря уже об обожествлении. Умом стремимся к идеалам, а жизнь остаётся посредственной. Не потому ли, что христианином быть невозможно, мы принимаем формализм как самый удобный способ, чтобы быть христианином. Каков другой путь?
Отец Софроний часто сетовал о нас, церковных людях, или, как он говорил, Церковь пала до того, что низвела духовность до бездуховной морали. Этим я могу подытожить всё то, что раскрывает нам этот вопрос. Мы должны выйти из этой бездуховности. Духовность — это не моральность. Моральность — это самый первый шаг к нашему покаянию. А что нам предлагает Евангелие в своей Благой Вести? Предлагает Жизнь. И если я раньше говорил, что виртуальная жизнь телевидения намного сильней, чем то, что нам предлагается абстрактно, в словах (одно — когда говорят: ты должен быть вот таким, а телевизор даёт возможность пережить всё по-иному), то мы должны достичь той жизни, в которой вся эта биологическая земная жизнь станет безвкусной для нас. И тогда ясно, что мы всё более и более будем стремиться именно к той жизни. Но как достичь этого уровня? Я не вижу ни одного прямого ответа на этот вопрос, все они будут различны.
