Когда мы ещё не услышали эту великую песню, мы склонны к тому, чтобы жить лишь в ограниченных возможностях; мы видим мир только через популярные мифы, оставленные на нашу долю. Оскудевшие мифы и песни нашей культуры везде предлагаются к продаже: миф материализма и стяжательства, который утверждает, что к счастью ведут мирские блага; миф соревнования и индивидуализма, который создаёт такую значительную изоляцию; миф достижения и успеха, который ведёт к тому, что Джозеф Кэмпбелл называл «взбираться на лестницу только для того, чтобы убедиться, что она опирается не на нужную сторону»; миф молодости, который создаёт культуру вечной незрелости и плакатных образов как модели нашей реальности. Таковы мифы стяжательства и разделения. Повествования нашей культуры рассчитаны на то, чтобы у нас захватывало дыхание, чтобы мы оставались незрелыми, стремились к обладанию, искали совершенного переживания и уловили его на фотоплёнку, – т. е. на то, чтобы мы повторяли одну малую ноту в этой песне.
Всякий раз, когда мы попытаемся закрепиться на каком-то особом состоянии, сохранить какой-то образ или удержать какое-нибудь переживание, пострадают и наша личная жизнь, и профессиональная, и духовная жизнь. Судзуки-роси суммировал всё учение буддизма в трёх простых словах: «Не всегда так». Когда мы пытаемся повторить то, что было в прошлом, мы теряем истинное ощущение жизни как открытости, как расцвета, как раскрытия, как риска. Каждая молекула нашего тела замещается в течение семи лет; а Млечный Путь совершает обороты наподобие чёртова колеса каждые десять миллионов лет. Меняются времена года, а с ними меняется и наше тело. Всё дышит; и в этом дыхании и движении мы все связаны друг с другом. Такая взаимосвязанность предоставляет нам огромные возможности. Духовная жизнь способна раскрыть нас для величественной музыки, звучащей повсюду вокруг нас, – а не всего лишь для той музыки, ограниченной нашими идеями, планами или историями, которая инкапсулирует нас в нашей культуре. В этом мы можем коснуться тайны.
Один коллега и ученик несколько лет занимался глубокой практикой буддизма, получил степень доктора медицины и философии, занимаясь изучением природы ума. Он также потратил целые годы на исследование церемоний виденья с шаманами, развивал практические методики христианской и других мистических традиций. Приняв решение понять великие мировые религии, он начал читать от корки до корки многотомную «Энциклопедию мировых религий» – и в деталях изучил системы главных мировых религий, каждую систему верований тысяч и миллионов людей на протяжении столетий; предмет включал в себя древние религии ацтеков, аборигенов Австралии, зулусов, сибирских шаманов, хасидов, вавилонских магов, синто, десять школ буддизма, дюжину форм христианства, сотни других религий. Каждая из систем содержала мощные учения о добре и зле и о природе человека. В каждой имелась убедительная история сотворения мира, каждая говорила о божествах, о духах, о божественном, о том, как его достичь.
Когда я спросил его, что он усвоил из своего чтения, он с благоговением сказал, что его поразили не религии, а сильно поразил тот свет, который сияет сквозь них. Он понял, что все великие религии – это всего лишь наборы слов и понятий, подобных ширмам, помещённым над великой тайной жизни. Это способы, найденные целыми группами нас, людей, для того, чтобы объяснить, понять и почувствовать безопасность перед лицом безымянной, непознаваемой и вечно меняющейся песни жизни.
Как же мы почитаем эту тайну? В перспективе пробуждения жизнь являет собой игру стереотипов – стереотипов деревьев, движения звёзд, стереотипов времён года и человеческой жизни в любой форме. Каждый из этих стереотипов можно назвать песней или повествованием. Поэтесса Мюриэл Рюкисер сказала: «Вселенная сделана из рассказов, а не из атомов». Эти основные повествования, или стереотипы, универсальные архетипы, в которых нам является вся жизнь, – можно увидеть и услышать, когда мы спокойны, сосредоточенны и пробуждены.
Наша индивидуальная песнь внутри вселенской песни.
Когда наше зрение раскрывается, мы можем задавать необычные вопросы. Какие стереотипы и повествования были даны нам в этой жизни? Какую «индивидуальную» форму мы приняли в этот раз? Какие мифы и повествования унаследовали, каким повествованиям продолжаем следовать перед лицом тайны? Какова наша религия – материализм или марксизм? Оптимистична ли она, или фаталистична, изолирует или объединяет? Какова наша религия – религия доброты или суровой справедливости? Следуем ли мы религии греха и борьбы, страдания и спасенья, или религии благодати? Каков источник искушения в повествовании, которому мы следуем?
Мы принимаем участие в создании своего повествования: мы можем разыгрывать личный миф воина, богини, вечного подростка, великой матери, царя или царицы, хозяина, раба или служителя божественного. Какой повестью оказалась наша жизнь – богатства или нищеты, внутренней или внешней ориентированности? Кто мы такие – жертва, погибшая душа, страдалец, блудный сын, рабочая лошадка, завоеватель, посредник, воспитатель или мудрец?
Во всех этих историях мы выбираем и оказываемся выбранными. Обстоятельства нашей жизни приносят нам определённые, мотивы, задачи, подлежащие выполнению, трудности, с которыми необходимо встретиться, и уроки, подлежащие усвоению. Мы превращаем всё это в своё повествование, в свою песнь. Когда мы внимательно слушаем, мы можем услышать, какую роль избрали, как создали свою личность перед лицом тайны. И всё же нам необходимо задать себе вопрос: разве всё это – мы?
Духовная практика революционна. Она даёт нам возможность выйти за пределы ограничений определённой точки зрения, связанной с нашей отдельной личностью, культурой и религией, и более непосредственно пережить великую тайну, великую музыку жизни.
Цель медитации состоит в том, чтобы раскрыть нас для этого здесь и сейчас. Алан Уоттс так говорит об этом:
«Мы могли бы сказать, что медитация не имеет причины или цели. В этом отношении она не похожа почти ни на одну из других вещей, которые мы делаем, кроме, пожалуй, музыки и танцев. Когда мы занимаемся музыкой, мы делаем это не для того, чтобы достичь некоторого пункта, каким будет конец композиции. Если бы это было целью музыки, тогда очевидно, самый быстрый исполнитель был бы самым лучшим. Также, когда мы танцуем, мы не ставим целью дойти до какого-то отдельного места на полу, как это бывает во время путешествия. Когда мы танцуем, целью оказывается само путешествие, как и во время музыки смысл её – в самом исполнении. И то же самое справедливо в медитации. Медитация есть открытие того факта, что к главному пункту жизни мы всегда приходим в данный момент, сию секунду».
Здесь мы всегда окружены тайной. В основе этой великой песни имеется радость и печаль. Среди гор и долин рождения и смерти мы находим каждый голос и любую возможность. Духовная практика не требует от нас, чтобы мы на первое место в своей жизни ставили какие-то новые верования. В глубине своей она требует от нас пробуждения, непосредственной встречи с жизнью – лицом к лицу. Таким образом наши глаза и уши оказываются открыты. Сеунг Сан, мастер дзэн, посетив в Индии место просветления Будды, написал:
«Однажды великий человек сел под древом боддхи.
Он увидел звезду на востоке, стал просветлённым.
Он полностью доверял своим глазам,
Верил своим ушам, носу, языку, телу и уму.
Небо синее, земля бурая –
И так он был пробуждён к истине
И достиг свободы превыше рождения и смерти».
Буддийская практика предоставляет нам одну из величайших человеческих возможностей – возможность пробуждения. В этом мы должны слушать всю песню, как её слушал Сиддхартха. Мы увидим, каким трудным это может оказаться. Мы встретимся со всеми повествованиями, за которые держались, чтобы охранять себя от страданий жизни. Мы прямо взглянем на повествования горя и страха, на ощущение зажатости «я», которое уклоняется от неизбежных жизненных трудностей и печалей. Мы ощутим пустоту и растерянность при виде отсутствия постоянства в самих себе и во всех вещах. В течение практики некоторое время всё сотворенное может показаться ограниченной и болезненной повестью, в которой жизнь непостоянна, полна страдания и трудно выносима. Мы можем долго устраняться от её болей и злоключений. Но эти перспективы – лишь первая часть нашего пробуждения.
Вторая часть великой повести пробуждения относится не к утратам или боли, а к нахождению гармонии нашей собственной песни внутри великой песни. Мы можем найти мир и свободу перед лицом тайны жизни. В пробуждении к этой гармонии мы откроем сокровище, скрытое в каждой трудности. Сама неустойчивость, скрытая в неизбежном непостоянстве и лишениях жизни, представляет собой огромную силу творческой энергии. В процессе изменений возникает огромное число новых форм, новых рождений, новых возможностей, новых выражений искусства, музыки и жизненных форм; их целые миллионы. И только потому, что всё изменяется, существует такая щедрая и безграничная творческая способность.
