Если кто-то говорит что-то, он ваш враг, а не друг, потому что чтобы он не говорил, это станет блоком в вашем поиске. Вы начнёте думать, что вы знаете ответ, в чём нужда поиска? А ответ заимствован, ответ не ваш.
Если я пью воду, моя жажда утолена.
Если вы пьёте воду, ваша жажда утолена.
И так есть вечные воды жизни. Пейте из них. Никто не может дать вам объяснение — даже ни единого слова — показать направление.
Сеппо не был недобр, он просто говорил ему, «Ты слишком незрелый, ты не понимаешь, что ты спрашиваешь. Ты должен найти это сам. Сначала, выберись из паутины. Прямо сейчас я должен заняться многими делами в моей коммуне. Я настоятель монастыря».
При другом случае, некоторое время спустя, Саншо сказал монаху, «Откуда ты только что пришёл»?
Монах сказал, «Кватс»!
Саншо сказал, «Кватс»!
Монах снова сказал, «Кватс»!
Саншо не мог понять. Он сказал, «Кватс? Ты пришёл из Кватс»?
Монах ответил, «Если ты бьёшь меня вслепую, мне следует говорить Кватс»!
Это будет легко понять, если вы всего лишь на момент посмотрите на научную теорию, откуда произошла вселенная. Это был взрыв: Кватс! — всего лишь огромный взрыв, хаос, и вне этого хаоса медленно стали затвердевать вещи.
Слово «Кватс» ничего ни значит: это просто обозначает взрыв звука. Вот что значит наш «Я-Ху».
Когда вы кричите «Кватс!» — посмотрите, где это бьёт вас. Звук бьёт вас под пупком. Это там, откуда вы приходите. Жизненный центр под вашим пупком, два дюйма под пупком.
Поэтому в Японии — они точно нашли правильный центр, откуда жизнь возникает в вашем теле — когда они хотят совершить самоубийство, они не стреляют себе в голову, они не стреляют себе в сердце, они наносят прокалывающий удар ниже пупка, и без звука, без мучения, человек просто падает мёртвым. Как только нож входит в центр вашего существа, ваша жизнь немедленно покидает тело; это тело больше не используется.
Это упоминается в Японии очень почтительно, потому что пока человек не узнает через медитацию, где точно находится эта точка, он не может совершить самоубийство, проткнув её. Проткнуть эту точку — это как сделать прокол в шине. Воздух выйдет. Протыкая центр вашего существа, существо просто улетает, ища другое лоно, если вы ещё не просветлённый. Если вы просветлённый, оно исчезнет в голубом небе первородного.
Но «Кватс!» — это прекрасный звук. Есть всего несколько звуков, которые не имеют смысла, но имеют безмерное значение.
Когда Саншо сказал снова, «Кватс»!
Монах сказал, «Если ты будешь бить меня вслепую, мне следует говорить Кватс»!
Я всегда исхожу из Кватс, если вы исходите из Кватс.
Это выглядит очень абсурдно окружающим, но не Дзен людям. Дзен имеет собственное многомерное окружение. Очень трудно понять Японию, если вы не понимаете Дзен.
Здесь в терапевтических группах есть проблема. Так много японцев приходят — и многие придут…
Зигмунд Фрейд, и Карл Густав Юнг, и Альфред Адлер, и Ассагиоли, и Фриц Перлис — все психоаналитики Запада знают только Христианство и Иудаизм. Христианство — это всего лишь ответвление Иудаизма, ничего более. Они не понимают ничего о Востоке. Все эти терапии были развиты на Западе.
И так каждый терапевт говорит своим участникам, «Глубоко внутри вы должны ненавидеть вашего отца» — потому что идея Зигмунда Фрейда такова, что каждая девушка конкурирует со своей матерью, она ненавидит мать. Она ревнует, потому что мать обладает отцом. Она хочет обладать отцом. И поэтому каждая девушка ненавидит мать и любит отца, и наоборот: каждый парень любит мать и ненавидит отца. Все эти терапии в основном основаны на отцовской и материнской связи.
Но терапевты приходят ко мне, говоря, «Мы в затруднении. Если вы скажете японцу, что он ненавидит свою мать, он или убьёт себя или он убьёт вас». В Японии, сказав кому-нибудь, что «ты ненавидишь свою мать», вы оскорбите его достоинство. И когда достоинство оскорблено, унижено, есть только два пути: или он убьёт вас, или он убьёт себя. Но оба не могут более существовать вместе.
И поэтому терапевты спрашивают меня, «Что делать? Вся наша терапия — это иудеи и христиане, а с японцами она не работает вообще». Они воспитаны в совсем другой атмосфере, где мать уважаема и любима, где отец уважаем и любим. С самого детства отец и мать убеждают ребёнка идти в монастырь учиться медитации, идти к Дзен монаху и сидеть возле него, впитывая его аромат, его присутствие, «потому что, в конечном счете, вы должны достичь цветения Будды». Это полностью другая ориентация.
Как может парень ненавидеть свою мать, которая говорила ему быть самим собой? «Иди в монастырь. Учись быть центрированным в себе» — и, в конечном счете, также растворить центр, только быть ничем и чистым, полностью пустым. Только в пустоте не собирается пыль, в другом случае, пыль собирается везде.
Отец убеждает ребёнка учиться у мастеров, великих мастеров. Даже императоры посылаются своими отцами, «изучать нечто от твоего внутреннего существа. Если ты не знаешь себя, ты не достоин быть императором. Сначала стань императором самого себя».
Как ты можешь ненавидеть своего отца, который сделал тебя императором самого себя перед тем, как передать тебе в наследие внешнюю империю? Он дал тебе внутреннюю империю.
Дзен безусловно создал потрясающий бунт против всех культур, всех цивилизаций.
Насколько я могу видеть, Дзен собирается выложить путь для новых людей, которые придут, и для нового человечества, которое появится. Вот почему я так много говорю про Дзен. Это не без цели. Я хочу, чтобы вы понимали как можно глубже.
Саншо поднял свой посох, и монах приготовился получить удар.
Можете вы найти где-нибудь ещё в мире, кого-то приготавливающегося, склоняющегося, предлагающего свою голову для удара? Нигде в мире. Или, если вы сильный, вы прыгните на человека, который собирается ударить вас; или, если вы слабый, вы убежите до того, как он ударит вас.
Но это абсолютный Дзен. Монах приготовиться, на коленях, как будь-то собирается молиться, склоняясь, подставляя свою голову — «Ударь меня». Он не сказал этого, но его готовность говорит это: «Если ты ударишь меня… даже удар от мастера — это подарок, дар, который не имеет ценности на базаре, но который имеет ценность в вечности времени».
Саншо сказал, «Ты пойдёшь вниз по склону…Когда я ударю тебя, ты пойдёшь вниз по склону горы. Ты не получишь удовольствия, пока не сбежишь вниз. И помни, не двигайся медленно:
«Ты не получишь удовольствия, пока не сбежишь вниз — с огромной силой, как будь-то ты собираешься куда-то.
«В это время холодный бриз, и прекрасные солнечные лучи, и ваш рывок вниз…Возможно вы сможете понять, что вы не поняли, пока вы были со мной».
Мне вспоминаются мои собственные дни поиска.
Я имел привычку вставать рано, в три часа утра, когда было абсолютно темно и было три или четыре часа до восхода солнца.
Я жил возле прекрасного парка, и там обычно никого не было. Я имел привычку бегать — это огромное удовольствие. Вы вновь олень в темноте, вновь лев в лесу. Некий потрясающий дух появляется в вас.
Один старый Синди имел маленький чайный магазин — то был единственный магазин, на углу сада — для людей, приходящих в дневное время в сад. То был единственный сад, с очень красивыми и старыми деревьями. Он имел хороший бизнес, продавая чай. Он имел привычку спать ночью в маленьком укрытии.
Когда я обычно бегал, много раз он говорил, «Простите меня, сэр. Вы будите меня. Я знаю, что это вы, но я просыпаюсь, потея и дрожа, потому что в это время никто не приходит сюда, а иногда вас слишком много» — потому что иногда я имел привычку бегать задом вперед.
Там было большое поле бамбуков. Они создавали такую большую тень, что в ночь полнолуния дорога была покрыта тенью бамбуков. И поэтому когда я обычно входил в тень, никто не мог видеть меня, и когда я неожиданно выходил из тени, тот старый Синди выпрыгивал из своей кровати.
Он говорил, «Снова? Сколько раз я убеждал себя, что это тот самый молодой человек, очень сумасшедший! Но вы убьёте меня одного дня, моё сердце бьётся так тяжело. Неожиданно кто-то выбегает из тени, который к тому же бежит задом вперёд…!» В Индии есть миф, что призраки бегают задом вперед, это и было беспокойством. «Как распознать, что вы — это действительно вы, а не призрак»?
Одного дня это случилось — было три часа — продавец молока должен был проснуться рано. Он обычно приходил около пяти или шести часов, но, наверно, он плохо спал, возможно, было слишком много москитов, что-то было причиной… Он пришёл рано, и у него было с собой два ведра молока.
Когда я вышел из тени, танцуя задом наперёд, он бросил оба ведра и побежал. И я, думая, что он не понял меня, побежал за ним! Чем больше я бежал, тем быстрее он бежал. Я сказал, «Это странно…»
