Жрецы и жрицы сказали ему… Само упоминание о жрицах подтверждает, что Альмустафа говорит в те золотые, древние дни, когда не было вопроса о том, мужчина ты или женщина; женщина могла стать даже жрицей. Мужчина еще не стал самцом-шовинистом, женщина была еще свободна, имела равные с ним возможности.
Мне вспомнился замечательный исторический факт. В самой древней книге мира, Риг Веде, упоминается женщина — Гарджи. Император страны обычно каждый год устраивал великое собрание всех мудрецов, мужчин и женщин, — обсуждать смысл жизни. И дарил победителю тысячу прекрасных коров: их рога были покрыты чистым золотом, усыпаны бриллиантами.
Яджнавалкья был тогда одним из величайших учителей, но он не был мастером… — редкое явление и в те времена. Гарджи была мистиком и мастером. Ее не интересовала награда. Яджнавалкья и тысячи других прибыли рано утром, и дискуссия началась. Яджнавалкья был так уверен в своей победе, что прибыл… с опозданием — точно как любой политик. Он пришел с пятьюстами учениками, просто чтобы продемонстрировать императору: «Я не прихожу один. Эти другие люди, которые дискутируют, не имеют никаких последователей». Он мог бы быть хорошим шоуменом.
А его уверенность в своей победе показывает его эго. Вы слышали, как Альмустафа говорит: «Как могу я быть уверен в том, что смогу разделить свою истину, свое переживание?» Тот, кто знает, — сомневается. Только идиоты не сомневаются, ведь для сомнения нужен какой-то разум. А в сравнении с главным, ум столь незначителен — какая тут может быть уверенность.
Другой великий пророк, Махавира, любил отвечать на вопрос таким странным способом… каким никто и никогда не отвечал: один вопрос требует одного ответа, а Махавира давал семь ответов, противоречащих друг другу.
Вы спрашиваете его: «Существует ли Бог?»
И его слово было: «Возможно… шайот — может быть».
Это «возможно», это «может быть» не исходит из неведения. Оно исходит из бесконечности слова Бог и незначительности ума, который собирается выразить это. Он может выражать только один аспект за один раз. Поэтому у него была семисложная логика. Аристотель просто ребенок по сравнению с Махавирой, а Аристотель — отец западной логики. Но его логика двусложна — «да» или «нет». А жизнь — это радуга; вы не можете быть настолько уверены, чтобы говорить «да» или «нет». Возможно «да», возможно «нет».
Так что первое, что Махавира обычно говорил: «Возможно, "да". Но подожди, это только один аспект; язык очень беден. Возможно, "нет". Но подожди… возможно, "да" и "нет" одновременно. Но не спеши делать заключение… возможно, "да" и "неопределимое" (ни "да" ни "нет"), возможно, "нет" и "неопределимое". Возможно, "да" и "нет" вместе и "неопределимое"».
Это и есть характеристика человека, который хочет дать вам все возможные аспекты. Бог не может быть заключенным в единственное слово, поэтому он присоединил «неопределимое». Существует и много других аспектов, но я не хочу запутывать вас. Он уже и так запутал!
А Яджнавалкья пришел с такой уверенностью… Было полуденное время, припекало солнце, и разомлевшие коровы стояли перед дворцом. У него была уверенность эрудированной личности, — это был образованный человек, великий ученый. Он сказал одному из своих учеников: «Отведи этих коров в нашу общину. Зачем этим несчастным коровам терпеть жару понапрасну? Насчет победы будь уверен», — он присвоил награду раньше, чем вошел во дворец.
Но следом за ним пришла Гарджи. Она молча просидела все дискуссии, которые тянулись долго, а когда Яджнавалкья победил всех соперников и обратился к императору: «Пожалуйста, прости меня. Вознаграждение — коров — мои ученики давно забрали», — Гарджи встала. Возможно, она бы и не встала, если бы Яджнавалкья не проявил такую идиотскую уверенность в величайших вопросах.
Гарджи сказала: «Подожди. Ты победил всех, потому что все они относятся к твоей категории: эрудированные личности. Все, что ты доказал, не означает, что ты прав; доказано только одно — что ты более учен, более образован, более эрудирован. Однако быть более осведомленным еще не означает знать истину. Я сидела молча, наблюдая… если кто-то утверждает истину, к чему мне высказываться? Но теперь это заходит слишком далеко, я вынуждена дискутировать с тобой».
То были прекрасные дни. Даже женщина могла бросить вызов величайшему ученому страны. Она задала только два или три вопроса, и Яджнавалкья был повержен.
Она спросила: «Ты сказал, Бог создал мир, — почему? Почему ты сказал так? Ты был свидетелем, когда он создавал мир, или нет? В любом случае ты делаешь ошибку. Если ты был свидетелем, значит, мир уже тогда был создан, ведь был ты, а ты — часть мира. А если ты не был свидетелем, то на каком же основании ты…»
Яджнавалкья был потрясен. Те тысячи других ученых тоже были потрясены. Даже император был потрясен. Она права: свидетель необходим; и очевидец необходим. И она сказала: «Только ради дискуссии — даже если я согласна, что Бог создал мир, — я хочу знать: по каким причинам ты веришь в эту гипотезу?»
Яджнавалкья сказал: «Все должно быть созданным. Бог подобен гончару. Эта прекрасная и безбрежная жизнь не может прийти к существованию из ничего — кто-нибудь должен создать ее».
Гарджи сказала: «Допустим. Но ты уже упустил свою победу — верни тех коров».
Яджнавалкья сказал: «Что ты имеешь в виду?»
Она сказала: «Если сущее нуждается в Боге для создания, тогда кто создал Бога? Если это принято за критерий — что все сущее должно быть созданным… Ты говоришь, этому безбрежному существованию нужен создатель. Конечно, создатель должен быть еще безбрежнее, больше, величественней, чем вселенная. Кто же создал его?»
И Яджнавалкья понял суть — теперь стало невозможным избавиться от этой женщины. Потому что Бог создан Богом-два, Бог-два создан Богом-три… но где же это закончится? В конце концов остается вопрос: кто создал Первого Бога? И Гарджи сказала: «Если первый Бог не нуждается в создателе, зачем без нужды навязывать гипотетические идеи? Если Бог может быть безо всякого создателя, почему не может существование быть безо всякого создателя?»
Яджнавалкья сильно разгневался: это было таким поражением, поражением уверенности ученого, что он позабыл всю учтивость и сказал: «Женщина, если ты не остановишься, то скоро увидишь, как твоя голова катится по земле!»
Гарджи сказала: «Это аргумент? Ты полагаешь, что срубив мне голову, ты будешь победителем? Это, безусловно, станет несомненным подтверждением твоего поражения. Ступай, приведи коров назад».
И коров пришлось возвращать — женщине!
А сегодня величайшие из религий не допускают для женщины никакой возможности равенства с мужчиной. Джайнизм говорит, что пока женщина не рождена снова как мужчина, она не может найти истину; только мужчина способен обнаружить истину, он имеет монополию. Даже истина монополизирована. Мусульмане не позволяют женщинам даже показывать миру свои лица. Они не допускают их в свои мечети. Евреи выделяют женщин в отдельную категорию. У них нет равных прав даже на следствии. Индусы не позволяют женщинам читать Веды, Упанишады, — совершится грех.
Халиль Джебран пишет о тех чистых и невинных днях. Вот почему он говорит, — Жрецы и жрицы сказали ему: не дай волнам морским разлучить нас теперь… До сих пор мы совершенно не осознавали, кто ты. Не уходи, не давай морю разлучить нас… и не дай, чтобы годы, которые ты провел среди нас, стали воспоминанием.
Останься с нами, дай нам такие же глаза, как и у тебя. Покажи нам путь, который ты познал, которым ты путешествовал; иначе ты останешься просто воспоминанием, увиденным, словно в сновидении. Нет, не становись просто воспоминанием для нас. Нам будет мучительно, что мы не замечали тебя все эти двенадцать лет. Это будет нестерпимо. Живи с нами, преобразуй нас, ведь мы же видим — все, о чем ты говорил, ты претворил в жизнь.
Это, конечно, самые древние, чистые дни, когда священники не превращались в эксплуататоров человека, когда священники не объявляли себя посредниками между человеком и Богом. Они тоже были искателями, скромными искателями.
Сегодняшние священники — в любой религии — настолько пали, что Папа несколько месяцев тому назад заявил: никто не может исповедоваться Богу непосредственно, он должен исповедоваться священнику, а священник передаст послание Богу. Без священника вы даже не имеете права быть в прямом контакте с сущим!
Нетрудно увидеть в этом бизнес, политику, жажду власти. Ну что за власть у священника, кроме претензии на посредничество, — как будто Бог отправляет свои послания через него? И вы тоже должны направлять свои молитвы, свои исповеди через него. Это и есть весь его бизнес. Он больше не искатель, он стал частью базара.
