Но когда борьба за освобождение закончилась, возник вопрос: кто будет управлять страной? До этого момента темы власти не возникало вообще. Вопрос был в том, как прогнать оккупантов. Он увлекся этим, потому что был очень восприимчивым человеком, ему нравилась идея свободы. Это не имело ничего общего с политикой, он просто полюбил идею свободы — как поэт. Но когда свобода пришла, началась битва за кресло премьер-министра. В ней участвовали такие люди, как Сардар Валлабхаи Патель, который был истинным политиком, имел прочную позицию и был способен на любое преступление. Он совершал их, когда стал заместителем премьер-министра. Даже Джавахарлал не мог остановить его.
Были и другие — в освободительной борьбе присутствовали люди тысячи разных мастей. Джавахарлал был единственным, кто не интересовался ни политикой, ни властью. Именно поэтому Ганди и выбрал его — потому что выбрать человека, который по-настоящему интересовался властью... Борьба такого человека в действительности не была борьбой за свободу, а лишь ступенькой к достижению власти. Все политики были шокированы этим выбором, так как Ганди на должность премьер-министра не принял ни одного из них; а Ганди полностью контролировал индийский менталитет.
Сардар Патель был потрясен, потому что он был очень близок к Ганди, и он, как и Ганди, был из Гуджарата и с полной отдачей служил Ганди всю свою жизнь. И в последний момент Ганди сказал Сардару:
— Отступись. Не борись с Джавахарлалом. Я назначу тебя заместителем, но премьер-министром будет он.
— Но почему? — спросил Патель.
И ответ Ганди был честным:
— Потому что он — единственный, кто не гонится за властью. А вы все передеретесь друг с другом за нее; он один выше вас всех.
Когда Ганди сказал: «Ты будешь премьер-министром», Джавахарлал ответил: «Хорошо». Когда в 1942 году Ганди сказал ему: «Ты будешь второй фигурой в освободительной борьбе» — первой был Виноба Бхаве, — он точно так же сказал: «Хорошо».
Виноба Бхаве до тех времен совершенно не был известен в Индии. Он просто жил в ашраме Ганди. Он делал Ганди массаж, купал его, читал ему писания и, поскольку был обучен санскриту, объяснял ему смысл этих писаний. Но в масштабах страны он был совершенно не известен. И на роль первого солдата освободительной борьбы Ганди выбрал анонимную фигуру — чтобы в случае чего первым в тюрьму отправился именно он; а вторым должен был быть Джавахарлал.
И Джавахарлал не сказал: «Это неуважительно по отношению ко мне. Этого человека никто не знает». Кстати, Джавахарлал никогда не любил Винобу. Джавахарлал был практически человеком Запада; он там воспитывался, получил там образование; он вел западный образ жизни. Фактически, он не был индийцем, за исключением того, что родился в Индии. Он ел мясо — так как он жил и воспитывался в Англии, вопрос о вегетарианстве не стоял. У него были все причины не любить Винобу, но это не создавало особой проблемы, потому что они делали разную работу. Я разговаривал с обоими — и с Винобой, и с Джавахарлалом, — и оба они подтвердили, что недолюбливали друг друга.
К примеру, борода Винобы... Джавахарлалу она не нравилась. Сам он брился дважды в день и считал бороду чем-то неправильным. Он был очень неуживчив, нетерпим: одежда, которую носил Виноба, была «неправильной»; в XX веке ты должен выглядеть как человек XX века. Виноба получил ортодоксальное образование брамина; он учился в Бенаресе, в Санскритском колледже, и жил в традиции санскритского ученого. Он не знал никаких западных наук, западных языков, так что между ними не было ничего общего. И назначить этого человека первым... Джавахарлал должен был почувствовать себя задетым, но его преданность Ганди была настолько бесспорной, что если Ганди выбрал Винобу, то так и должно быть.
Если бы Ганди назначил премьер-министром Сардара Валлабхаи Пателя, Джавахарлал не стал бы спорить или возражать. Он даже предлагал Ганди: «К чему создавать для людей столько проблем? Я могу отойти на задний план, и пусть они выберут, кого хотят. Я в этом не заинтересован, я даже не думал об этом. Я боролся за свободу, и свобода достигнута — теперь я счастлив». Поэтому он не злоупотреблял своим постом. Он был второй фигурой после Ганди, и после его смерти полностью контролировал идеологическую атмосферу Индии.
Но Индира была политиком, прирожденным политиком. Она бросила мужа и забыла о нем — политика была важнее. Вся любовь закончилась, как только встал вопрос выбора между мужем и политикой. А Фероз настаивал: «Или ты живешь со мной, или со своим отцом, премьер-министром. Мне все равно, но так продолжаться больше не может. Весь день ты там, а сюда приходишь всего на пару минут, просто сказать привет — и снова уходишь в дом премьер-министра.
Ты сопровождаешь его в путешествиях, а со мной никуда не ездишь». Он четко дал ей понять, что выбор неизбежен. И Индира просто взяла и уехала. Она сказала: «Выбирать не из чего. Я принадлежу политике, и я занимаюсь ею».
У своего отца она научилась одной вещи: ни один политик не сможет сбросить тебя с поста, если ты неподкупен. Пусть все остальные берут взятки, но ты держи ухо востро и продолжай собирать о них информацию. В этом заключалась вся ее власть; никто не мог ее дискредитировать, ибо она никогда не совершала ничего неправильного — она сама могла дискредитировать кого угодно. Политики — это узаконенные конституцией преступники.
Теперь этот сенатор Боб Смит собирается вышвырнуть меня и мою коммуну из Орегона. Манера, в которой говорят эти люди, эти сенаторы, — это манера фашистов, коммунистов, нацистов. Они ведут разговоры о демократии, свободе слова, правах личности, но вряд ли они относятся к таким людям, как Вашингтон, Джефферсон, Линкольн; они относятся скорее к таким, как Иосиф Сталин, Хрущев, Брежнев. Всех их следует выставить в одну линию.
Но они получают от нас выгоду. Теперь, распространяясь о том, что я назвал всех орегонцев идиотами, этот человек пытается заработать себе популярность. Я совершенно этого не говорил, но теперь с уверенностью могу сказать, что первого идиота я нашел. Он сам это доказал. Теперь я жду второго — ведь в Орегоне два сенатора, и второй должен быть где-то поблизости. Что-то он припозднился... Сенатор Боб Смит выиграл эту гонку.
Мое утверждение настолько просто, что даже ребенок понял бы его. Я сказал, что орегонские идиоты — это отдельный класс идиотов. Как он умудрился в этом предложении услышать, что все жители Орегона — идиоты? Тогда как насчет меня? Что насчет вас всех? Мы все орегонцы и собираемся ими оставаться.
Эти люди могут сказать и сделать все что угодно. Наши санньясины присутствовали на собрании, где он выступал. Он созвал собрание, и два-три наших санньясина были там, но не участвовали — какой смысл участвовать в этом абсурде? Это было настолько бредовое мероприятие, что невозможно представить, как люди продолжают терпеть все это.
В нашей собственности находится небольшой участок земли, принадлежащий федеральным властям. Мы получили лицензию на пятьдесят лет, и, когда мы выкупим эту землю, права перейдут к нам. Это собрание было посвящено обсуждению того, что мы не позволяем людям проходить по государственной земле, — абсолютно ложное обвинение, потому что даже офицеры полиции, патрулирующие федеральную территорию, говорили, что не имеют ничего против и в наших действиях нет ничего противозаконного. К тому же трудно представить кого-то, кому может понадобиться проходить через пустынную холмистую местность.
Поэтому мы никогда и не участвовали в подобных собраниях — за нас это сделали государственные служащие, сказав, что мы не совершаем ничего нелегального и все происходит так, как и должно быть. Но все эти фанатики, невзлюбившие нас с самого момента нашего приезда, присутствовали там и давали против нас показания.
И этот сенатор давал указания своим исполнителям, объясняя, каким образом следует разрушить нашу коммуну, наш город. Он говорил все это в присутствии наших людей: как, используя закон, сделать нашу жизнь здесь невыносимой и заставить нас уехать.
И это демократия, демократичные люди! Те, кто заботятся о нуждах всех людей. Это демократия под названием «для людей». Не знаю, кто эти люди, — определенно не мы.
Каждый из нас рождается в одиночестве и в одиночестве умирает; одиночество — естественное состояние нашего существа. Тогда в чем назначение коммуны?
Назначение коммуны именно в этом: помочь тебе осознать свое полное одиночество.
Семья не позволяет тебе этого. Семья дает тебе ложное убеждение, что у тебя есть мать, есть отец, муж, брат, сестра, что ты не один.
Общество дает тебе идею, что ты член Ротари клуба, Клуба Львов; что ты принадлежишь такой-то церкви, такому-то храму, этой или той общине — что ты не один. Общество снабжает тебя всеми видами толпы, чтобы ты смешался с ней. Ты республиканец, демократ, либерал — ты не один, с тобой все республиканцы.
