Не может быть, — вновь повторил Макс, попытавшись успокоиться. — Нет, нет… Если я думаю, значит, я живой… Наверное, я без сознания или в больнице и это мне все снится.
Ага, а я твой самый лучший кошмар! — усмехнулся Сэнсэй. — Эх, человеки… Оглянись по периметру, спящая красавица! Что ты там бормотал тогда по поводу фактов? Если факты не подтверждают теорию, от них надо избавиться. Ну давай, попробуй теперь избавиться от очевидного.
«Очевидного»?! «Тогда»?! Я что, действительно умер? — запаниковал Макс. — Умер, да?!
Ой, Макс, я понимаю, что каждый имеет право на глупость. Но нужно же пользоваться ею умеренно.
Нет, я что, действительно умер?! Умер?!
Да что ты заладил «умер, умер»!.. По крайней мере, я тебя вижу в теле, — с улыбкой промолвил Сэнсэй.
В теле?
Макс перепугано стал разглядывать свое тело, ощупывая его детскими ручками, как будто не веря самому себе.
— Но… это же… это же не я…
Когда он добрался до нижней части туловища, глаза его еще больше округлились. Он перепуганно посмотрел вниз, потом на Сэнсэя и полушепотом, словно под страшным секретом, сообщил ошеломившую его новость:
— Оно же… оно же… женское!
Сэнсэй не удержался, глядя на его лицо, и расхохотался.
А ты что хотел? Что заслужил!
Что заслужил?!
Ужасу Макса не было предела. Он всегда считал женщин низшими созданиями, которые сотворены исключительно для обслуживания и удовлетворения его мужской персоны. «Заслужил… заслужил… заслужил…», — пронеслось вихрем в его голове, увлекая сознание в неведомый стремительный круговорот. После яркой вспышки Макс снова ощутил себя в родном теле. Он стоял в спортзале, в толпе, окружающей Учителя.
Каждый получает то, что заслуживает, — ответил Сэнсэй на очередной вопрос Макса. — Если ты не изменился внутренне при жизни к лучшему и не доказал Богу, что ты — Человек, а не животное, то, соответственно, и получаешь участь животного, только еще в более худших условиях. Как говорится, каковы твои деяния, таковы и Божьи воздаяния.
Но человек может покаяться, я знаю, ну вроде как перед смертью, и будет прощен. Считается, что Бог всепрощающий.
Знаешь, есть такая хорошая русская пословица: «И в раскаянье проку мало, если раскаянье опоздало». Да, Бог всепрощающий. Но если ты собираешься откладывать Бога на неопределенное «потом», удовлетворяя свою животную прихоть, и придешь к Нему с пустой корзиной, на дне которой будет валяться твое жалкое раскаяние, то будь уверен — и Бог отложит тебя на неопределенное «потом».
Нет, ну почему же я буду откладывать на неопределенное «потом»? Вот, традиционно к старости…
К старости? А ты уверен, что доживешь до нее? С чего ты взял, что будешь знать, когда наступит твой последний день? Ведь смерть тебя не спросит, придет да скосит. И на что тебя хватит? Осмыслить, насколько глупо и никчемно потратил отведенное тебе время, так и не совершив главного, ради чего ты пришел в эту жизнь?!
Да, — пробасил стоящий рядом Володя, командир подразделения спецназа. — Перед смертью не надышишься, а после — поздно думать о враче.
— Совершенно верно, — подтвердил Сэнсэй.
Макс не нашелся, что ответить. Возникла долгая пауза.
Все-таки обидно, что человеческий век столь короток, — заметил Андрей, друг Макса. — Вон, какое-то дурацкое дерево секвойя живет до четырех тысяч лет. А ты и сотку с трудом натягиваешь!
Ну почему же дурацкое дерево? — произнес Сэнсэй. — Вполне прекрасное и полезное. А насчет скоротечности жизни… Люди и так не в меру ленивы, а если им отпустить гораздо больше времени, они вообще утонут в материи.
Вы правы, — задумчиво произнес полненький мужчина лет пятидесяти, один из слушателей беседы. Ребята за глаза называли его «Вареник», так как его лицо с пухлой, выпяченной нижней губой чем-то напоминало этот продукт. — Осознание кратковременности жизни и неизбежности смерти заставляет человека ценить жизнь и использовать время плодотворно.
Смерть точно подводит своеобразный итог прожитого, — промолвил Володя.
И побуждающее действует на живущих, — добавил «Вареник».
Совершенно верно, — вновь подтвердил Сэнсэй. — Осознание неизбежной тленности своего тела заставляет искать ответы на вопросы о вечности, заставляет шевелиться в духовном развитии и изменяться внутренне. Для того смерть и дана человеку, чтобы, помня об ее неминуемости, он научился понимать свою сущность, научился преобразовывать себя и свою природу, ценить отведенное ему время для духовного созревания. Смерть — это своего рода дверь в настоящую реальность. И общий итог прожитого подводится именно по накопленным духовным богатствам человека. То, что ты насобираешь здесь за жизнь, такая реальность ожидает тебя за дверью.
Да, но почему в нас так крепко сидит стремление обеспечить себе будущее, точно мы собираемся жить вечно? — спросил «Вареник».
Потому что, по большому счету, эти стремления идут из глубины подсознания. Они исходят из самой души. А душа всегда стремится соединиться с Богом, то есть обеспечить себе долгожданное будущее, а не мыкаться в мгновеньях по разным телам. Но наша материя через разум человека все время пытается поставить это глубинное стремление на собственную службу, службу Эго. Оттого человек почти никогда не бывает удовлетворен тем, чего достигает внешне в жизни. Ибо истинные сокровища для обеспечения будущего — духовные, а не материальные.
Даже как-то не верится, что все мы когда-то умрем, — промолвил парень, стоящий за Максом.
Почему когда-то? Никто не ведает, что с ним может случиться через минуту. Но разве вопрос в нитях судьбы? Вопрос в том, с каким багажом мы предстанем перед реальностью. Людей тянет к вечной жизни, поскольку в них самих заключена частичка вечности. Но разум со своим животным началом эту внутреннюю тягу перелопачивает на свой манер — к вечной жизни в теле, естественно на Земле, поскольку другая реальность, кроме этого пространства, животному началу неизвестна, да и неприемлема…
Уж как только люди не наловчились сами себя обманывать! Многие думают: «Зачем в духовном упражняться, молитвами, медитациями заниматься, мысль под строгим контролем держать, да и хоть просто возлюбить ближнего? Жизнь на это потрачу. А вдруг она дается только один раз? Вдруг после смерти — лишь гроб и земля сырая, в которой истлеешь сам, и гроб в труху превратится».
Некоторые из присутствующих, в том числе и Макс, того не замечая, одновременно потупили взоры. Видно, сказанное Сэнсэем явно совпадало с их мыслями.
— Не правда ли, самый крутой довод животного начала, чтобы подавить в разуме всплески души и усилить тягу к миру материи?! Другие же люди просто стараются не думать о смерти. Пытаются уйти от этой свербящей, тревожащей мысли по методу страуса — спрятал голову в песок и кажется, опасности нет. Глупости все это! Почитайте житие святых. Возьмите хотя бы Серафима Саровского. Он гроб у себя в келье держал, чтобы перед глазами было постоянное напоминание о смертности тела. Святые люди не витали в иллюзиях относительно мирского будущего. Их жизнь была — сегодняшний день. Они всегда ожидали, что именно сегодня предстанут перед Судом Всевышнего, потому и старались на духовной стезе, потому и результаты имели по пробуждению «силы Любви». А отсюда и их чудеса проистекали, излечения людей как духовные, так и телесные… Основная же масса оставляет дела свои духовные на «завтра», даже не задумываясь, что для них это «завтра» может никогда не наступить… Вся печаль, что каждый в свой час понимает безвозвратность ушедших ценных мгновений, да поздно становится, слишком поздно…
* * *
«Слишком поздно, слишком поздно…», — отдавалось эхом в голове у Макса. Перед внутренним взором мелькали картины прошлой жизни. Какие-то яркие моменты наиболее потрясающих эмоциональных впечатлений вперемешку с его мыслями, а также различными образами бывших друзей, родных и близких. В некоторых местах картинки замедлялись. И в большинстве случаев это было связано именно с Сэнсэем. Макс словно раздвоился, заново переживая данные мгновения. Теперь он уже смотрел на эти события совершенно под другим углом зрения. И если в той жизни Макс оценивал происходящее со стороны своего материального бытия, то сейчас именно с позиции своей души…
* * *
Макс попал на тренировки Сэнсэя можно сказать случайно. Просто он так много о нем уже слышал, что решил вместе со своим другом посетить эту секцию по восточным единоборствам, уже ставшую в их городе легендарной. Пришли, посмотрели да так и остались. И если друга больше тянуло к боевому искусству, то Макса занимала необычная философия самого Сэнсэя. Макс был достаточно эрудирован, начитан и философски подкован, сказывались профессорские корни его семьи. Поэтому в лице Сэнсэя он нашел действительно достойного себе собеседника и оппонента для своих догм.
