Речь Свами неожиданно стала очень личной. Это уже была не просто официальная лекция. Он говорил о своей собственной жизни. Слушателям стало ясно, что перед ними стоит человек, совершивший переворот — переворот в собственном сознании — и ставший путником, проделавшим путешествие из одной культуры в другую. Все забыли про индуизм — лишь его личность теперь интересовала аудиторию, и вопросы были теперь почти все личного порядка. Среди прочего он рассказал, что вырос в Гамбурге, что был он обычным мальчиком и целью его жизни была музыка, и что он хотел изменить общество, подобно многим его сверстникам. И тут я вспомнил его!
После лекции у нас состоялся разговор. Вначале я еще не был до конца уверен и спросил его, не был ли он году этак в 1969-м на концерте «Роллинг Стоунз» в Эрнст-Марк-Халле и вместо того, чтобы заплатить за билет, карабкался через забор. Он задумался, затем внимательно на меня посмотрел и вдруг оглушительно рассмеялся. Мы сошли во двор, уселись на скамейку, и он стал рассказывать мне о своей жизни. В 16 лет он стал монахом, поскольку пришел к убеждению, что для того, чтобы в жизни людей что-либо изменилось, им вначале нужно изменить свое сознание. И начинать нужно с самого себя. Все это время он занимался переводом на немецкий древних ведических писаний (священных книг Индии), помогал организовывать общины и центры, а сейчас пытается давать духовное знание другим, проводя общественные мероприятия и читая лекции в школах и университетах.
В конце он спросил меня, нет ли и у меня интереса к духовному знанию. Я сказал ему, что в этой области для меня существуют только личные, то есть субъективные, впечатления. Говорить здесь о знании в объективном смысле не представляется возможным. Я и сейчас придерживаюсь этой точки зрения, которую мой незаурядный друг все время ставит под сомнение.
В третий раз я увидел Свами... по телевизору! Поскольку моя жена американка, мы часто смотрим Си-эн-эн — американский канал новостей. Однажды вечером передавали большой концерт из Москвы. Вдруг крупным планом показали Шачинандану Свами. Затем камера отъехала от него, и мы увидели огромный зал, полный танцующих людей. Диктор рассказывал о том, что после открытия границ Россия переживает многостороннее религиозное возрождение. В стране, где совсем недавно господствовала идеология коммунизма и атеизма, интерес к индийской духовной культуре весьма впечатляет. Этот сенсационный спектакль и концерт в Москве, организованный Движением Харе Кришна, — яркое доказательство того, что жажда духовной жизни в России стала много сильнее, чем когда-либо до этого.
В этом репортаже мое внимание прежде всего было приковано к моему другу. Вот он очень сосредоточенно проводит церемонию поклонения. Всякий раз, когда он поворачивается к аудитории (и соответственно к камере), можно видеть, как он взволнован происходящим. Мне даже показалось, что один раз я увидел в его глазах слезы. Наверное, ему радостно присутствовать на таком событии в стране, которая была наглухо закрыта для всех видов духовности, а теперь с восторгом приветствует его духовную культуру. Я никогда не говорил с ним об этом, но уверен, что для него это было доказательством универсальности ведической традиции, традиции, чьим сторонником он был и является теперь.
Я часто задаюсь вопросом, а счастлив ли мой уникальный друг, этот противоречивый клубок искрящейся человечности, незакомплексованной мысли и глубокой духовности. Если я вообще могу судить об этом, то должен сказать «да», — по крайней мере, исходя из его собственного определения счастья. Конечно, его духовность и он сам были — и будут еще не раз — объектами нападок со стороны тех, кто называет себя ревнителями веры, — всех этих охотников на секты и политиков. Но это обычное положение дел для тех, кто живет не как большинство. В социологии, в рамках которой я провожу свои научные исследования, известно множество (во всех областях человеческой жизни) ужасающих примеров нашей с вами нетерпимости. Впрочем, для людей, выбравших духовный путь, здесь нет ничего нового. Они понимают, на что идут.
Вместе с тем у меня такое впечатление, что Свами живет в каком-то «конфликте» (с этого слова он начинает свои записи). Именно это он и хотел донести до меня — как я сейчас только понимаю — в лесной чаще Гунсрюка, в маленьком домике рядом с храмом, в его рабочем кабинете, куда меня тут же провел секретарь, несмотря на то, что перед дверью была большая очередь. Шачинандана Свами разговаривал по-английски с кем-то по телефону. Он дружески кивнул мне и знаком попросил садиться. Закрыв трубку рукой, он шепнул мне:
Я сейчас разговариваю с Индией. Есть фантастический план!
Пока он разговаривал, я осмотрел комнату: красочные полотна с изображениями Радхи и Кришны на стенах; одна из стен полностью занята книжной полкой, сделанной из отменного дерева, в середине которой теплый свет свечей освещает алтарь. В комнате был даже камин, в котором еще танцевали языки пламени и тлели угли.
Наконец Шачинандана Свами положил трубку и посмотрел на меня:
Сегодня ты увидишь мою жизнь изнутри. Посиди здесь тихонько в углу и, пожалуйста, не говори никому о том, что сейчас услышишь. Для твоих социологических исследований это будет интересная тема: что беспокоит людей, ищущих духовное.
И тогда стали один за другим входить и выходить все те, кто ждал у дверей, и казалось, конца и края не будет этим посетителям. Некоторые из них были его учениками и ученицами, другие просто пришли за советом. Там был даже один журналист, которому нужно было интервью для газеты, а также семьи в полном составе и два общественных деятеля, чьи имена были мне известны из телевизионных передач.
Некоторые задавали вопросы, на которые, по моему мнению, могли бы ответить сами. У других были серьезные проблемы, и Свами их внимательно выслушивал. Для всех у него было время, для каждого было полезное слово или духовный совет. Некоторые покидали этот маленький домик с поручениями от Свами, другие — с готовыми решениями своих проблем.
Около полуночи прием прекратился, и секретарь объявил оставшимся посетителям, что завтра после утренней лекции Шачинандана Свами продолжит прием.
Когда все ушли, Шачинандана Свами спросил меня с усталой улыбкой:
Ну, что ты думаешь о жизни своего друга с другой планеты? Наверное, это отнимает много сил, — несколько неуверенным голосом отвечал я. — Столько людей...Дело не только в том, сколько это отнимает сил. Это еще и огромная ответственность. Большинство этих людей принимает мои слова как абсолютную истину. По ним они будут строить свою жизнь. И для меня дело осложняется еще и тем, что, видя меня в том свете, в каком Веды представляют садху, никто из них ничего не знает о моем характере и моей внутренней жизни.
И, с очень печальным лицом, он продолжал:
Мне часто приходится говорить лишь общие фразы, потому что многим людям не хватает внутренней честности, которая позволила бы им общаться на более глубоком уровне. Духовная жизнь всегда индивидуальна и личностна, и ищущий может научиться ей только на этом уровне. Многие люди живут словно в стручках: они стараются лишь для самих себя, а если и помогают кому-то, то думают, что этим делают человеку одолжение. Они живут за фасадом, который скрывает их собственное «я». Над этим личностным фасадом надстроено еще множество фасадов: фасад образования, фасад положения в обществе, политический фасад. Подобно тому как сердцевина луковицы окружена многими слоями, жизнь людей протекает на различных уровнях. И пока мы не прорвемся к своей сердцевине, эти фасады так и останутся всего лишь бесполезными оболочками, кожурой вокруг нашего «я» и нашей истинной жизни. Лишь тот может познать себя — и познать Бога, — кто не держится более за эту кожуру.
Читая записи Шачинанданы Свами, я часто вспоминал эти его слова. Тогда я еще не мог знать, что он говорил прежде всего о самом себе. Я думаю, ему удалось показать на своем примере, как можно разрешить сомнительность человеческого бытия, — и показал он это, как мне кажется, с непревзойденным мастерством. Шачинандана Свами — такой человек, который не позволяет порабощать себя удобствам жизни, зачастую на поверку приносящим лишь беды. Для тех из нас, кто не удовлетворен хожеными путями, кто всегда, подобно ему, готов вступить на пути неизведанные, эти записи о путешествии, которое он совершил вскоре после нашей встречи в Гунсрюке, будут представлять большой интерес. В конце концов, любое начинание, любое развитие подразумевает прощание со старым, привычным. В приведенном ниже стихотворении Гессе «Ступени» эта мысль выражена особенно ярко.
СТУПЕНИ
Цветок увянет, старости морщины
Заменят юность — вот судьбы законы;
И то, что мудростью казалось, станет глупым,
