Случилось так, что мулла Насреддин был избран мировым судьей. Так нужно было сделать, поскольку существуют непослушные люди. Если они очень и очень непослушны, вы посылаете их за границу как послов. Если же они просто обычно непослушны, вы делаете их мировыми судьями. Им нужно дать что-нибудь делать, чтобы они не смогли оказать слишком большого непослушания. Мулла Насреддин — непослушный человек, но не слишком. Если мне дозволено будет сказать, очень маленькая ОВП (Очень Важная Персона), — не большая шишка, а так, местная шишка.
Итак, они сделали его мировым судьей. Он сделал свою гостиную залом суда, нанял клерка и стражника, встал рано утром и ждал, ждал, но никто к нему не обращался. К вечеру он совсем упал духом и сказал клерку: "Ни единого дела! Ни убийства, ни ограбления, ни одного преступления. Если все будет продолжаться подобным образом, тогда это будет очень изматывающей работой. Я был так настроен, но нет даже дорожных происшествий, никто не обратился ко мне".
Клерк сказал: "Не печалься, мулла, просто верь человеческой природе. Раньше или позже что-то должно произойти. Я продолжаю верить человеческой природе".
О какой человеческой природе говорит этот клерк? Он говорит, что он еще верит, — что-то должно произойти. И вы просто ждете, что что-то произойдет.
Ваши суды, ваши судьи, ваши правительства зависят от вас, от вашей природы. Вся ваша нелепица происходит из-за вас, а в основе из-за того, что вы всегда готовы драться. Если общество становится все более и более естественным, правительство исчезает. Это болезнь. Суды тоже исчезнут, это недобрые знаки. Полицейский есть, поскольку есть преступник, и вся структура сущестует из-за одного — из-за того, что вы всегда готовы драться, готовы воспламениться. Правительство, суд, магистрат существуют из-за вашего эго.
Он сказал; "Еще нет. Он вспыхивает, когда слышит клич другой птицы". Еще через 10 дней: "Еще нет, у него все еще гневный взгляд, и он топорщат свои перья!"
Он рос, становился молчаливым, становился все более возмужалым, но еще не до конца. Он еще сохранил этот гневный взгляд и топорщил свои перья. Глубоко внутри, в бессознательном он остается готовым к бою. На поверхности он стал холодным и спокойным, но если мимо проходит петух, он по-прежнему гневно смотрит на него. Теперь это уже не сознательно, а бессознательно, но он растет, движется. Теперь борьба выброшена из его сознательного ума, но из бессознательного еще нет.
Снова прошло 10 дней. Тренер сказал: "Теперь он почти готов". Еще не совсем, но почти готов. "Когда кричит другой петух, он и глазом не моргнет. Он стоит неподвижно, как петух из дерева. Он — готовый боец. Другие птицы лишь глянут на него, — и убегут".
Ему нет нужды драться. Когда боец готов, драться нет нужды. Когда есть истинный воин, бесстрашный, что за нужда драться? Самого его присутствия достаточно — другие птицы бегут. И это произошло: эту птицу пустили в бой — и он просто там стоял. Другие птицы пришли с большой храбростью, они выступили из круга, они были преисполнены эго, высокомерия и самоуверенности, но потом они увидели эту птицу. Она выглядела необычно, вообще не от мира сего. Она стояла, словно Будда. Они пробовали его разгневать, но он даже глазом не моргнул. Они прыгали, они кричали, но без всякого результата. Тогда они задрожали: эта птица неестественна, эта птица — чужак, он не принадлежит к нам. Они просто получили послание: эта птица была ни храброй, ни трусливой. Она была просто бесстрашной, а когда есть бесстрашное существо, другие должны бежать.
Та же тренировка и для воинов дзен, и для самураев та же самая: он должен драться, но без гнева. Это кажется трудным, так как вы даже любите с гневом, а он должен драться без гнева.
Есть такая суфийская история. Это случилось во время Омара, великого исламского халифа. Он боролся со своим врагом в течение 30 лет. Враг был очень силен, и битва продолжалась, всю жизнь война. В конце концов случилось однажды так. что настал благоприятный случай: враг упал со своего коня, и Омар прыгнул на него со своим копьем. Всего лишь за секунду копье могло пронзить сердце врага — и все было бы кончено, но в этот крохотный промежуток времени враг сделал одну вещь: он плюнул Омару в лицу — и копье остановилось.
Омар коснулся своего лица, поднялся и сказал врагу: "Завтра мы начнем сначала". Враг был в замешательстве. Он спросил: "В чем дело? Я ждал этого момента 30 лет, я ждал, надеясь, что когда-нибудь я приставлю копье к твоей груди — и все будет кончено. Такое везение так и не пришло ко мне, но оно пришло к тебе. Ты мог бы покончить со мной в один миг. Что случилось с тобой?"
Омар сказал: "Это была не обычная война. Я дал обет, суфийский обет, что буду сражаться без гнева. В течение 30 лет я сражался без гнева, но теперь гнев пришел. Когда ты плюнул, я лишь на миг почувствовал гнев, и все это стало личным. Я хотел тебя убить, в это вошло эго. До этого момента, в течение 30 лет, вообще не было никакой проблемы, — мы сражались по некой причине. Ты был не мой враг, это никоим образом не было личным. Я никоим образом не был заинтересован в том, чтобы убить тебя, — я просто хотел выиграть дело. Но сейчас, на миг, я забыл о причине: ты стал моим врагом, и я хотел тебя убить. Вот почему я не могу убить тебя. Итак, завтра мы начнем снова".
Но битва так и не началась снова, так как враг стал другом. Он сказал: "Теперь научи меня. Будь моим мастером и позволь мне быть твоим учеником. Я тоже хочу драться без гнева".
Вот весь секрет: драться без эго, а если вы можете драться без гнева, тогда вы способны делать без эго все, так как битва — это высшая точка эго. Если вы можете делать это, тогда вы можете делать что угодно. Но сейчас вы не можете даже любить без эго.
Итак, в этом тренировка самурая, воина дзена — драться без гнева, без эго, как тот петух. Теперь он почти готов, но помните слово: "почти готов". Почему не совсем? Потому что Дао говорит: совершенства в этом мире нет, — лишь близкое к совершенству. В тот миг, когда вы совершенны, вы исчезаете. Совершенства не существует в материи, в материальном. Материя, сама по себе, придает немного несовершенства. Вы не можете быть в теле и совершенным, темного всегда будет теряться, и то немногое, что теряется, — это связующее звено.
Вот почему вы можете быть в теле. Если вы совершенны, вы исчезаете. Вы умираете, но совершенный человек никогда не умирает, он просто исчезает. Вы разрушаетесь, но совершенный человек исчезает.
Разрушение означает прибытие. Разрушение означает, что прибытие произойдет немедленно, так как разрушение лишь часть, начало прибытия. Прибытие — начало разрушения: вы исчезаете из этого мира, чтобы вновь прибыть в него. Совершенный человек просто исчезает, так как он настолько совершенен, что материя не может удержать его; он настолько совершенен, что тело не может его содержать; он настолько совершенен, что в этом несовершенном мире он не может иметь никакой формы, он становится бесформенным.
Вот почему тренер сказал: "Теперь он почти готов". И вы не сможете вообразить, как он может быть готов еще больше, — это кажется окончательным. "Когде кричит другая птица, он и глазом не моргнет" — куда еще больше совершенства? "Он стоит неподвижно, подобно петуху из дерева" — какое еще совершенство возможно? "Он — готовый боец. Другие птицы только глянут на него — и убегут".
Какое еще совершенство возможно? Оно возможно. Поскольку он может стоять недвижимо, словно петух из дерева; его глаза могут не двигаться, даже не моргнут; другие птицы могут убежать, и он выиграет битву, но он все еще есть! Вот почему он не совершенен — он все еще есть. И все, что он делает, делается через усилие. Вот почему он не совершенен. Его тренировали делать это. и теперь он готов.
Он будет представляться, но глубоко внутри он — старый петух. Слабое дрожание будет присутствовать. Его нельзя отметить, никто не смог бы его отметить, снаружи он — совершенный святой, но внутри он остается старым петухом: глубоко внутри, в центре, он — тот же самый. И в этом проблема. Вы можете практиковать религию, вы можете практиковать ее настолько, что станете почти совершенны, но почти совершенный остается несовершенным, а вы должны быть абсолютно совершенны. Что такое абсолютное совершенство? Когда тренировка, усилие отброшены.
"Легкое — правильно", а этот петух остается с усилием, он его совершает. Он неподвижен, но глубоко внутри это не недеяние — он это делает: он был тренирован, обучен.
Религия — это не дисциплина, это не нечто, что практикуют. Это нечто, во что впитываются, чему позволяют произойти. Это нечто, что не принуждают. Вы не начинаете снаружи и не принуждаете это. Вы должны помочь этому изнутри и дать ему литься, излиться наружу. Это должно быть самопроизвольным.
Так что же делать? Если вы ждете самопроизвольного, это похоже, не пройдет. Если вы проецируете, вы можете стать лишь как этот петух; хороший для битвы, хороший для других, но для себя вы останетесь старым. Вот что случилось со многими так называемыми святыми! Вы идете к ним — их святость остается с усилием. Они ее поддерживают. А когда вы что-то поддерживаете, оно не аутентично, так как противное, противоположное, по-прежнему лежит где-то в бессознательном. Оно может проявиться в любой момент — и если вы расслабитесь, оно проявится.
