Но пик не может существовать без долины; и Бог не может существовать без мира; и день не может существовать без ночи; и жизнь невозможно представить без смерти.
Очень трудно это понять, то, что Бог — это постоянное возвращение, человек — постоянный уход, человек — постоянное отречение, санньяса, а Бог — постоянное возвращение в мир, празднование.
Есть правда ухода, и есть правда возвращения. По отдельности обе они половинчаты и частичны; вместе они становятся правдой, целостной правдой.
Религия — это уход, но тогда это половина. Религии также следует быть возвращением, тогда она целостна. Религии следует учить вас, как снова возвратиться, потому что где-то между долиной и пиком встречаются Бог и человек. Если вы обходите Бога стороной... а на то есть все шансы, поскольку, если вы идете на холм, а он спускается с холма, вы даже не посмотрите на него. В ваших глазах может быть даже осуждение. Как же может быть Богом тот, кто идет назад в долину? Вы можете даже смотреть на него глазами с выражением «святее тебя».
Запомните это: Когда бы Бог ни встретил вас, вы увидите его возвращающимся в мир; а вы покидаете мир. Вот почему ваши так называемые Махатмы, ваши так называемые святые никогда не пришли к пониманию Бога. Они все время говорят о мертвой концепции Бога, но они никогда не знают, что такое Бог, ведь они всегда упускают его. Где-то на пути вы встретите его, но ваши чувства даже не обратятся к нему. Он будет выглядеть словно грешник; он возвращается в мир.
Но если они достигнут вершины, они застанут ее пустой. Мир слишком полон; вершина слишком пуста. Они даже не найдут там Бога, потому что он всегда возвращается. Он всегда приходит, он всегда творит. Он никогда не закончен. Мироздание — это бесконечный процесс. Бог — это не нечто объективно существующее. Он — процесс, процесс возвращения.
Если вы сможете встретить его на пути и сможете узнать его, только тогда есть такая возможность. Тогда вы отбросите идею подъема на пик... вы начнете возвращаться. Те великие, которые поняли, первые предприняли уход, а затем они вернулись в мир, назад в мирское, со всей их медитацией в пышном цветении. Но они вернулись в мир. Они поняли суть. Он поняли суть цельности, святости. Они поняли суть: внешнее и внутреннее — это не две вещи, и творение и творец — не два, и материя и сознание — не два, святой и светский — это не два. Они — одно. В них исчезла вся двойственность. Это то, что я называю адвайта, недвойственность — настоящее послание Веданты, настоящее послание йоги.
Очень естественно пресытиться миром. Очень естественно искать свободу, ничего особенного.
Дело было так:
Мулла Насреддин отмечал двадцать пятую годовщину своей свадьбы, и он закатил хорошую пирушку для всех своих друзей. Меня он тоже пригласил. Но хозяин куда-то пропал. Наконец я отыскал его в библиотеке, где он пил бренди, уставившись в камин.
— Мулла, — позвал я, — тебе бы праздновать вместе с гостями. Почему же ты печален, и что ты здесь делаешь?
— Почему я печален? — отозвался он и объяснил, — когда я был женат пять лет, я решил убить жену. Я пошел к юристу и сказал ему, что собираюсь сделать. Он ответил, что если я так поступлю, я получу двадцать лет тюрьмы.
— Ты только подумай, — заключил Мулла, — сегодня вечером меня бы освободили.
Это очень естественно. Мир слишком полон неприятностей. Он создает так много страхов; он создает так много заточений. Искать свободу, просить о ней естественно, ничего особенного. Это становится особенным, когда вы уже поняли, когда вы спускаетесь с вершины в долину, танцуя по-новому, с новой песней на устах, с совершенно новым бытием — когда вы приходите абсолютно чистыми в мир нечистоты, не боясь, поскольку теперь вас не испортить.
Когда вы возвращаетесь в тюрьму сами по себе, добровольно, когда вы приходите в тюрьму как свободный человек и вы принимаете тюрьму (назад в свою камеру), теперь это больше не тюрьма, потому что свободу нельзя заточить. Можно заточить лишь раба. Свободного человека заточить невозможно — он может жить в тюрьме и быть свободным. И пока ваша свобода не настолько сильна, она немногого стоит.
Теперь сутры.
Самадхи — слово, весьма трудно переводимое на английский язык; нет таких параллелей. Но вот в греческом языке существует параллельное слово; это слово атараксия. Греческое слово означает тихий, спокойный, глубокого наполненный внутри. Вот значение самадхи: настолько удовлетворенный, настолько глубоко удовлетворенный, что теперь ничто не выводит из душевного равновесия, теперь ничто не приводит в смятение. Настолько глубоко в гармонии с существованием — это как искупление и примирение, — что теперь нет проблем. Нет другого, кто может растревожить; другой исчез. Другой исчезает вместе с вашими мыслями. Мысли — это другой. В промежутках — самадхи, атараксия. В промежутках — покой и тишина.
Не то, чтобы вы, достигнув этого, не сможете думать, нет. Не то, чтобы пропадет ваша способность к мышлению. На самом деле, как раз наоборот, когда вы живете в промежутке, вы впервые становитесь способными мыслить. Прежде того, вы были всего лишь жертвами, жертвами общественной атмосферы, жертвами тысячи и одной мысли, что окружают вас — ни единой собственной мысли. Это были мысли не ваши; вы не были способны мыслить. Те мысли осели на вас словно птицы, что по вечерам оседают на дерево. Они вошли в вас. Они не были оригинальными; все они были позаимствованными.
Вы жили заимствованной жизнью. Вот почему вы были столь печальны. Вот почему в вас не было жизни. Вот почему вы выглядели мертвыми, не было вибрации. Вот почему не было ни радости, ни удовольствия. Все было перекрыто заимствованными мыслями. Весь ваш поток был перекрыт. Вы не могли течь из-за заимствованных мыслей. Когда вы становитесь частью самадхи, атараксии, глубоким внутренним спокойствием промежутков, интервалов, вы впервые становитесь способными видеть, мыслить, но теперь эти мысли станут вашими собственными. Теперь вы сможете создать оригинальную мысль. Вы сможете жить настоящую жизнь, свежую. Свежую, словно утро; свежую, словно утренний ветерок. Вы станете созидательными.
В самадхи вы становитесь творцом, потому что в самадхи вы становитесь частью Бога.
Паскаль как-то сказал, что большинство неприятностей человека происходит из-за того, что он никак не усидит тихо в своем ящике. Да, это верно. Если вы способны тихо сидеть в своем внутреннем ящике, почти все ваши неприятности исчезнут. Вы создаете их, бегая туда-сюда. Вы создаете их, без всякой необходимости привязываясь к своим мыслям, которые и не ваши. Вы притягиваете их, потому что вы не в силах усидеть спокойно.
Самадхи паринам, внутреннее преображение, — это постепенное уменьшение рассеянности при одновременном усилении центрированности.
Патанджали сначала говорил о ниродхе паринам с тем, чтобы смотреть в промежуток между двумя мыслями. Если вы продолжаете смотреть, то мысли неожиданно стихают, пропадает рассеянность, медленно. Это, как если бы шел кто-то, с увлекаемыми быками повозками, и они переходили бы горный ручей, и вот из-за проехавших колес и из-за людей, к поверхности воды поднялось бы много мути. Весь ручей, который всего несколько секунд назад был таким кристально чистым, теперь совершенно грязный, мутный. Но затем и повозки, и люди ушли, а ручей продолжает течь; мало-помалу, со временем муть снова оседает на дно, ручей снова становится кристально чистым.
Когда вы смотрите в промежутки, толпа ваших мыслей, которая так сильно возмутила ваше существо, потихоньку уходит, все дальше и дальше, и начинает успокаиваться ваш внутренний поток сознания. Это то, что Патанджали называет самадхи паринам, внутренним перевоплощением: «...это постепенное уменьшение рассеянности при одновременном росте центрированности». Здесь две части. С одной стороны, рассеянность уменьшается, с другой стороны, возникает центрированность.
Когда вы слишком полны мыслей, вы — не один человек. Вы — не одно сознание; вы — почти толпа, масса. Когда есть мысли и ваш gestalt — «смотреть на мысли», то вы разделены; вы разделены на столько частей, сколько мыслей в вашем уме. Каждая мысль становится разделением вашего естества. Вы становитесь полидуховным; вы не унидуховны. Вы — не одно, вы становитесь многими, поскольку каждая мысль несет часть вас и разделяет вас, и эти мысли бегут во всех направлениях. Вы почти сходите с ума.
Была такая история.
Один старый шотландский проводник вернулся из поездки на моховые болота, где новый священник охотился на тетеревов, и устало опустился в кресло у камина.
— Вот тебе чашка горячего чая, Ангус, — сказала ему жена. — Хороший ли стрелок новый священник?
Старик немного подымил трубкой, а потом ответил:
— Ох, стрелок-то он замечательный, но вот что по-настоящему удивительно, так это то, как господь защищает птиц во время стрельбы.
