А я говорил: «Тогда исправьте Веды, потому что все, сказанное мной, точно. Я полагаюсь на свои внутренние источники; я не цитирую ваши Веды. Поэтому, если вы находите какое-то несоответствие между мной и своими Ведами, исправьте их, потому что вы можете не найти другого шанса улучшить их. Им уже пять тысяч лет, им нужна постоянная коррекция, новые издания, новые переиздания. Многое отжило и должно быть отброшено, и много нового света вошло в мир, его следует включить».
Если он действительно мудр, то не повелит вам войти в дом его мудрости, скорее, он поведет вас к порогу вашего ума.
Это было бы правильно, если бы он не использовал слово «ум». Если он действительно мудр, то не повелит вам войти в дом его мудрости... — потому что нет возможности. Я не могу дать вам войти в мою сущность, так же и я не могу войти в вашу сущность; это просто против фундаментальных законов природы... Скорее он поведет вас к порогу вашего ума. Вот где его нужно исправить. Я хочу сказать: он поведет вас за пределы ума к самой двери вашей собственной внутренней мудрости.
Однако Халиль Джебран постоянно пользуется лишь двумя словами — ум и сердце, мысли и чувства. Похоже, он никогда даже не слыхал, что есть нечто большее — большее, чем ум, большее, чем сердце, — ваша сущность, не ограниченная пределами вашего тела, пределами вашего ума, пределами вашего сердца.
Мастер просто создает доверие в вас: «Не бойтесь». Ведь вы будете двигаться сами. Чем глубже уйдешь, тем более одиноким будешь чувствовать себя, и более испуганным — не одним, но тысячами страхов: двигаюсь ли я в нужном направлении — нет указателей, нет километровых вех, невозможно запастись картой, — или мой путь ошибочен? И кто знает, ведет ли эта дорога куда-нибудь, или это просто уличный тупик? И еще опасение: сумею ли найти свои собственные следы, чтобы вернуться?
Внутренний мир почти как небо — птицы проносятся, но они не оставляют никаких следов. Когда вы уходите внутрь, вы не оставляете никаких следов; невозможно обнаружить путь, которым вы следовали, если вы хотите возвратиться. Вам потребуется огромная отвага, великое доверие и постоянное питание от мастера, от его любви.
Астроном будет говорить вам о своем понимании пространства, но не даст вам это понимание.
Очевидно, есть вещи, которые не могут быть даны, и это самые ценные вещи в мире — самые существенные, самые фундаментальные. Человек без них просто бедняк — даже если он император, не имеет значения. Но человек, обладающий тем, что не может быть дано, и есть император, хотя бы он и выглядел снаружи нищим.
Музыкант может передавать вам ритм, которым полнится все пространство, но не может дать вам ни слух, который улавливает, ни голос, что вторит ему.
Конечно, музыкант может петь песни так прекрасно, так чарующе, вы ощущаете себя больше не на гадкой земле, а почти вошедшими в рай, где ангелы играют на своих арфах. Но даже величайший музыкант не в состоянии дать вам слух, музыкальный слух.
У нас в Индии есть поговорка: «Не трать времени, играя на флейте перед буйволом». Как бы вы ни старались, буйвол не будет обращать никакого внимания. Самое большее — вы наделаете шуму и нарушите процесс жевания травы, которым он был абсолютно доволен.
Помните, точно так же, как бывают врожденные музыканты, бывают и люди, у которых врожденная способность к восприятию музыки. Он не может дать вам слух, который улавливает ритм... Ритм он может создавать, он может заполнить все небо, все пространство ритмом, но если у вас нет слуха уловить его, дать войти в свой внутренний мир, то для вас он не существует. ...Ни голос, что вторит ему. Он может спеть прекрасную песню, но не может дать вам голос. Что уже и говорить о песне — вы не можете даже вторить.
Здесь недалеко есть горная станция Матеран, с замечательной сценической площадкой. Я повидал многие горы и многие места с горным эхо, но Матеранское эхо уникально. Вы поете песню или лаете как собака, а долина и горы повторяют это семь раз подряд. С каждым разом эхо становится все тише, дальше, слабее, но вы можете сосчитать — оно повторится семь раз.
Когда я был там первый раз, проводил медитационный лагерь, друзья сказали мне: «Мы знаем, что ты не любишь ходить туда-сюда, но это место с эхо стоит навестить».
В Матеране есть особые трудности, потому что приходится идти или сидеть в рикше, повозке, которую тянет человек, — это более чем уродливо, это причиняет боль: иногда это старик, обливающийся потом... а в горах дороги вообще нельзя назвать дорогами. Это невозможно для меня из-за моего астматического состояния — я не в силах пройти много миль к высокой вершине. Оба способа были затруднительны. Но они так настаивали, что я согласился пойти. Это было тяжело для моего сердца — ночью у меня был приступ, и вся ночь была бессонной, — но это стоило тех усилий.
Человек, который уговаривал меня больше всех, имел способность воспроизводить звуки многих животных. Он был очень хорошим имитатором — мог имитировать многих актеров, многих лидеров; сперва он залаял, как собака, и все горы наполнились лаем, словно там были тысячи лающих собак, хотя эхо доносилось все тише и тише... как будто собаки удалялись, и вы насчитывали, по крайней мере, семь повторений.
Я сказал этому человеку: «Это одна из человеческих глупостей. Почему вы захотели лаять? Вы могли бы подражать голосу кукушки, вы же это умеете — чего ради, еще изучать животных и их голоса?» Индийская кукушка так сладостна, особенно в сезон созревания манго. Кажется, вся сладость манго, известного в стране короля всех фруктов, — в ней. И из манговых рощ — кукушки любят манго — летит призыв, от одной рощи к другой...
Я сказал ему: «Зачем вы выбрали собаку? Все горы, наверное, смеются над вами — что какой-то безумец приходит и лает, как собака».
Он тотчас же принялся издавать звуки, музыкальные звуки кукушки, и все пространство на несколько миль вокруг наполнилось эхо. Но даже это не может быть дано человеку. Да, музыка не может быть дана, музыкальный слух не может быть дан, песня не может быть дана — даже ее эхо не может быть дано.
Хорошо, что у самых ценных вещей в жизни нет цены, — потому что вы не можете купить их, вы родились с ними. Они могут оставаться дремлющими, если вы родились в уродливом обществе, вроде общества, унаследованного нами. Но если вам повезет немного в вашем будущем рождении, то, по крайней мере, вам будет оказана помощь, чтобы вы смогли стать собой, искать и найти свой врожденный талант... это единственный путь обрести его.
Не бывает другого пути; все другое — псевдо, фальшь, имитация.
И посвященный в науку чисел может сказать о мире весов и мер, но не может ввести вас туда.
Человек, который посвящен в науку чисел, в мир весов и мер, великий математик — вроде Альберта Эйнштейна... Всю свою жизнь он путешествовал повсюду, наверное, побывал в каждом университете мира — потому что он все время гостил по приглашению. В конце своей жизни он сказал: «Насколько я понимаю, во всем мире есть не более двенадцати человек, которые действительно понимают меня. Другие прислушивались ко мне из-за веса моего имени, но они не понимают, что я говорю, о чем толкую». Всего двенадцать человек во всем мире! Это должно быть врожденным качеством.
Даже такой великий философ, как Бертран Рассел, который изо всех сил пытался уловить философию Альберта Эйнштейна — особенно теорию относительности, — смог лишь написать книгу «Азбука относительности». Когда спрашивали: «Почему вы не опишете всю теорию относительности?» — он говорил: «Сначала я должен понять ее. Это все, что за годы усилий я сумел постичь, и это — только азбука, только начало. Я показал это Альберту Эйнштейну, и он сказал: "Хорошо, что вы остановились; за пределы этого вы не способны выйти"».
Это ужасно для человека, который написал одну из величайших книг по математике — «Принципы математики». Никто не читает ее, ведь ее невозможно понять. Я никогда не встречался ни с одним таким профессором математики... Они говорят: «Да, мы видели книгу, но когда пытаешься понять ее, возникает страх — можно сойти с ума». Одно лишь объяснение того, что два плюс два - равно четыре, заняло двести тридцать пять страниц; не существует другой книги по математике, столь полно изучившей вопрос... И даже такой человек не мог понять Альберта Эйнштейна. Эйнштейн сказал: «Вы написали «Азбуку относительности», но не ходите дальше». И я не думаю, что есть кто-нибудь — даже сегодня, — кто может написать «XYZ теории относительности».*
Все великое, в любом измерении, — это нечто спящее внутри вас. Все, что можно сделать, — это спровоцировать, вызвать. Вас нельзя научить, но вас можно пробудить к своему собственному потенциалу. И потенциал, о котором я говорю, ваше просветление, — единственная вещь, которая не является талантом. Талант дан одним людям и не дан другим. Но это ваша внутренняя природа, не талант. Не каждый может быть Альбертом Эйнштейном, но каждый может быть Гаутамой Буддой.
