Ознакомительная версия.
Часть III
Размышление (возраст 57–85 лет)
Возраст – шестьдесят три года.
Женат двадцать восемь лет, в разводе с 2000 года.
Имею троих дочерей в возрасте тридцати двух, двадцати девяти и двадцати шести лет.
Родился и вырос в Ноттингеме, окончил частную закрытую дневную школу, приобщился к «великим» в Оксфорде.
Тридцать шесть лет занимался бухгалтерским учетом и налогообложением в Ноттингеме, после этого три года тому назад переехал в Лондон, чтобы работать на правительство.
Мой мир и отношения с другими людьми
Я помню, что с самого раннего возраста мой мир всегда был очень далек от мира (или миров) других людей. Я не знаю, насколько это зависело от моей застенчивости, а насколько – от тугоухости (я практически ничего не слышу левым ухом). С моей точки зрения, было бы удивительно, если бы ни один из указанных факторов не внес в это свой вклад. Но, независимо от причины, при одних условиях мое личное пространство казалось мне клеткой, а при других становилось убежищем. Именно убежищем, потому что мои сокровенные мысли играли как раз такую роль. Мой мир был тем местом, куда люди вообще и мой отец в частности – человек, слишком рано ставший родителем и чересчур озабоченный тем, чтобы быть признанным своими детьми, – не могли вторгаться.
Что же это был за мир! Жизненные страдания и радости, не оставленные без внимания, а с раннего возраста превращенные в нечто особенное благодаря музыке. Моя мать была мастерицей приукрашивать события и факты, но, по ее словам, в возрасте двух лет я пел песенки, точно попадая в тон и ритм. Вместо деревянной лошадки-качалки у меня был деревянный Микки Маус, который тоже раскачивался взад и вперед, и, сидя на нем, я будто бы имел обыкновение петь песенку, которая начиналась так:
«Да что ты знаешь? Она посмотрела на меня во сне прошлой ночью.
Мои сны с каждым разом становятся все лучше и лучше».
Музыка всегда была определяющей частью моей жизни. Вероятно, я слишком плохо слышал, чтобы получать удовольствие от вечеринок – чересчур много шума, чтобы слышать разговоры, поэтому вскоре я перестал даже пытаться прислушиваться к ним, так как на это требовалось слишком много усилий. Однако я по-прежнему мог слышать музыку и петь (первое до сих пор соответствует действительности, а второе уже вряд ли возможно в той же степени). С восьми лет я пел в церковном хоре. Мы использовали псалмы, которые содержали в себе музыку, и я не помню случая, чтобы я не смог спеть с листа как самым высоким, так и низким голосом. К середине подросткового возраста с помощью удивительно талантливого учителя начальной школы, закостенелого старого профессионала, который научил меня гармонии и полифонии, я стал, с собственной точки зрения, вторым Бетховеном. В конце концов, он тоже был глухим! Я до сих пор помню некоторые вещицы, которые написал в то время. В лучшем случае, их можно было бы назвать вполне сносными, но уж никак не потрясающими.
Так или иначе, временами мой мир напоминал клетку. Тот факт, что я был «не таким, как все» (если не совершенно иным), постоянно создавал для меня трудности в общении с другими людьми. Когда я находился с человеком один на один, все было нормально, но потребность получать признание и одобрение, корректируя свое поведение в угоду окружающим, которые казались мне пришельцами с другой планеты, на мой взгляд, никогда должным образом не удовлетворялась. Правда, школа, в которой я хорошо учился, но имел некоторые «трудности с нервами», поставила меня в такое положение, что мне пришлось научиться себя вести. С тех пор и до сегодняшнего дня я всегда был человеком с хорошими манерами и не любил общаться с теми, кто не умеет себя вести или не относится ко мне с уважением, которого я, на мой взгляд, заслуживаю.
Что за радость для этого, по сути, одинокого юноши в возрасте примерно шестнадцати лет сравнивать себя с Моцартом. Я никогда не забуду свое первое впечатление от прослушивания 40-й симфонии в живом исполнении, со всей ее меланхолией и сладостью, с периодическим проявлением победных нот и превалирующей необузданной яростью. Наконец-то появился кто-то, полностью понимающий то, что чувствую я, потому что он, несомненно, сам чувствовал то же самое (и даже больше)! И было хорошо ощущать все это и, что еще важнее, давать волю своим чувствам – это отличалось от того, чему научили меня репрессивные пятидесятые годы.
Не то чтобы это позволяло мне выйти из клетки, просто оно помогало превратить клетку в место, где я получал удовольствие. Тем не менее стремление быть «нормальным» все еще существовало.
А еще представьте себе всю сложность самопознания, когда ты чувствуешь себя настолько «не таким, как все», что не можешь подстроиться под других людей. Когда мне был шестьдесят один год, мы проходили на работе психометрический тест, в результате чего выяснилось, что я принадлежал к одному проценту наиболее погруженных в себя людей. Это стало неожиданностью (насколько это вообще могло быть неожиданным, принимая во внимание все то, что я говорил), но кому хочется идти по жизни, постоянно созерцая собственный пупок и сетуя по поводу того, что «люди его не понимают»?
Итак, как вы можете заметить, мне удалось научиться делать «нормальные» вещи: жениться, иметь детей, отказываться от своих музыкальных грез и заниматься делом, связанным с получением диплома по специальности, который позволил мне занять свое место в обществе и обеспечить средствами к существованию жену и детей.
И если вы думаете: «Да, бедная его жена!», то я согласен с вами! Она изо всех сил старалась осознать, какую обузу она на себя взяла, но это было бессмысленно. А мне действительно больше всего на свете хотелось сделать ее счастливой, хотя она говорила, что я выбирал странные способы для этого. По иронии судьбы только после развода и еще одних красивых, но обреченных на быстротечность отношений с очаровательной и беззаботной ямайкой, я на самом деле перестал стесняться любить людей в целом. Любить «в целом» лучше всего: никакой обладающей чувством собственного достоинства женщине в голову не придет брать на себя заботу о старом мужчине, для которого собственные планы (музыка, духовная жизнь) зачастую значат больше всего прочего. Но, слава богу, долгий путь по дренажной системе вроде бы подходит к концу. Очень хотелось бы надеяться на это.
Я не психолог, и я не должен пытаться давать здесь объяснения или оправдываться.
Изучение философии позволило мне узнать, что в прошлом некоторые считали разум основой жизни (Локк). Другие, подобно Хьюму, думали, что «разум есть и всегда должен быть только рабом страстей». Оба эти утверждения кажутся мне чрезмерно упрощенными и категоричными. Как точно происходит взаимодействие моих логических способностей и эмоций, чтобы помочь мне справиться со всем тем, что должно произойти за день, находится за пределами моего понимания. Но я пришел к выводу, пусть и несколько запоздалому, что пока я не научусь в полной мере использовать как одну, так и другую сторону своего «Я», мне придется туго. В моем случае речь идет о примирении со своими эмоциями, для чего потребовалось слишком много времени.
Это позволяло некоторым из тех, кто со мной знаком, сравнивать меня с ребенком, поскольку все мои чувства находятся на поверхности и выплескиваются наружу из-за того, что представляет собой достаточно дешевую провокацию. Иногда это выглядит настолько очевидным, что я выступаю в роли шута. Но, находясь в клетке (или укрытии, если угодно), я, как правило, не сильно озабочен этим. Я стараюсь придерживаться упрощенной модели поведения, которая позволила бы людям со всей очевидностью понять, что я не причиню им зла, а, наоборот, принесу им пользу, какую только смогу… если бы только я знал, с чего начать. Так что любой выступающий против меня мог бы попасть в затруднение, но не я. И если они хотят заниматься составлением программы действий, то пусть занимаются этим как можно чаще. Большинство планов не являются достаточно важными, чтобы по их поводу стоило спорить. (Я часто говорю, что с годами большинство вещей просто перестает иметь для меня значение. Однако то, что действительно значимо, важно для меня как ничто другое.) Для меня очень важно иметь возможность разделять радости и восторги других людей – в такие моменты стенки моей клетки исчезают.
Я считаю многих окружающих меня людей очень милыми и приятными и начинаю беспокоиться, если другие чересчур критично относятся к своим «друзьям». Я встречал очень много людей, самооценка которых зависит от принижения достоинства других – таким способом они возвышают себя. В мире, подобном нашему, мне странно слышать тех, кто в политической или какой-то другой сфере жизни превозносит достоинства конкуренции. Ну что ж, безумцы, продолжайте дальше усугублять проблему, потому что «это ваша работа»! Это использовалось для того, чтобы проявить покорность самому отвратительному режиму на земле. У нас всего одна жизнь. Я могу показаться наивным, но избитая фраза о том, что миром правит любовь, стала клише, потому что это правда. Точно так же происходит с наиболее выдающейся музыкой, которая зачастую становится банальной и тривиальной.
Ознакомительная версия.
