Те, кто выбирает этот вариант, не останавливаются ни на минуту, чтобы вспомнить, что изгнание, о котором Господь объявил Адаму и Еве, означает, что мы никогда не будем контролировать ситуацию (нам не удастся избежать шипов и колючек жизни), даже в наших взаимоотношениях (Ева хотела бы контролировать Адама, но это никогда не получится). Это кажется нам странным, если не жестоким, до тех пор, пока мы не вспомним, что произошло, когда сатана предложил Еве самой искупить себя, научившись разбираться в том, что есть добро, а что зло.
Если бы мы попытались изобразить ту, что одурманивает свое сердце, чтобы по-женски контролировать Стрелы жизни, то увидели бы душу, стремящуюся, как и Ева, искупить себя, погруженную в ведение хозяйства и домашние хлопоты, что вполне почетно и заслуживает одобрения. Когда ее муж приходит домой с работы, она довольствуется небрежным поцелуем в щеку и парой приятных слов о прошедшем дне. Она не будет возражать против занятий любовью, если только это не будет предложено слишком спонтанно, но сама редко проявит инициативу. Вечер у телевизора или с хорошей книгой — это в самый раз. Как Золушка, она скорее смирится с небольшой ролью служанки или домохозяйки, чем рискнет потерять все в поисках Романтики. Ее муж будет чувствовать себя виноватым, если захочет от нее чего-то большего. Если он выразит озабоченность тем, что в их любовной истории что-то пропало, она обвинит его в дурном расположении духа.
Грусть от того, что все так происходит, грусть о том, что они утратили то, что когда-то у них было, вот что так часто испытывал Бог и говорил об этом Израилю (и нам) через пророков. Он постоянно пытался вовлечь Свою Невесту в выяснение отношений, а Она продолжала слышать в Его словах лишь недовольство тем, как Она выполняет Свои обязанности. Тот, кто одурманивает свое сердце, слышит Бога ушами Израиля.
Та, что прибегает к особому виду анестезии, чтобы усмирить свое сердце, а также сердце любого, кто хочет вступить с ней в романтические отношения, говорила бы так: «Мое сердце закрыто для любого романтического приключения, требующего каких-то обязательств. В своей жизни я стараюсь избегать сюрпризов, которые может принести неистовство твоего или моего желания. И если бы ты был поумней, ты бы делал то же самое».
За этими резкими словами скрывается личная драма.
Некоторые из нас, кто выбрал анестезию, чтобы усмирить свое сердце и сердца тех, кто нас любит, пережили шквал разящих и легко распознаваемых Стрел, урон от которых мы пытаемся скрыть, просто закрывая дверь в поврежденные уголки сердца. Другие же, возможно, жили в нездоровой атмосфере ложных приличий, которая подавляла неистовые порывы их души. Они выросли в обстановке сдержанной вежливости, под которой понималось тайное соглашение, что все должно быть хорошо. Они уяснили, что все, попадающее под определение «непристойно», не имеет права на существование в их жизни, иначе мир будет в опасности. Окружающие давали им понять, что лучше быть менее пылкими любовниками.
Иногда такое требование накладывается культурными традициями. Розмари Даниелл в книге «Роковые цветы» показывает, как культура Юга, где она выросла, требовала, чтобы она в буквальном смысле слова разделила свою душу надвое, чтобы быть принятой в обществе: с одной стороны, беспомощная красавица-южанка, не угрожающая мужчинам и обществу Юга, а с другой — компетентная, независимая деловая женщина, которая может справиться с любой проблемой, возникшей в семье.
А зачастую враг навязывает нам эмоции, свойственные вероломным любовникам, особенно такие, как стыд, страх, похоть, злость и ложное чувство вины. Эти эмоции «защищают» нас от более опасных переживаний: печали, чувства одиночества и покинутости, разочарования и даже радости и страстного желания, которые угрожают свободным плаваньем по необъятным просторам сердца. Эти чувства пугают нас, иногда в течение долгих лет нашего христианского пути.
Когда я (Брент) пишу эту главу, мы с Джинни переживаем сложный период в нашем браке. Мы пытаемся позволить печали, которую ощущаем оба и которая связана с определенной разобщенностью и отчужденностью в отношениях, выйти наружу. Несколько лет мы скрывали свои чувства, добродушно подтрунивая друг над другом в страхе, что они могут далеко завести нас (развод?), если мы их признаем. Позволяя себе эту печаль, мы оба ощущаем, что у нас появляется шанс наладить более глубокие взаимоотношения с годами.
Итак, те, кто попал в первую группу, живут с вероломными любовниками и пытаются контролировать свои чувства с помощью разного рода анестезии типа «останься дома». Есть и вторая группа; в нее попадают те, кто зависает в ночных клубах ярмарки тщеславия и выбирает другой вид контроля: потворство своим слабостям. Они возлагают надежду на встречу с любовником, который даст им нечто вроде немедленного удовольствия, какое-то чувство трансцендентности, которое будет подобно глотку воды для пересохшего горла. Это чувство приходит из мутного источника — неважно, будет ли это любовная интрижка, наркотики, увлечение спортом или порнографией, — и поэтому оказывает на душу такой же эффект, как кокаин. Так как удовольствие задевает те струны души, которые были созданы для трансцендентного единства с Богом, а само удовольствие трансцендентным не является, то оно заковывает наше желание в цепи, которые держат его в плену наших слабостей.
Несколько лет назад я консультировал одного христианина, который недавно покончил с любовной интрижкой, длившейся целый год. Он был женат на очаровательной, энергичной женщине, которая тоже была верующей, и он знал, что действительно любит ее. Он также начал понимать, что причина его измены была не в привлекательности любовницы, а в том, что она для него представляла. Когда мы говорили о необходимости окончательного разрыва с ней, он признался с горечью в своем страхе, что какая-то яркая, более невинная часть его души останется вместе с любовницей — останется и, возможно, будет утрачена навсегда.
И в этом власть зависимости. Каким бы ни был объект, от которого мы зависим, он соединен с нашим сильным желанием вечной и неразрывной связи с Богом и друг с другом в раю — с тем желанием, которое Сам Иисус вложил в нас еще до начала времен. И ничто меньшее, чем это нерасторжимое единство, никогда не удовлетворит нас. Как только мы позволим нашему сердцу пить воду из колодцев, менее глубоких, чем вечность, с целью обрести жизнь, для которой мы были созданы, мы попадем в зависимость, которая подчинит нашу волю и станет, как сказал Джонатан Эдвардс, «как гадюка, шипящая и свистящая на Бога» и нас, если мы попытаемся освободиться от нее.
«Менее всего сердце покоряется силе, и принуждением его не подчинить», — сказал Жан-Жак Руссо. Наше сердце приведет нас или к Богу, или к зависимости.
«Зависимость — самый сильный психологический враг человеческого стремления к Богу», — сказал Джералд Мэй в книге «Зависимость и благодать», а значит, это без сомнения излюбленный способ сатаны лишить нас свободы. Как только мы пойманы, попытки освободиться, рассчитывая на свою силу воли, становятся бесполезными. Только Дух Божий может освободить нас или привести в чувство.
Если в первом случае, который я описал в параграфе, посвященном одурманиванию сердца, «брак», заключенный Господом с нами, Его возлюбленными, похож на связь с законником, контролирующим свои чувства, то во втором случае это скорее напоминает женитьбу на шлюхе, которая отдает свое сердце каждому встречному. В наш век развития психологии, мы стали называть наши любовные похождения «зависимостью», но Господь называет их «прелюбодеянием». Послушайте еще раз Его слова, обращенные к Израилю через Иеремию:
Как можешь ты сказать: «я не осквернил себя, я не ходил во след Ваала?» посмотри на поведение твое в долине, познай, что делала ты, резвая верблюдица, рыщущая по путям твоим? Привыкшую к пустыне дикую ослицу, в страсти души своей глотающую воздух, кто может удержать? Все, ищущие ее, не утомятся: в ее месяце они найдут ее. Не давай ногам твоим истаптывать обувь, и гортани твоей — томиться жаждою.
Иер. 2:23–25
Господь говорит: «Я люблю тебя, а ты предаешь Меня без колебания. Мне так больно. Разве ты не видишь, что мы созданы друг для друга? Я хочу, чтобы ты вернулся ко Мне». А Израиль отвечает, как любой прелюбодей или зависимый: «Не надейся, нет! Ибо люблю чужих и буду ходить вслед их» (Иер. 2:25).
Возможно, нам удастся передать то, что чувствовал Бог как «супруг» Израиля более рельефно. Вырастив Израиль прекрасной и грациозной женщиной, Он, к удивлению, никак не может добиться ее сердца, которое она постоянно отдает прелюбодеям. Живой Бог вселенной не может завоевать ту единственную, которую Он возлюбил, но не потому, что у Него есть какой-то изъян, а потому, что ее сердце занято другими, ее незаконными любовниками.
