И вот этот немецкий ученый приехал, чтобы о чем-то побеседовать, и он прочитал ему несколько сутр из Ригведы, попросив объяснить ему эти сутры.
Старик сказал: «Никогда не слышал этих сутр», — потому что немецкий ученый не сказал, что это были сутры из Ригведы.
Старик сказал: «Я никогда не слышал этих сутр».
Немец удивился. Он сказал: «Я слышал, что ты знаешь все Ригведы, а ты говоришь, что еще никогда их не слышал?»
Тот сказал: «Я це могу помнить отрывки. Я помню целый текст от начала до конца. Я могу прочесть его весь, но если ты покажешь мне два предложения, я их не помню».
Так бывает много раз: повторить целое проще, потому что это не требует
осознания; это будет просто механичное повторение, подобное проигрыванию
магнитофонной кассеты, подобно граммофону. Но если что-то спросить, вы даже не сможете вспомнить это, несмотря на то, что знаете. Вы помните только целое. Вы можете исполнять ритуал: вы можете каждый день ходить в мечеть и делать намаз, йогу ислама; либо вы можете совершать индуистский ритуал, либо какой-нибудь другой ритуал; вы можете придумать свой собственный ритуал, можете совершать его каждый день, можете исполнять его очень религиозно, и он станет одной из ваших привычек. И он совершенно ничего вам не даст.
Кабир сказал: будь спонтанным. Если ты спокойно сидишь, и вдруг к тебе приходят слова молитвы, скажи ее — и нет никакой нужды повторять какие-либо формальные молитвы. Говорите, если чувствуете, что хотите сказать,
Иисус привнес нечто совершенно новое в молитву. Он называл Бога «абха». Христиане перевели «абха» как «отец». Это совершенно неправильно: «абха» — это не «отец». «Абха» может быть переведено как «папа», «дедушка», «дед», но вовсе не как «отец». И именно Иисус ввел «абха»: до него ни один еврей так не молился. Бог был отцом. А назвать Бога «абха, дедушка»… это должно было показаться кощунством — но это название было куда более спонтанным, боле интимным, более личным.
Назвать Бога «отец» будет неправильно. Отец — это просто клинический термин, неприкасаемый, недоступный для любви, не близкий, не родной, без потока любви. «Отец» — это кабинетный термин. А вот слово «папа» несет уже совершенно иное качество. Иудеи очень гневались, когда слышали, как Иисус называл Бога «абха»: «Кто этот человек? И что он о себе возомнил?» Они не могли его простить. Молитва Иисуса спонтанна; в ней нет никакого ритуала. Иногда вдруг он говорил своим ученикам:
«Теперь я хочу пойти помолиться. Чувствую, что пора». Иногда, окруженный толпой, он говорил, учил, и вдруг говорил своим ученикам: «А теперь давайте пойдем в какое-нибудь уединенное место. Я бы хотел помолиться».
Это не было ритуалом, это было чувство. Это было не из головы. Когда сердце чувствует, позвольте себе это. Иногда вы можете оказаться в полном молчании, когда ничего не приходит, тогда эта тишина приходит. Тишина столь же молитвенна, как и что-либо еще, даже более молитвенна, чем слова. Иногда могут прийти какие-то слова, но не заставляйте себя — это не театральное действие. Просто выразите то, что пришло, не подкрашивайте. Не готовьтесь к молитве. Позвольте ей прийти совершенно спонтанно. Вот что Кабир называет слово мхахадж: спонтанность. И он говорит: «Если вы остаетесь спонтанным, то постепенно вы подойдете к самадхи. Постепенно вы подойдете к тем внутренним пространствам, где все исчезает — к той необыкновенно прекрасной чистоте, пустоте, где уже ничего нет. И только в этом вакууме к вам приходит Бог, и к вам приходит удовлетворение».
Это состояние он называет сахадж самадхи — спонтанный экстаз. Он также говорит, что вся ваша жизнь должна слиться с молитвой. Религия не должна быть частью, она должна стать самой вашей жизнью. Не так, чтобы утром вы помолились — и на сегодня все кончено с вашей религией, или когда в воскресенье вы идете в церковь — и на оставшиеся шесть дней вы свободны от религии. Религия, если она и имеет какое-то значение, должна стать в вас непрерывной. Принимая пищу, вы молитесь; гуляя, вы молитесь; разговаривая, вы молитесь; слушая, вы молитесь. Позвольте молитве войти во все ваши дела, а также не-дела. Ваш сон тоже должен стать вашей молитвой.
Только тогда придет естественный экстаз. И Кабир бесконечно любит естественный экстаз. Он говорит: есть два типа экстаза. Первый — практикуемый, искусственный, его практикуют йоги — асаны, дыхание. Они достигают его посредством тренировки. Это следствие тренировки, огромных усилий. А Кабир говорит: все, что достигается тренировкой, непременно будет фальшивым. Это будет игрой.
Он сказал:
Санто, саходж ссгмадхи бхали.
О монахи, о ученики, нет лучше спонтанного экстаза. Не стоит вам его практиковать. Тренируясь, вы отравляете его. Не стоит вам делать каких-либо серьезный усилий для этого, оставайтесь в покое и тогда, постепенно, шаг за шагом, растворяйтесь в нем.
Теперь сутра:
Тот близок мне на сомом деле,
Кто может странника вернуть домой.
И только дома будет жизни наслажденье
И только дома есть слиянье и покой.
Зачем тогда, забыв свой дом,
Я буду странствовать по лесу?
И если брахма мне поможет правду отыскать,
Я только там найду и рабство и освобожденье.
Он бесконечно любит дом. Он говорит: не уходи из своего дома и не становись бродягой, не отрекайся. Оставайся в своей семье. Не изменяй существующего; прими его. Все, что Бог дал — хорошо; прими это с глубокой благодарностью, не отвергай. Отвергнув это, ты отвергнешь самого Бога. Мать, отец, брат, жена, дети — все, что произошло естественно — позвольте ему быть. Не пытайтесь создать искусственную ситуацию, потому что через искусственное вы никогда не придете к естественному. Никто не родился отрекшимся, никто не родился монахом. Все родились в семье, в сообществе; каждый родился от матери и отца, каждый родился в атмосфере любви. Монах — это человеческое изобретение, а семья — божественное.
Тот близок мне на самом деле,
Кто может странника вернуть домой.
И Кабир сказал: любой, кто помогает бродягам вернуться домой, мне близок.
Он бы меня очень полюбил, если бы он был здесь. Я вернул уже многих бродяг, и я уже остановил многих потенциальных бродяг. Я помог им остаться там — там, где они есть, и вместо того, чтобы менять внешние обстоятельства, изменить себя. Перемена обстоятельств — это обман ума. Это не поможет. Измените свое сознание.
Тот близок мне на самом деле,
кто может странника вернуть домой:
назад в мир, назад в семью,
назад к любви, назад к общению.
И только дома будет жизни наслажденье,
И только дома есть слиянье и покой.
Зачем тогда, забыв свой дом,
Я буду странствовать по лесу?
И если брахма мне поможет правду отыскать,
Я только там найду и рабство, и освобожденье.
Да, дом — это рабство, но и освобождение тоже. Все зависит от вас. Если вы нас; роены против дома, он вам покажется рабством; а если вы не против, он окажется освобождением. В основном это зависит только от вашего подхода. Даже цепи могут стать освобождением; это зависит от вас. Но и из своей свободы вы также можете сделать путь.
Тот близок мне на самом деле,
Кто может в Бога погрузиться глубоко;
Чей ум, при созерцании Его, спокойно исчезает.
«…при созерцании его, спокойно исчезает»: кто легко, безо всяких усилий, растворяется в Боге. «Гош близок мне на самом деле, кто может в Бога погрузиться глубоко; чей ум… спокойно исчезает».
Тот близок мне, кто Бога знает,
Кто может утонуть в Его великой,
совершенной Правде
Во время погружения в себя;
Кто может спеть мелодию бесконечности,
соединив любовь и отреченье в жизни.
Это высшая гармония: соединение любви и отречения. Люди приходят ко мне и говорят: «Вы создали новый тип саньясинов, которые живут дома: так какие же они тогда саньясины?» Потому что старая концепция такова: саньясин — это тот, кто покидает мир, покидает семью, уходит в лес, становится бродягой. «Тогда зачем вы называете своих саньясинов «саньясинами», если они не оставляют свой дом, если они живут со своими женами и своими детьми, и если они живут в любви — зачем тогда вы называете их саньясинами?»
Я называю их настоящими саньясинами, более подлинными, чем тот, старый тип — потому что старый тип был негармоничен. Он был раздвоенным; Он не был целостным, он был неполным.
