Сколь мелкими кажутся вопросы, которые я так часто задавал себе! Сколь ничтожной представляется панорама потерянных лет! Я осознаю с неожиданной ясностью, что ум сам создал себе проблемы, и затем сделал себя несчастным, пытаясь решить их. Это неизвестное понятие входит в разум человека, который до сих пор считал интеллект самым высоким достоинством.
Я все больше поддаюсь неуклонному усилению чувства спокойствия, пока проходят два часа. Течение времени уже не вызывает раздражения, и я чувствую, как цепи интеллектуальных проблем сломаны и отброшены. И затем мало-помалу новые вопросы занимают пространство сознания.
«Разве этот человек, Махарши, не излучает аромат духовного покоя, как цветок — аромат своих лепестков?»
Я не считаю себя компетентным в вопросах духовности, у меня — своя реакция на окружающих. Это появившееся подозрение, что мистический покой, который возник во мне, может быть отнесен к географическому положению места, где я сейчас нахожусь, — просто моя реакция на личность Махарши. И я задаюсь вопросом, каким образом — то ли какой-то радиоактивностью души, то ли неким неизвестным телепатическим процессом — пришло ко мне это состояние. Однако он по-прежнему совершенно невозмутим и кажется совсем не сознающим мое настоящее присутствие.
Происходит первое волнение. Кто-то приближается ко мне и шепчет на ухо:
— Вы не хотите задать вопрос Махарши?
Он просто потерял терпение, этот мой бывший проводник. Скорее всего, он считает, что я, беспокойный европеец, достиг предела своего терпения. Увы, мой любознательный друг! Поистине, я пришел сюда задавать вопросы твоему мастеру, но теперь… Я, который в мире с миром и с самим собой, на каком основании буду забивать свою голову вопросами? Я чувствую, что корабль моей души начинает соскальзывать со своих якорей; удивительное море ожиданий будет пересечено; вы же вернули меня назад к шумному порту этого мира, и именно в тот миг, когда я собирался отправиться в великое приключение!
Но чары разбиты. Как будто по сигналу этого неудачного вмешательства люди поднимаются с пола и начинают ходить по залу, голоса достигают моих ушей, и — чудо из чудес! — темно-карие глаза Махарши моргают раз или два. Затем его голова поворачивается, лицо медленно, очень медленно приходит в движение и наклоняется вниз. Через несколько мгновений я попадаю в поле его зрения, и впервые непостижимый взгляд мудреца останавливается на мне. Очевидно, что он только что вышел из долгого транса.
Проводник, предполагая, что я не реагирую, потому что не слышу, громко повторяет свой вопрос. Но в блестящих глазах, которые мягко смотрят на меня, я читаю другой — безмолвный — вопрос.
«Неужели — может ли это быть — вам еще досаждают сбивающие с толку сомнения, когда вы узрели на миг глубокое спокойствие ума, которого вы — и все люди — могут достичь?»
Чувство покоя заполняет меня. Я поворачиваюсь к проводнику и отвечаю:
— Нет. Я ничего не хочу спрашивать сейчас. В другой раз…
Я чувствую, что мне нужно объяснить свой визит — не Махарши, а оживившейся маленькой толпе. Я узнаю из объяснений моего спутника, что лишь немногие из этих людей — постоянные ученики, а все остальные — посетители из окрестных поселков. Довольно странно, что в этот момент мой проводник встает и делает собравшимся необходимые пояснения на тамильском очень пылко, с бурной жестикуляцией. Я подозреваю, что в его объяснение примешивается немного небылиц к фактам, ибо оно вызывает крики удивления.
* * *
Полдневная трапеза закончена. Солнце немилосердно нагревает воздух до такой температуры, которой я прежде никогда не испытывал. Ведь мы почти на широте экватора. Снова я радуюсь благоприятному климату Индии. Он не способствует деятельности, большинство людей исчезают в тенистых рощах на сиесту, а потому я могу подойти к Махарши без лишних предуведомлений или суеты.
Я вхожу в большой зал и сажусь возле него. Он полулежит на белых подушках дивана. Помощник постоянно дергает веревку опахала. Тихий шорох веревки и мягкий шелест опахала при его движении в знойном воздухе приятен моим ушам.
Махарши держит в руках сложенный манускрипт книги и что-то читает чрезвычайно медленно. Вскоре после моего прихода он откладывает книгу в сторону и зовет ученика. Несколько слов между ними на тамильском, и человек говорит мне, что его Учитель хочет извиниться за неподходящую еду. Он объясняет, что они живут простой жизнью, никогда прежде не подбирали продукты для европейца и не знают, что последний ест. Я благодарю Махарши и говорю, что с радостью разделю с ними их кушанья, только без специй; кроме того, я прихватил немного еды из городка. И добавляю, что вопросы питания для меня гораздо менее важны, чем поиск, который привел меня к нему.
Мудрец слушает внимательно, его лицо спокойно, невозмутимо и непроницаемо.
— Это хорошая цель, — комментирует он наконец, тем самым поощряя меня продолжить тему.
— Учитель, я проштудировал наши западные науки и философии, жил и работал среди людей наших переполненных городов, испробовав их удовольствия и разделяя их амбиции. Тем не менее я также уходил в уединенные места, чтобы в одиночестве поразмышлять над серьезными вопросами. Я спрашивал мудрецов Запада; теперь я обратил свое лицо к Востоку. Мне нужно больше Света!
Махарши кивает головой, как будто говорит «Да, я прекрасно понимаю».
— Я слышал разные мнения, выслушал множество теорий. Мое сознание загромождено умными доказательствами то одной веры, то другой. Я устал от них и скептично отношусь ко всему, что не доказано личным опытом. Простите мои слова, но я не религиозен. Если есть нечто за пределами материального существования человека, то как я могу себе это представить?
Три или четыре ученика, которые собрались вокруг нас, смотрят на меня в изумлении. Не оскорбил ли я тонкий этикет этого уединенного жилища бесцеремонным и дерзким обращением к их Учителю? Я не знаю; возможно, но меня это не волнует. Накопленное за долгие годы молчания неожиданно выходит из-под контроля и срывается с моих губ. Если Махарши — справедливый человек, он, несомненно, поймет это и отметет в сторону мои ошибки в условностях.
Он не отвечает, а словно погружается в какие-то размышления. Делать больше нечего, и мой язык уже развязался, и я взываю к Махарши в третий раз:
— Мудрые люди Запада, наши ученые, очень почитаемы за их успехи. Но они сами признают, что пролили мало света на скрытую истину о том, что находится за пределами жизни. Говорят, в вашем краю есть люди, знающие то, что не в силах открыть наши западные мудрецы. Так ли это? И поможете ли вы мне познать это на личном опыте? Или сам по себе поиск — не более чем иллюзия?
Сказав то, что считал необходимым, я жду ответа Махарши. Он продолжает задумчиво смотреть на меня. Возможно, он размышляет над моими вопросами. Десять минут проходят в молчании.
Наконец он мягко произносит:
— Вы говорите — Я. «Я хочу знать». Скажите мне, кто этот «Я»?
Что он имеет в виду? Он теперь отказался от услуг переводчика и говорит непосредственно со мной на английском. Смятение охватывает мой ум.
— Боюсь, я не понимаю вашего вопроса, — отвечаю я беспомощно.
— Неясно? Подумайте снова!
Я снова бьюсь над его словами. Идея вдруг вспыхивает в моем разуме. Я указываю на себя пальцем и называю свое имя.
— И вы знаете его?
— Всю мою жизнь! — улыбаюсь я ему в ответ.
— Но это лишь ваше тело! Снова я спрашиваю — кто «Вы»?
Я не в силах правильно ответить на его необычный вопрос.
Махарши продолжает:
— Узнайте сначала, кто этот «Я», и тогда вы найдете истину.
У меня снова туман в голове. Я глубоко озадачен, и мое недоумение находит словесное выражение. Но Махарши очевидно достиг предела своего английского языка и поворачивается к переводчику. Ответ медленно переводят мне.
— Нужно только одно — посмотрите в себя. Сделайте это правильно, и тогда вы получите ответ на все ваши вопросы.
Странное замечание. Однако я спрашиваю его:
— Что же нужно делать? Как мне следовать по намеченному пути?
— Свет откроется через глубокие раздумья о природе самого себя и посредством постоянной медитации.
— Я часто размышлял об истине, но не вижу продвижения вперед.
— Откуда вы знаете, что не сделали успехов? Нелегко постичь чье-то продвижение в духовной сфере.
— Наверное, необходима помощь Учителя?
— Может быть.
— А поможет ли Учитель заглянуть в себя человеку так, как вы советуете?
— Он может дать ищущему все необходимое для такого поиска. Но самое важное может быть открыто только в личном опыте.
— Сколько времени потребуется для некоторого просвещения с помощью Учителя?
— Это зависит от зрелости ума искателя. Порох мгновенно вспыхивает от огня, но угли разжигаются долго.
