Около шести часов вечера — нашего первого совместного вечера — ветер, холод и надвигающаяся тьма заставили нас укрыться в палатках. Я пытался что-то читать при свете свечи, но не мог сосредоточиться — меня отвлекали мысли о суровых погодных условиях, о ребенке, о том, как нас примут. Это было безумием: кучка из пяти человек отправляется на излете холодной зимы в дремучие леса Оклахомы, чтобы исполнить задуманное. Кому до этого было дело? Но, к счастью, Синди, в отличие от меня, никогда не подходила к той опасной грани, за которой можно утратить веру. Невзирая на все тяжести и невзгоды кочевой жизни, она никогда не сомневалась ни в целях нашего дела, ни во мне. Я и любил ее за это еще сильнее.
За день до отправления мы решили изучить экспозицию музея в Маскоги — там выставляли предметы творчества юго-восточных переселенцев.
— Для меня честь видеть вас здесь, — сказал кассир музея, индеец чероки. — Нужно сообщить в местную газету о том, что вы затеяли. Люди должны знать.
Во время интервью мы пытались объяснить журналистам, что подвигло пятерых довольно-таки изнеженных людей поселиться ненадолго в холодном безлюдном парке, чтобы вскоре отправиться в четырехмесячный пеший поход с его неминуемыми лишениями — холодом, дождями, жарой, ожогами от ядовитого плюща, жуками, встречами с неотесанными обывателями, змеями... Мы пару минут померзли перед фотоаппаратами, а затем вернулись в лагерь и развели огонь. Ветер стих. К нашей немногочисленной компании прибилась грязная дворняга со щенком, а следом за ними появились две женщины из племенного правительства индейцев крик. Они пришли взять у нас интервью для индейской газеты, но серьезного разговора не получилось — мы больше шутили, подкидывали в костер дрова и наполняли кружки горячим кофе.
Одна из женщин сказала мне: «Я читала в газете о том, что у вас было виде$ние — Великий Дух в образе ветра открыл этот путь. Тогда что-то резко переменилось и в моей жизни. С тех пор ветер говорит и со мной. Теперь я ищу утраченное культурное наследие индейских племен».
Мы бурно обсуждали индейские традиции, пытаясь понять, утрачены ли они безвозвратно или возрождаются вновь. Скорее всего, согласились мы, имеют место обе тенденции. Адаптация, упорство и нововведения нормальны для культуры, которой приходится выживать.
Утром 1 марта мы были готовы. Наши новоявленные друзья из племени крик пришли пораньше, чтобы проводить нас. Собачка со щенком, надо сказать, тоже явились. Полисмен сказал, что ему придется усыпить собак, если мы не возьмем их, и мы даже не стали раздумывать. Они, выказывая полное удовольствие от путешествия с нами, катались по земле, перетягивали палки у нас и друг у друга... Это, да еще их преданные холодные носы, — помогло нам немного отвлечься от боли в ногах вечером первого походного дня.
На третий день пути ноги буквально отваливались и все тело ныло, но бесплатный кусок пирога и кружка кофе в кафе «У Дона» в Стиглере принесли нам некоторое утешение.
— Моя прабабка шла по этому пути, — сказала официантка. — Она похоронена на холме.
Мы поставили палатки на берегу реки Арканзас недалеко от того места, где когда-то с лодок высадили индейцев чероки и чокто. В этих землях, названных тогда просто «индейскими территориями», осело немало вынужденных переселенцев. В течение последующих ста лет они утратили почти все свои земли, особенно в ходе борьбы Оклахомы за статус штата и во время Великой депрессии. Как это ни смешно, многим индейцам пришлось брать в аренду земельные наделы, еще недавно принадлежавшие им. Деваться было некуда. В настоящее время некоторые племена выкупают обратно отобранные земли и на местах решают проблемы чудовищной безработицы — настоящей чумы индейского народа в некоторых округах Оклахомы.
Мы посетили курган Спиро. В настоящее время это видная археологическая доминанта, а тысячу лет назад это место было крупнейшим торговым узлом на пути с запада на восток. Здесь обменивались самыми разными диковинами: цветными стекляшками, кристаллами, раковинами с изящной ручной гравировкой, медью, резными трубками... Торговцы передвигались на каноэ либо пешком, и пути их были раскинуты плотной сетью дорог через Иллинойс, Флориду, восточное побережье и некоторые районы запада страны. Оставалось только догадываться, какие приключения возникали на пути у этих людей.
Недалеко от Саллисоу мы посетили хижину, ставшую святыней: когда-то в ней жил индеец чероки по прозвищу Секвойя. Перед тем как покинуть родной Теннеси, Секвойя почти двадцать лет потратил на разработку алфавита чероки, делая записи на дощечках и древесной коре. В 1821 году индейцы чероки официально приняли разработанный им алфавит. Прошло еще немного времени, и большинство индейцев научились читать и писать. Секвойю считают единственным человеком, которому удалось самостоятельно, с нуля, создать алфавит.
На следующий день мы снова продолжили путь, и у продовольственного магазина встретили мать с двумя дочерями. Они буквально влюбились в наших мохнатых четвероногих компаньонов, несмотря на дикий запах псины, исходивший от них последние два дня. Мы израсходовали несколько банок томатного сока и горячей воды, чтобы их отмыть. Роузи в какой-то момент сказала индианке:
— Если сможете найти для них дом, они ваши.
Мать была вне себя от радости.
— Как хорошо! — воскликнула она. — Я давно мечтала о паре черных псов!
Семья эта жила на пятнадцати акрах земли. Мы знали, что собакам придется по душе новое жилище. Они удалялись вниз по дороге, ни разу не обернувшись. Мы слышали только умиленные девчачьи взвизгивания.
Мы потеряли двоих из нас, но сочли эту утрату крайне символичной для нашей одиссеи. Возможно, юго-восточные индейцы на пути в Оклахому поступали также, оставляя своих любимцев сочувствующим поселенцам, чтобы уберечь их от суровых испытаний дороги, вдоль которой растянулись тысячи безымянных могил. Кроме того, они потеряли и многих близких среди людей, так или иначе укрывшихся от гонений, женившись или выйдя замуж за белых или чернокожих американцев. В результате сегодня люди одного племени разделены тысячами миль друг от друга. Только в ходе последних нескольких лет удалось возобновить сообщение между разрозненными группами одного и того же народа.
В отличие от индейцев, шедших по этой тропе сотню лет назад, мы пользовались многими благами современности, что значительно облегчало дело. У нас опять был вспомогательный автомобиль — на этот раз за рулем сидела Роузи. По-настоящему наличие транспортного средства мы оценили ночью в кемпинге «Викинг Вилладж», в Арканзасе. Нас разбудил человек и сказал, что надвигается шторм, ожидается град и ураган.
Только он ушел, как грянул сильный ливень, и в считанные секунды мы с Синди были мокры до нитки. Мы забрались в машину и, прижавшись друг к другу, смотрели, как град барабанит по лобовому стеклу. Опять же, индейцам прошлого, в отличие от нас, некуда было укрыться от проливных дождей.
Не считая капризов погоды, путешествие по сельской местности Арканзаса приносило нам немало радости. Мы упоенно любовались видами гор и бегущими по ним реками. Синди могла бы — по понятным причинам — все время ехать в машине, но она упорно решила каждый день преодолевать по нескольку миль пешком. Худенькая, с круглым как арбуз животиком — невозможно было оторвать от нее глаз.
— Мне кажется, что я несу рюкзак перед собой, — так шутливо она ответила однажды репортеру.
Чтобы как-то убить время да еще заработать при этом немного денег, Джон собирал по пути жестяные банки и сдавал их. Его всегда удивляло количество найденных им банок, и он радовался, что рынок безалкогольных напитков еще не окончательно перешел на одноразовую тару.
Первого апреля, в День дураков, мы прошли над сильным течением Миссисипи по мосту Гринвиль Бридж. Недалеко от этого места индейцев с юго-восточных земель погружали на паромы, чтобы отвезти дальше на запад. Медвежье Сердце в своей книге «Ветер — моя мать» описывал суровые испытания, которые индейцам пришлось выстоять, пересекая реку. Они назвали это словом ви-о-гоф-ке:
Я знал человека, который еще ребенком прошел этот путь от начала и до конца. Он поведал мне об этом. Людей вместе с лошадьми погрузили на двенадцать ветхих паромов и отправили на другой берег. Паром начал тонуть, и тогда он схватил свою совсем еще маленькую сестру, забрался на лошадь и направился к берегу, преследуемый солдатами. Он изо всех сил погонял лошадь, но та была слишком напугана, чтобы плыть быстро. Он видел, какими жестокими могут быть солдаты, и понимал, что паромы перегружены нарочно, чтобы люди утонули... Ему повезло. Многие погибли, так и не ступив на другой берег. Те же, кто уцелел, были мокры насквозь. Тогда были сильные заморозки...
Медвежье Сердце не перестает упоминать о том, что невзирая на весьма мрачный культурный фон — Тропа Слез, интернаты и многое другое — «сегодня во время церемоний индейцы все равно молятся за все человечество, независимо от цвета кожи». Недавнее тяжелое прошлое не так-то просто забыть, и все же многие индейцы встали на путь всеохватывающей общечеловеческой любви.