Станьте более сознательным, станьте более осознанным, станьте более живым. Позвольте течь всем своим сокам. Не сдерживайте себя. Уважайте свою природу, любите себя и не беспокойтесь о неважных вещах. Без страха продвигайтесь в толщу жизни, исследуйте ее. Да, вы совершите множество ошибок - ну так что же? Человек учится, только совершая ошибки. Да, у вас их будет много - ну и что? Только совершая ошибки, человек находит правильный выход. Перед тем, как постучаться в нужную дверь, человек стучится в тысячи неверных дверей. Это часть игры.
Мистер и миссис Голдберг, отказывая себе во всем, копили деньги, чтобы их старший сын смог закончить колледж. В конце концов, набрав нужную сумму, они послали его в хорошее учебное заведение. Они посадили его на поезд и со слезами распрощались. Несколько месяцев спустя он вернулся домой на рождественские каникулы. Родители очень обрадовались, что Сэмми вернулся.
Его мама сказала ему: «Ах, Сэмела, так хорошо, что ты приехал».
«Мама», - ответил он, - «не называй меня Сэмелой. В конце концов, я теперь взрослый мужчина, и я хочу, чтобы ты звала меня Самуэль».
Она извинилась и спросила: «Надеюсь, ты ел только кошерную пищу?»
«Мама, мы живем в настоящем - смешно держаться за старые традиции. Я ел любую пищу, кошерную и не кошерную, и поверь мне, было бы лучше, если бы и ты поступала бы также».
«Ну скажи мне тогда, ходил ли ты в храм, чтобы вознести благодарственную молитву время от времени?»
Сын ответил: «Неужели ты в самом деле считаешь, что ходить в синагогу, если большинство твоих друзей не евреи, правильно? Если честно, мама, требовать этого от меня было бы жестоко».
На это миссис Голдберг, сдерживая гнев, сказала сыну: «Скажи мне, Самуэль, а ты все еще обрезан?»
Прошлое окружает вас. Это тюремное заключение. Если вы иудей, или христианин, или индуист, или джайн, или буддист, вы в действительности не человек. Вы мертвы, вы - труп, обрезанный или нет.
Человек становится действительно живым только тогда, когда он совершенно свободен от прошлого. Жить настоящим - единственный способ жить.
Прабодх, эти молитвы не что иное, как проекции и желания людей, ориентированных на страх. Я учу вас любви, а не страху.
На всех языках мира религиозного человека называют богобоязненным. Это уродливое определение, от него надо избавиться. Для религиозного человека невозможно быть богобоязненным, потому что у него не может быть страха. Религиозный человек просто живет в любви, а не в страхе.
Это молитва исходит из страха:
Дай нам наш хлеб насущный. Прости нам наши грехи. Не введи нас в искушение, но сохрани нас от зла.
Отбросьте все это. Будьте немного живее, будьте немного современнее.
Генри отправился на свою первую охоту. Когда он снова появился в конторе, его партнер Моррис горел нетерпением услышать его рассказ. Генри сказал ему:
«Я отправился в лес с провожатым. Ты знаешь меня, две минуты в лесу, и я могу заблудиться. Я иду очень тихо, и вдруг передо мной появляется самый большой медведь, которого я когда-либо видел. Я разворачиваюсь и бегу так быстро, как только могу, а медведь бежит еще быстрее. И лишь когда я почувствовал у себя на шее его дыхание, он поскользнулся и упал. Я перепрыгнул через ручей и продолжал бежать, но я задыхался и был уверен, что медведь догоняет меня. Он почти догнал меня, но снова поскользнулся и упал. Я все бежал и бежал, и неожиданно очутился на поляне. Медведь бежал так быстро, как только мог, и я знал, что у меня нет шанса спастись. Я увидел других охотников и стал звать на помощь, и тогда медведь снова поскользнулся и упал. Мой спутник смог взять его на мушку и пристрелить».
Моррис сказал: «Генри, да это целая история. Ты очень смелый человек. Если бы такое случилось со мной, я бы наделал в штаны».
Генри посмотрел на него и пожал плечами: «Моррис, как ты думаешь, на чем поскальзывался медведь?»
Человек живет в страхе - пришло время положить этому конец. Человечество нуждается в новом рассвете, в совершенно новом взгляде.
Иисус говорит, что Бог есть любовь. Я бы сказал, что любовь есть Бог. Когда вы говорите, что Бог есть любовь, то получается, что любовь его единственное качество, но у него может быть и много других качеств: мудрость, справедливость и так далее. Для меня, любовь это Бог, божественность это одно из качеств любви. Нет другого Бога, кроме аромата любви. Но этот аромат может появится только в глубокой медитации, не в молитве. Молитва пахнет страхом.
Я прекрасно знаю, что все сказанное против Иисуса, или Будды, или Кришны причиняет вам боль, но я ничего не могу сделать. Если это причиняет боль, это причиняет боль. А вместо того, чтобы злиться на мои слова, обдумайте это, медитируйте на это. Потому что я совершенно не заинтересован в том, чтобы кого-либо опровергать. Я очень люблю Иисуса, Будду, Махавиру, Кришну. Они были чудесными людьми, но их время прошло.
Нам нужны новые прозрения, новая почва, новые измерения. И эти новые измерения неизбежно противоречат нашему старому, сгнившему уму. Поэтому когда вы чувствуете боль, помните - вам причиняет боль не истина, вам причиняет боль ваша собственная ложь, за которую вы цепляетесь. Когда вам приходится делать выбор между истиной и ложью, имейте мужество выбрать истину, потому что это единственный способ жить, единственный способ знать, единственный способ быть.
ГЛАВА 8. ИЗМЕРЕНИЕ НЕПОСТИЖИМОГО
(8 марта 1981 года, утром)
Первый вопрос:
Ошо, в соответствии с последней теорией астрофизики, каждый атом, который существует в теле или который создает материальные предметы вокруг нас, происходит из космическою цикла, через который он должен пройти, по меньшей мере, дважды. Как бы то ни было, этот факт не помогает мне почувствовать себя частью космоса. Ошо, есть ли у меня шанс как у ученого когда-нибудь испытать переживание тайны?
Вальтер Хульц, наука это разоблачение существования, поэтому совершенно невозможно испытать какое-либо чувство таинственного посредством науки, сам метод науки не позволяет этого. В точности как если бы слепой пытался увидеть ушами, или глухой пытался бы услышать музыку глазами: сам метод становится препятствием.
Наука использует определенную методологию, и это сужает ее, это создает ограниченность, определенность. Для науки крайне необходима определенность, иначе в мире не было бы различия между наукой и медитацией, между наукой и религиозным сознанием.
Наука означает определенность, абсолютную определенность в отношении фактов. А если вы очень определенны, вы не можете почувствовать тайну - чем более вы определенны, тем более исчезает тайна. Для таинственного нужна некоторая туманность, нужно нечто неопределенное, неочерченное. Наука оперирует фактами, а тайна не фактична, она экзистенциальна.
Факт - это всего лишь часть существования, очень маленькая ее часть, и наука имеет дело с частями, потому что это проще. Они меньше, их можно анализировать, вы не завалены ими, вы можете держать их в руках, вы можете расчленять их, вы можете вешать на них ярлыки, вы можете быть абсолютно уверены в их качестве, количестве, возможностях - но в самом этом процессе тайна гибнет.
Наука - это убийство тайны.
Если вы хотите испытать переживание тайны, вам надо будет войти в другую дверь, совершенно из другого измерения. Измерение ума это измерение науки, а измерение медитации это измерение чудесного, таинственного.
Медитация делает все неопределенным. Медитация переносит вас в неизвестное, неочерченное. Медитация постепенно приводит вас в состояние, подобное растворению, где наблюдатель и наблюдаемое становятся одним. Но это невозможно в науке. Наблюдатель должен быть наблюдателем, а наблюдаемое - наблюдаемым, и это четкое разделение должно постоянно соблюдаться. Ни на единый миг вы не должны быть заинтересованы, погружены, захвачены, пристрастны, любящи по отношению к объекту исследования. Вы должны быть беспристрастны, совершенно холодны, абсолютно безразличны. А безразличие убивает тайну.
Между миром медитации и умом есть мост; этот мост называется сердцем. Сердце находится точно между ними. Поэтому поэт живет в мире полутьмы: какая-то часть его научна, какая-то - мистична, В этом и тревога поэта, потому что он живет в двух измерениях, диаметрально противоположных друг другу. Поэтому поэты часто сходят с ума, совершают самоубийства, они всегда известны как немного сумасшедшие, не от мира сего. В них есть что-то метающееся, потому что они до конца не обосновались нигде. Они и не в мире фактов, и не в мире экзистенциального, они в преддверии.
Поэт может иногда почувствовать вкус таинственного, но и это бывает редко, это приходит и уходит. Мистик живет здесь; поэт лишь иногда прыгает и чувствует радость прыжка за пределы гравитации. Но через минуту или через несколько секунд он возвращается назад, снова подавленный силами гравитации.
