Джед МакКенна - Духовная война

Как это возможно, что лишь немногим удалось отыскать то единственное, что нельзя потерять? Это нелегко. Это требует всего, что у нас есть, но это единственное, что поистине возвышает человечество. Мы не такие смелые и отважные как нам нравится верить, не настолько наделены интеллектом, как говорит наше тщеславие, и по нашим собственным моральным оценкам мы последние из всех созданий, но есть одно, что мы все делаем замечательно, и только когда вам станет это ясно, вы сможете оглянуться и увидеть, какое это чудо – сознание, само для себя создающее иллюзию.

Боб – духовный дилетант, чьи духовные претензии являются ничем иным, как хорошо развитой ловкостью ума – сам обманщик и сам же обманутый. Мы были знакомы с ним почти неделю, и он знал, что я считаю его дилетантом и оцениваю его прозрения только исходя из этого. Сейчас мы сидели с ним на откидных креслах на плоской крыше гостевого домика, и он только что закончил чтение черновика предыдущей главы о духовном диссонансе.

– Возможно, вам стоит поразмыслить об этом, – сказал Боб, глядя на меня поверх напечатанных страниц. – Эти любители и увлекающиеся, как вы их называете, являются вашими читателями.

– Моими читателями?

– Ну, вашими подразумеваемыми читателями, – уточнил он. – И не очень-то мудро вот так их отвращать.

– Если у меня и есть подразумеваемые читатели, – ответил я, – то это те люди, которые знают, что застряли, и хотят выбраться, а не те, которые не знают, и просто хотят провести время и вынести своё суждение.

Он раздражённо вздохнул. Более или менее подобный разговор продолжался у нас уже несколько дней.

– А как вы полагаете, в чём разница?

– Первые примут критику с благодарностью, последние как личное нападение. Пробуждение это процесс, состоящий из прорывов, а прорывы не происходят от благовоний, свечей и внутреннего покоя. Вы считаете духовных искателей наиболее вероятными в достижении пробуждения, но Майя настолько их мистифицировала, что те, кто кажутся более продвинутыми, просто быстрее всех окапываются.

– Но, Джед, право же, вы не можете говорить так…

– Конечно могу. Это не моя излюбленная теория, это то, что я вижу, а если вижу я, значит и любой сможет. Всё, что нужно сделать, это посмотреть. Я могу так сказать, не правда ли? Откройте глаза. Будьте честны. Посмотрите.

Он ещё больше раздражался, что придавало ему забавный вид. Он был на несколько лет старше меня, может быть, пятьдесят, хорошо ухожен, хорошо одет, хорошо говорит, хорошо образован, во всём он хорош. Сердечен, искренен, привлекателен, осведомлён и мил. Написал книгу, и именно это, через ряд некоторых знакомых, привело его ко мне. Он остановился в самой лучшей гостинице в этом районе и ездил на взятом на прокат «Лэндровере».

– По-вашему это звучит слишком стандартно, – настаивал он не в первый раз, – как будто есть только две стороны проблемы, но это очень опасное упрощение. Когда вы говорите о духовных искателях, в действительности вы имеете в виду миллионы людей по всему миру, миллиарды людей, следующих самыми разными дисциплинами и путями, многие из которых древние и высоко почитаемые. Вы не можете просто кинуть всё это духовное и культурное разнообразие в одну коробку, прилепить к ней ярлык и объявить победу над человеческим заблуждением. Это не так просто.

Вот почему мне нравится Боб. Он говорит подобные вещи.

– Это именно так просто, – ответил я не в первый раз. – Пробуждение ото сна это очень прямолинейное дело. Оно не занимает десятилетий. Оно не похоже на умиротворённость или на спокойный ум. Оно не похоже на спасение других, или мира, или даже себя. Оно не похоже на преуспевающий рынок, где достоинства определяются привлекательным видом или коммерческим успехом. Пробуждение похоже на массивный ментальный и эмоциональный срыв, так как именно этим он и является – прародителем всех психических расстройств. Только так это работает. Знаю, есть тысячи книг, утверждающих обратное, и я могу сказать, что все они написаны Майей. Когда вы поймёте, что такое в действительности Майя, когда вы увидите её сами, это станет для вас совершенно очевидно. Вы увидите это, как видите небо.

Он махнул на меня моими же страницами.

– Но нельзя же уравнивать эти обширные осуждения...

– Почему нет? – спросил я. – Разве я не прав? Разве у духовности есть какая-то иная цель, чем пробуждать от иллюзии? Разве есть какой-то другой ведущий принцип, чем истина? Разве я не прав, думая, что Майя всецело захватила сердца и умы тех, кто хотел бы избавиться от неё? Разве они не погружены целиком в доктрины, не порабощены ортодоксальностью? Разве они не сидят с закрытыми глазами, пытаясь успокоить ум и остановить мысли? Разве они не пропагандируют покой, мир и тишину как духовные идеалы? Разве они не практикуют сердечную, основанную на эмоциях, духовность? Разве они не обладают сильными убеждениями и глубоко хранимыми верованиями, которые сковывают их надёжнее цепей?

– Да, – сказал он, тяжело вздохнув, – вы можете быть неправы.

Пришлось немного применить силу, чтобы заставить его сказать это.

– Вот именно, – согласился я, – я действительно неправ. У духовности есть другая цель. И она не касается пробуждения от иллюзии. Она касается прямой противоположности.

– Что?

– Я соглашаюсь с вами, – сказал я.

– Звучит совсем наоборот, – сказал он. – Я думаю, что проблемы здесь гораздо более сложные, чем вы...

– Единственная сложная проблема это оставаться во мраке посреди залитого солнечным светом мира. Мы взяли простейшие из возможных вещей и усложнили их до неузнаваемости. Мы понапридумывали себе эти смехотворные духовные идеалы, к которым можно вечно стремиться, но никогда не достигнуть. Мы променяли свет на тьму, истину на ложь, знание на невежество. Мы убедили себя, что самое близкое это самое далёкое, что принадлежащее всем – лишь для немногих, и что та единственная вещь, которой невозможно не достигнуть – безнадёжно вне досягаемости. Это совершенный рецепт долгого и успешного провала. Другими словами, это работа Майи, без которой не было бы царства сна, где можно спорить и писать книги, или от которой нужно избавиться. Разве тот, чьи глаза открыты, и кто чётко понял эту сюрреалистическую ситуацию, не захочет сделать попытку описать, что он видит?

– Ну, всё это может зависеть от того, как вы определите...

– Я определю царство сна как состояние, в котором человек видит то, чего нет, и не видит того, что есть – глаза его закрыты, он воображает реальность, вместо того, чтобы открыть глаза и наблюдать её. С закрытыми глазами человек вынужден жить в воображаемой, постоянно создаваемой умом, фальшивой реальности.

– Во сне, – сказал он.

– В неосознанном сне, – сказал я. – Я обитаю в том же сне, что и вы, но я осознан в нём. Те, кто неосознан в нём, живут за закрытыми глазами в выдуманном мире, выдуманной реальности. Эта выдуманная структура верований не имеет свойства стабильности и требует постоянного усиления эмоциями. Это наиболее явно заметно в фундаментализме любой системы верований – их структуры наименее стабильны и больше всего требуют эмоциональной поддержки – но это верно для всех, кто не пробуждён.

– Первый раз слышу, – сказал он немного угрюмо.

– Да нет, – ответил я. – Практически каждый, кто говорит о пробуждении и просветлении, на самом деле говорит о какой-то степени простого открытия глаз – это совсем не имеет ничего общего с реализацией истины. Именно об этом говорили все мистические учителя и поэты. Они получили проблеск интегрированного состояния, вкус ясности, и для них это было чем-то невероятно экстраординарным. В реальности, однако, это должно быть самым обыкновенным. Это необычно лишь потому, что мы сильно отрезаны от него.

– Вы не принимаете во внимание целый ряд духовных мотиваций и устремлений, – сказал он. – Вы умаляете весь этот спор...

– Да, – согласился я, – я опускаю духовные устремления внутри царства сна – качество жизненных аспектов, как счастье, покой, здоровье, благосостояние и так далее. И спасение и вечную жизнь, что продвигает нас ещё чуть вперёд. Жадность, высокомерие, эго – всё возникает из страха. Да, я категорически опускаю всё это. Это навозная жижа, в которой барахтается человечество, и из которой искренние искатели должны себя извлечь.