Бонни Шауб - Тропою Данте

Она знает, как знают мистики, которые воспевали это в стихах и песнях, что смысл — в самом переживании. Пытаясь анализировать и объяснять его, несмотря на вполне естественное побуждение для тех, кто еще не сформировал доверительные отношения с силой разума мудрости, значит возвращать внимание к собственной личности, к нашей обычной психической деятельности, а не к глубинной реальности, к которой приводит нас этот опыт.

Однако это не значит, что мы не можем вовлечься в процесс воссоздания и лучшего понимания того, что мы испытали. На самом деле это не только то, что мы обязаны делать, но также то, что мы естественным образом стремимся делать, уже однажды вкусив особого рода блаженство, которое нам дали моменты озарения. Один из наших учеников, Эндрю, описал момент озарения, который стал началом на его пути духовного исследования:

В тридцать один год я ощутил полное опустошение в душе. У меня была прекрасная работа и прекрасная семья, но в душе, в самоощущении, я был опустошен. А затем случилось нечто, изменившее все.

Мы проводили отпуск в горах Адирондак. Арендовали каноэ и плавали по озеру Джордж. Внезапно потемнело, поднялся ветер, гром и молния обрушились на нас. На озере поднялись волны и перевернули наше каноэ.

Нас выбросило в воду вместе с двумя нашими маленькими детьми. Мы с женой подхватили их и отчаянно поплыли к берегу. Кошмар продолжался. Молния ударила в деревья, которые загорелись прямо у нас над головой, и горящие ветки деревьев стали падать на нас. Нам некуда было податься. Внезапно я понял, что мы скоро умрем.

Нам угрожала смерть. Страх пробирал до костей. Я чувствовал его всем телом. Я смотрел на свою семью в абсолютной уверенности, что нам осталось жить лишь несколько секунд. Наше время истекло. В это мгновение что-то глубоко-глубоко во мне вышло на волю, и меня охватило блаженство. Блаженство горело в моих глазах и в каждой поре моей кожи. Я кончился. Я наслаждался любовью ко всем.

Я услышал: «Бежим!» Все еще в состоянии блаженства я последовал за женой и сыном и с дочерью на руках побежал вглубь леса. Моя жена увидела в свете молний очертания дома. Мы добрались до дома и открыли боковую дверь: в это время буря превратилась в сокрушительный град. Позднее в тот день мы видели в городе машины с пробитыми крышами и капотами.

В доме было темно. Мы услышали, как кто-то приближается откуда-то издалека. Мы крикнули, что у нас нет дурных намерений, мы просто хотели спрятаться от бури. В другом углу комнаты появилась древняя старуха. Мы снова извинились за вторжение, но она казалась спокойной и безмятежной. Она пригласила нас сесть и подождать, пока буря утихнет, а затем повернулась, и, ощупывая стену, пошла к двери, в которую вошла. Мы поняли, что она слепая.

В темноте комнаты мы увидели электрические вспышки в розетках. Воздух снаружи был пропитан электричеством молний. В комнату вошел мужчина. Он даже не спросил, кто мы такие, и возбужденно сообщил нам, что видел шаровые молнии, катавшиеся по полям. Затем он направился в другую комнату — проведать старуху. Град продолжал лупить.

Сидя в темной комнате, насквозь мокрый, трясущийся, боясь пошевелиться из-за электрических разрядов, я был неправдоподобно счастлив, что моя жена и дети спаслись и переживут этот вечер. Я же ощущал, что умру совершенно точно. Моя жена с ее огромной энергией спасла нас, заставив бежать к дому, пока я стоял ошеломленный, отдавшись эйфории. Я был вынужден признать, что сдался.

Когда буря утихла, мы собрались уходить и крикнули «спасибо!» в глухую темноту дома старухи, но не услышали ответа. Когда мы вернулись на дорогу, где могли поймать машину до города, я огляделся. Все мои прежние мысли улетучились. Все прежние представления покинули меня. Какой бы личностью я себя ни представлял, эта личность удалилась. Я знал только то, что ничего не знаю. Мой разум был пуст, как дорога. Ничего внутри. Новые мысли не приходили и не рождались. И вдруг совершенно неожиданно появилась одна ясная мысль: я должен понять. Я должен понять. Я знаю, что ничего не знаю, и я должен понять. На следующий день я начал искать духовного учителя.

Как и Странник, Эндрю пережил опыт, который абсолютно отличался от всего, что с ним было раньше. Когда он переживал этот опыт, он испытывал единение со всем творением. Оглядываясь назад, он хотел понять, что произошло в тот момент, его духовный поиск начался.

«Эйфория» — чувство, которое невозможно описать словами, но это то, по чему мы все тоскуем, даже не зная его, то неописуемое нечто, которое мы каким-то образом ощущаем ушедшим из нашей жизни. И, испытав его однажды, мы еще больше жаждем испытать его заново.

Нэнси отреагировала на первое знакомство с разумом мудрости словами: «Что это за дьявольщина?» А Том спросил: «Я только что где-то был?» — их сравнимые эквиваленты вопроса Дантова Странника к Беатриче: «Какая часть меня вознеслась?» Все они пытаются осознать, что пережили.

Странник не может выбросить из головы желание знать больше и говорит Беатриче: «…дивлюсь опять, как я всхожу столь легкою средою».[64]

И она отвечает, говорит нам Странник, как любящий родитель:

Поскольку Беатриче сразу и его учитель, и персонификация его собственной внутренней мудрости, она знает, что Странник сам обладает силой, раскрывающей ответы на его вопросы. Она хочет подвести его к этим ответам, как всякий хороший проводник или учитель, но также знает, что он должен прийти к пониманию своего внутреннего разума сам. Ее роль в том, чтобы помочь ему вытащить собственную духовность на поверхность его жизни.

Хотя с литературной точки зрения Дантовы описания опыта озарения могут восприниматься как поэтическая метафора, в действительности они представляют собой очень верный очерк состояния высшего сознания. Поскольку высшее сознание — это состояние, которое нужно пережить, чтобы понять, мы считаем, что Данте сам был знаком с подобными моментами озарения.

Мы можем представить поэта, одного в комнате, возможно — в момент меланхолии; он вызывает в воображении образ умершей Беатриче и ведет внутренний диалог с ее образом, и она отвечает ему в его воображении.

Когда мы просим учеников и пациентов вообразить фигуру мудрости, нет ничего необычного для них также «увидеть» образ того, кто ушел и кого они могут представить себе обладателем знания о том, что в конечном счете является величайшей мистерией: что происходит с нами после смерти? Если наш сценарий верен, Данте по многу часов много лет сообщался со своим разумом мудрости. Таким способом он поднимал свое сознание над страхом и рациональным мышлением и открывался для личного опыта озарения, которое описывает.

Легко себе представить, что Данте задавал вопросы об этих озарениях, поскольку это первая наша реакция после того, как озарение прошло и мы вернулись к обычным мыслям и представлениям. Наши вопросы не обязательно возникают от смущения, вызванного самим озарением: этот опыт обычно самоочевиден, со всеми его позитивными ощущениями и интуитивным пониманием. Мы задаем вопросы позднее, поскольку мы, как правило, плохо информированы о нашем внутреннем потенциале высшего сознания. Мы задаем вопросы, ибо все еще находимся в поисках пути к этой неизвестной стороне нашей сущности. Таким образом, в том, что Странник задает Беатриче столько вопросов, есть истинный смысл. Как мы увидим позже, вопросов становится меньше по мере того, как он чаще переживает высшие состояния и в большей степени позволяет опыту стать его учителем. Описанный Данте диалог между Беатриче и Странником почти наверняка отражает его собственный процесс понимания и принятия своего высшего естества.

Во время нашей работы с современным странником Нэнси из второй главы, мы видели, что сперва она боялась оторваться от скалы и отправиться в полет с монахом. Освобождение от наших рациональных страхов и продиктованного самосохранением поведения ради свободы высшего сознания может пугать человека, и Данте понимал это, когда говорил, обращаясь напрямую к читателю:

Но он также понимает, что тех, кто истинно ищет, не удержишь, поэтому говорит им:

Открывать себя перед силой разума мудрости, уходить от страхов — это все равно что отправиться на утлом челне по водам, не нанесенным на карты, — во всяком случае, в начале. И так будет, пока мы хорошо не узнаем духовную территорию, наши собственные состояния высшего сознания, в которых будем чувствовать безопасность.