Джанак улыбнулся и сказал:
— Утром ты можешь уйти. Но раз уж ты пришел, и ты так устал... по крайней мере, отдохни одну ночь, а утром можешь идти. И кто знает — ночью, может быть, придет тот контекст, ради которого твой мастер прислал тебя ко мне.
Это было очень таинственно. Как может ночь его чему-то научить? Но ладно, он должен был провести ночь во дворце; стоит ли поднимать вокруг этого столько шума? Он остался. Король распорядился, чтобы он получил самую красивую комнату, самую роскошную. Он проводил молодого человека, позаботился о его еде и сне, и когда он лег спать, Джанак ушел.
Но молодой человек не мог спать всю ночь, потому что он смотрел вверх и видел обнаженный меч, висящий на нити прямо над его головой. Это было так опасно; в любой момент меч мог упасть и убить молодого человека. И всю ночь он оставался бодрствующим, наблюдательным, чтобы избежать катастрофы, если она случится. Утром король спросил:
— Удобна ли была кровать, хороша ли комната? Молодой человек сказал:
— Удобна?! Все было хорошо — но что это за меч? Почему ты сыграл со мной этот трюк? Это было так жестоко! Я так устал, я пришел пешком издалека, из ашрама моего мастера в лесу, а ты сыграл со мной такую жестокую шутку. Что это за шутка: подвесить обнаженный меч на такой тонкой нити, чтобы я дрожал от страха, потому что малейшего ветерка было бы достаточно, чтобы меня не стало, и со мной было бы все кончено. Я пришел сюда не для того, чтобы совершить самоубийство.
Король сказал:
— Я хочу тебя спросить только об одном. Ты был таким усталым и мог заснуть очень легко, но не заснул. Что случилось? Опасность была так велика, это было делом жизни и смерти. Поэтому ты оставался осознанным, бдительным. То же самое — и мое учение. Ты можешь идти. Или, если хочешь, можешь остаться еще на несколько дней и понаблюдать за мной.
Хотя я сидел при дворе, где танцевали красивые женщины, я осознавал обнаженный меч, висящий над моей головой. Он невидим, его зовут смерть. Я не смотрел на эту молодую женщину. Точно так же, как ты не мог наслаждаться роскошью комнаты, я не пил вина. Я осознавал смерть, которая может прийти в любое мгновение. Я постоянно осознаю смерть, поэтому я живу во дворце, но в то же время я отшельник. Твой мастер знает и понимает меня. Он понимает и мое понимание. Именно поэтому он прислал тебя сюда. Если ты проживешь здесь несколько дней, то сможешь это наблюдать сам.
Хочешь знать, как стать более осознанным? Осознавай более и более хрупкость жизни. Смерть может случиться в любое мгновение — в следующее мгновение она может постучать к тебе в двери. Ты можешь оставаться неосознанным, если думаешь, что собираешься жить вечно — как ты можешь быть неосознанным, если смерть подходит близко? Невозможно! Если жизнь мгновенна, как мыльный пузырь, — достаточно булавочного укола, и ее больше нет, навечно... как ты можешь оставаться неосознанным?
Привнеси осознанность в каждое действие.
В тебе есть два уровня: план ума и план не-ума. Или позвольте мне сказать так: уровень, где ты на периферии своего существа, и уровень, где ты в центре своего существа.
У каждого круга есть центр — знаешь ты это или нет. Ты можешь даже не подозревать, что центр есть, но он должен быть. Ты периферия, ты круг — центр есть. Без центра тебя не может быть, это ядро твоего существа.
В центре ты уже будда, тот, кто уже прибыл домой. На периферии ты мир — в уме, в снах, в желаниях, в тревогах, в тысячи и одной игре. Ты — то и другое.
Обязательно будут моменты, когда ты увидишь, что несколько мгновений ты был, как будда, — то же самое изящество, та же самая осознанность, то же самое молчание; тот же мир красот, благословений, благоволения. Будут мгновения, проблески твоего собственного центра — они не могут быть постоянными; снова и снова ты будешь выброшен обратно на периферию. И ты почувствуешь себя глупо, печально, разочарованно; упустив смысл жизни... потому что ты существуешь на двух уровнях — на уровне периферии и на уровне центра.
Но мало-помалу ты сможешь перемещаться от периферии к центру и от центра к периферии очень гладко — точно как входишь в дом и выходишь из дома. Ты не создаешь никакой раздвоенности. Ты не говоришь:
— Я снаружи дома, как я могу войти в дом? Ты не говоришь:
— Я внутри дома; как я могу выйти из дома? Снаружи светит солнце, тепло, приятно — ты сидишь в саду. Затем становится жарче и жарче, и ты начинаешь потеть. Теперь это больше не приятно, это становится дискомфортно, — ты просто встаешь и уходишь в дом. Там прохладно; там не дискомфортно. Теперь приятнее быть внутри дома. Ты постоянно входишь и выходишь.
Таким же образом человек осознанности и понимания движется из периферии в центр, из центра в периферию. Он никогда нигде не остается застрявшим. С рынка он приходит в монастырь, из экстраверта он превращается в интроверта — он постоянно движется, потому что это два его крыла. Они не против друг друга. Они могут быть уравновешены в противоположных направлениях... — так и должно быть; если оба крыла с одной стороны, птица не сможет лететь в небо. Они должны быть уравновешены, они должны быть с противоположных сторон, но все же они принадлежат одной и той же птице, служат одной и той же птице. Твое наружное и внутреннее — это твои крылья.
Это нужно очень глубоко помнить, потому что есть возможность... ум имеет тенденцию застревать. Есть люди, застрявшие на рыночной площади; они не могут из нее выбраться; они говорят, что у них нет времени медитировать; они говорят, что если даже время и есть, они не умеют медитировать и не верят, что смогут медитировать. Они говорят, что они мирские — как они могут медитировать? Они материалистичны — как они могут медитировать? Они говорят: «К сожалению, мы экстраверты — как мы можем идти вовнутрь?» Они выбрали одно крыло. И конечно, если из этого происходит разочарование, это естественно. С одним крылом разочарование неизбежно.
И есть люди, которым надоел мир, и они бегут от мира, идут в монастыри и в Гималаи, становятся санньясинами, монахами, начинают жить одни, навязывают себе интровертную жизнь. Они закрывают глаза, они закрывают все двери и окна, они становятся, как монады Лейбница — безоконные, и тогда им становится скучно.
На рыночной площади им все надоело, они устали, разочаровались. Это становилось совсем как сумасшедший дом; они не могли найти покоя. Было слишком много отношений и никакого отдыха, недостаточно места для них самих. Они падали в вещи, теряли свои существа;
они становились более и более материальными и менее и менее духовными. Они теряли чувство направления. Они теряли само сознание, которым были. Они бежали. Пресыщенные, разочарованные, они бежали. Теперь они пытаются жить одни, жить жизнью интроверсии — рано или поздно им станет скучно. Они тоже выбрали одно крыло, но это снова только одно крыло. Это однобокий образ жизни. Они снова пали жертвой того же заблуждения противоположного полюса.
Я ни за первое, ни за второе. Мне хотелось бы, чтобы вы стали способны быть на рыночной площади и в то же время оставаться медитативными. Мне хотелось бы, чтобы вы общались с людьми, любили, двигались в миллионы отношений, потому что они обогащают вас, — и все же оставались способными закрывать двери и иногда отдыхать от всех отношений... чтобы вы общались и со своими существами.
Общайся с другими, но общайся и с самим собой. Люби других, но люби и самого себя. Иди наружу! — мир прекрасен и полон приключений; это вызов, он обогащает. Не теряй возможности — каждый раз, когда мир стучит к тебе в двери и зовет тебя, иди наружу. Иди бесстрашно — терять нечего, а получить можно все. Но не теряйся. Не продолжай без конца и не теряйся; иногда возвращайся домой. Иногда забудь мир — это мгновения медитации. Каждый день, если ты хочешь быть в равновесии, ты должен уравновешивать внешнее и внутреннее. Они должны иметь одинаковый вес, чтобы внутри ты никогда не становился однобоким.
Таков смысл, когда дзэнские мастера говорят: «Войди в реку, но не позволяй воде коснуться своих ног». Будь в мире, но не будь от мира. Будь в мире, но не позволяй миру быть в тебе. Когда ты приходишь домой, ты приходишь домой — словно весь мир исчез.
Хотэй, дзэнский мастер, шел по деревне. Он был одним из самых красивых людей, которые только ходили по земле. Он был известен среди людей как «Смеющийся Будда» — он все время смеялся. Но иногда он сидел под деревом — в этой деревне он сидел под деревом с закрытыми глазами — не смеясь, даже не улыбаясь, совершенно спокойный и собранный. Кто-то спросил:
— Ты не смеешься, Хотэй? Он открыл глаза и ответил:
— Я готовлюсь.
Задавший вопрос не мог этого понять. Он сказал:
— Что ты подразумеваешь под «подготовкой»? Он сказал:
— Я должен подготовить себя для смеха. Я должен дать себе отдых. Я должен войти вовнутрь, я должен забыть весь мир, чтобы вернуться обновленным, чтобы я снова смог смеяться.
