— Да. Надвигаются тучи. Мои дела в обществе людей породили массу проблем. Теперь я должен либо увязнуть в них, либо возвращаться.
— Куда?
— Пасти коров.
— Шутишь. Какой из тебя чабан!? Ты так силен и сияешь словно джигит на скакуне. У тебя даже волосы светятся золотом, — прищурилась одна на солнце.
Я улыбнулся, вспомнив генерала Касаткина, для которого эти же волосы «светились» излишней вольностью.
— Мне так и не понятно относительно Созерцания. Что это? — сорвала травинку Карлыгаш и принялась ее покусывать.
— Чтобы не заузить и не истребить жизнь ее должно питать все без ущемлений. С таких позиций нет главного и нет подчиненных. Нельзя сказать, что сердце важнее почек. В жизни, солнце — ничто без этого сада и этих гор. В таком мире знание тоже частный случай. Но горе, когда частное берет все на себя. «Кто не имеет знания, тот пребывает в темноте, а кто имеет знание, тот пребывает в еще большем мраке».
Карлыгаш отодвинула плечи в сторону и посмотрела на меня с удивлением.
— «Ученье — свет, а неученье — тьма», — сказала она.
— Это — когда интеллект провозглашает сам себя. Но я сказал с позиций той беды, которая возникает при деспотизме интеллекта. И если ты хочешь постичь хотя бы мудрость, то должна сменить точку отсчета. Ее имя Сознание. О! Это то поле восприятий, где утонет все, с чем соприкасается Человек. Ты учишь науку и возьмешь ровно столько, сколько способно найти в себе Сознание. Ты видишь прекрасный мир и слышишь журчанье ручья ровно в меру своего восприятия. Чужое взять ты не можешь. А мера твоего определена Сознанием.
— А то, что существует без меня?
— Не обманывай себя. Разве можешь ты сейчас смотреть моими глазами. Здесь ловушка самообмана, Карлыгаш. Многие попались в нее. На базе тождества людей предполагается возможность. Предполагается. Но стать реальным… Да. Стал Будда просветленным. Но для других — это только возможность. Стал Магомет пророком, но для других — это звезда. Пошел Иисус Христос по воде, но это не означает, что пойдет теперь каждый и обязательно должен пойти. В действительном, каждый имеет только свое.
— Человечество идет к прогрессу…
— Я прервал ее, приложив палец к своим губам.
— Где? — не поняла она и стала оглядываться.
— Вот здесь, — засмеялся я и показал ей на лоб. — Ты двухполярность подсовываешь мне в выражении «прогресс». Это не истина. Это лишь крупица, как листик на дереве.
— А как же быть с эволюцией?
— Это тоже двухполярное представительство. Кто сказал, что прошлое примитивнее предыдущего?! Найди и плюнь на него, — я смотрел на собеседницу шутливым взглядом.
— Это будет Дарвин, — сказала она таким тоном, словно сразила меня наповал.
— Дарвина упрекнуть не в чем, — как бы между прочим сказал я. — Он был верен себе и нашел, что двухполярность присутствует в переходе от вида к виду. Но историзм тут ни причем. Как двухполярнику Дарвину — «Слава!» Ну, а другим — «Позор», так как они не увидели в этом частный случай. Все двинулись к автобусу. Без приглашения было понятно, что пора ехать.
— Но как же понимать Созерцание? — спросила Карлыгаш, усаживаясь удобнее.
— Понять Созерцание нельзя, так как «понять» — это означает «увязать» в сеть имеющихся представлений. Вспомни, как ты учишь предмет. Если не увязала, то будет непонятно. Поэтому ты снова и снова читаешь написанную строчку. Ты ищешь за что бы ее «зацепить». Дядя, написавший учебник, у себя «увязал». Тебе предлагается «увязать» своими средствами. Кто «увязал», тот понял. Кто не «увязал», тот будет спорить. Так, вот… Созерцание нельзя «увязать». При увязывании, мыслящий подчиняет мир строго определенному набору двухполярных дхарм. В отличие от этого объекты Созерцания не возможно увязать в конструкцию. Нет адекватного всеобщего средства в инструментарии Сознания. Я ищу его. Осмысленное Созерцание будет третьим из того, с чем я соприкасаюсь.
— Разве святые и мудрецы не способны Созерцать? — пыталась осилить Карлыгаш то, что и мудрецам было не по плечу.
— Ищущий истину неожиданно и вдруг приходит к тому, что она — во всем. В этот миг происходит Озарение и Отречение. Двухполярная дхарма исчезает, а построенная на ее лукавых представительствах громадина рушится. В этой рухляди найдещь ты и эволюцию, и прогресс, и иерархию. Поэтому святой скажет тебе, что Бог пронизывает все, что он вне пространства и времени. В этот миг он пребывает в Созерцании. Созерцание и Озарение соприкасаются здесь. В сбросе двухполярной диктатуры Озарение раскаивается, а в сопрокосновении с Созерцанием — рождается.
— Ты сложно говоришь, — сказала Карлыгаш, и тут же уверенно добавила. — Но мне все понятно. Выходит, что Созерцание содержит в себе несогласующиеся, с позиций «здравого ума» законы?
— Не лукавь, Карлыгаш. Это ты видела в системах 1 и 2, как праобраз.
— Согласна. Папа сказал, что это чушь, но ушел и долго думал. Затем пришел и начал спорить, что каждая из систем служит своему назначению. Он сказал, что любовь слепа лишь у молодых, которые ничего не соображают, а у старших она осмысленна. Он это сказал, но он не любит… Дедушка любит и он сказал, что мы оба правы… Ой, мне уже выходить, — вскочила она.
— Я тоже выйду, — поднялся я. — Пройду пешком по садам. Нужно сосредоточиться. Предстоят тяжелые времена.
— У тебя?! — выпорхнула она из автобуса.
«Кому много дано, с того многое и спросится».
— Скажи мне, — Карлыгаш достала бумажку, сложенную вчетверо. — Почему не только мудрецы, но и религия отдают все в пользу системы 2?
Я развернул листочек с аккуратно выписанными столбиками «плюсов» и «минусов». Было заметно, что эти системы стали для нее ключом к оценке сущностного содержания высказываний, концепций, воззрений.
— В древней Индии был священный слог ОМ, в Китае расширенным и содержательным аналогом можно брать ян — инь. Это — как день и ночь или лето и зима. Это как внутренний и внешний Космосы. Аналогом этому в системе социальных отношений людей являются система 2 и 1. Изначально внутренний Космос человека не имеет органов восприятия. Он чужд ему, а точнее, его для человека нет. Поэтому воспевается только внешнее. Заплакал человек — плохо. Заболел — плохо. Опечалился — плохо. Но себя не обманешь. Именно инь или М, или система 1, взяли верх. Желаемыми стали только сигналы внешнего присутствия: любовь, желания общений, летняя истома. Ориентирующий на это стала система 2.
На ее листочке я написал и рядом нарисовал
— У тебя звучит МО, а не ОМ, пошутила Карлыгаш.
— Когда рождается ребенок, то ему больше присуще УА. Кроме «дня» и «ночи» существует еще «вечер» и «утро». Ребенок не доводит до «зенитных» точек О и М. Он находится вначале «дня» и вначале «ночи». Поэтому АОУМ более содержательное. Однако завершающим состоянием в каждом цикле является «ночь». Ее эксперементальными выражениями являются болезнь и смерть. Это настроило человека против самого себя в состояниях «вечера» и «ночи». В мировосприятии внешнего тоже существуют О и М. ЯН и ИНЬ, Ха и Тха. Если внешняя система сворачивает себя на сохранение, то это ее М, ее ИНЬ. Поэтому человек или государство нуждаются в раскрытии. Это система О, или ЯН, или Ха.
— Раньше ты систему О называл «система 2». К чему это изменение?
— Система 2 содержит социальные отношения, но это законы, более обширного действия. О — это «день», это ЯН, это расцвет, это радость, это духовный взлет. Поэтому осозновай не только «кто-кому», но и Мелодию Чувств.
— Я не знаю такой.
— Узнаешь. Путь мой продолжается. Пора.
— Пока, джигит.
Свой маршрут домой я выбрал через огромные сады. Яблони, привезенные сюда издалека, нашли здесь, в фокусирующей чаше гор и Вселенной те условия, которые разродили их богатым развитием. Аппорт вырастал сочный и несравнимый на вкус. То же самое произошло с грушами. Талгарскую красавицу не обхватить и вдвоем. Дубы, березы — все не только в огромных размерах, но и в насыщенном содержании.
На окраине сада меня встретила группа гамонящих как сороки цыган. Этих «приземлили»
Им выделили участки. Нельзя сказать, что дома у них были красивые, а дворики ухоженные, но образ быта сменился в сторону оседлых жителей.
— Что-то не сияешь сегодня, брат, — резво обратился ко мне Николай.
— Заходи. Развеселим. Споем, — засмеялась Дина.
Я подошел к колючему забору из шиповника, перегнулся и сорвал алую розу. Подошел к цыганам. Волосы Дины были наподобие смоленой конской гривы. Они были живые. Роза украсила их, моими руками. Цыгане тут же запели. Николай взял меня за плечи и повел в дом. С песнями мы шагнули в притемненную комнату. Рослый цыган, с окладистой бородой, тут же смахнул плеткой, которая только что покоилась за голенищем сапога все, что стояло на столе и валялось на табуретке.
