Конечно, мы разочарованы — ведь мы были созданы для чего-то большего. «Все соделал Он прекрасным в свое время, и вложил мир в сердце их…» (Еккл. 3:11). Наша страстная тоска по раю взывает к нам в боли разочарования и криках агонии. «Если я обнаружил в себе желание, которое ничто не может удовлетворить в этом мире, — писал К. С. Льюис, — то единственное логическое объяснение этому в том, что я был создан для другого мира».
Если вера и любовь держатся на надежде, если мы живем без надежды, а значит, как сказал Павел, «несчастнее всех человеков» (1 Кор. 15:19), тогда разве не стоит нам рассмотреть как следует, каким будет конец нашей истории, описав его самыми живыми красками, на какие способно наше воображение?
Я знал человека, который с детства ненавидел идею небес. Он озадачивал и ставил в неудобное положение любого учителя воскресной школы, заявляя достаточно смело, когда бы ни затрагивалась тема небес, что он не хочет отправляться туда. Наконец одному из них хватило ума спросить почему. Что же ответил мальчик? «Я не люблю горох». Он услышал однажды известный рождественский гимн «Тихая ночь», в котором поется: «Глас с небес возвестил: радуйтесь, ныне родился Христос, мир и спасение всем Он принес…», и подумал, что речь идет об овощах (В англ. яз. cлова peas «горох» и peace «мир» звучат почти одинаково. — Прим. пер.). Как любой смышленый малыш, он уяснил, что в нашем мире есть вещи получше.
Наше представление мало чем отличается от этого. Мы так редко говорим о небесах, а когда делаем это, то используем какие-то болезненные образы: толстые младенцы, летающие вокруг на крошечных крылышках, скучающие святые, возлегающие на бесформенных облаках, бренчащие на арфах и наблюдающие за тем, что происходит на земле, где разворачиваются все настоящие события.
Кризис надежды, который захлестнул современную церковь, — это кризис воображения. Католический философ Питер Крифт пишет:
Средневековое представление (которое можно назвать совершенно библейским) света, драгоценностей, звезд, свечей, труб и ангелов больше не удовлетворяет наш мир супермаркетов. Жалостливые современные суррогаты в виде пушистых облачков, бесполых херувимов, арф и металлических нимбов (а не нимбов из света), над которыми возвышается унылый божественный управляющий всеми скучающими — насмешка, а не слава. Даже более современные, новейшие заменители — небеса как удобное ощущение спокойствия и доброты, сладости и света и Бог как рассеянная дедушкина доброжелательность, дряхлый филантроп — еще более блеклые. Наша картина небес попросту не вызывает в нас никакого энтузиазма; эта картина вялая. За такими образами небес и Бога стоит скорее эстетический, нежели интеллектуальный или моральный упадок, и в этом видится самая большая потенциальная угроза вере. Наш образ небес скучный, пошлый и сладкий как сироп; а значит, такова и наша вера, надежда и любовь к небесам. …И уже неважно, скучная ли это ложь или скучная истина. Скука, без сомнения, — самый главный враг веры, так же как безразличие, а не ненависть — самый главный враг любви.
Все, что вы хотели знать о небесахЕсли бы образ небес вдохновлял нас, это был бы живой образ. Поэтому давайте немного помечтаем. Включите свое воображение. Представьте самое прекрасное завершение вашей истории, какое только возможно. Если небеса и не такие, значит, они лучше. Когда Павел сказал: «Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1 Кор. 2:9), он имел в виду, что мы не можем «перемечтать» Бога. Что нас ждет в конце путешествия? Что-то превосходящее самые смелые наши фантазии. Но если мы исследуем потаенные уголки нашего сердца в свете обетований, данных в Писании, мы сможем найти нечто, приоткрывающее эту тайну. Как мы уже много раз повторяли с самой первой главы, в сердце каждого мужчины, каждой женщины и каждого ребенка есть неуемное стремление к близости, красоте и приключениям. Что же готовят небеса для нашего сердца?
БлизостьСтремление к близости дает нам самое значительное представление о тех восторгах, что ждут нас впереди. Когда тобой пренебрегают, испытываемые при этом ощущения — самые болезненные. Я помню ежедневную пытку, которую я переживал в четвертом классе, когда мы стояли по линейке, ожидая, пока капитаны наберут себе команду для игры в мяч. Капитаны по очереди выбирали игроков, начиная с лучших и заканчивая худшими, иерархия в четвертом классе была достаточно жесткой. Несмотря на то, что с другими обходились намного хуже, чем со мной, — «Не заставляйте нас играть со Смитом, он был у нас в тот раз», — меня никогда не выбирали первым. Никто никогда не сказал: «Послушайте, давайте возьмем сегодня Элдриджа!» Я не чувствовал себя желанным; в лучшем случае меня терпели. А кроме того, существовало еще такое место, как молодежное кафе. Купив обед, вы шли с подносом в зал, выискивая, куда бы сесть. Существовало неписаное правило, определяющее, кто и где может сидеть согласно «табели о рангах». Однажды я решил испытать эту систему. Не слишком отважно я направился к столу, за которым сидели «крутые» парни, но, прежде чем я успел присесть, один из них, презрительно улыбнувшись, сказал: «Только не здесь, Элдридж, это место занято для кое-кого получше».
Именно благодаря этим эпизодам моей жизни я и уяснил, что принадлежу к аутсайдерам. На протяжении всей жизни каждый из нас испытывает постоянное недовольство оттого, что никуда не вписывается на все сто, никогда не принадлежит к чему-то по-настоящему. У всех есть достаточный опыт, который научил нас, что нам никогда не позволят войти в «круг посвященных», туда, где все близки между собой. Даже те, которых выбирали из толпы в этот круг, никогда не бывали избраны на роль тех, кем они действительно являются. Поэтому мы скрываем некоторые свои черты, чтобы попытаться войти в число «избранных», или убиваем наше желание попасть туда, вместо того чтобы позволить этому стремлению повести нас навстречу настоящей близости, для которой мы и были созданы.
С другой стороны, так приятно, если кто-то занимает для нас место. Мы заходим в переполненное здание церкви или оказываемся на званом обеде, и кто-то прямо напротив нас призывно машет рукой, указывая на стул рядом с собой, который он занял специально для нас. На минуту мы чувствуем облегчение, ощущая, что стали частью команды. А теперь вспомните слова Иисуса: «Я иду приготовить место вам» (Ин. 14:2). Он обещал, что приготовит место на небесах специально для каждого из нас. Когда мы придем на оживленное, волнующее празднование свадебного торжества Агнца, под гомон тысячи голосов, смех, музыку и звон бокалов, то наше сердце еще раз учащенно забьется в надежде, что нам могут позволить войти в круг избранных, и мы не будем разочарованы. Нас пригласит к столу Сам Любимый. Никто не будет вынужден протискиваться с трудом, чтобы найти стул в дальнем углу, или искать место, чтобы присесть. Там будет место, на котором напишут наше имя, которое занял для нас и ни для кого другого Сам Иисус.
Небеса — это начало путешествия, в котором чувство близости — самое главное, это «мир любви, — как написал Джонатан Эдвардс, — где источником ее служит Бог». Святой Дух через тех людей, которые записали Писание, выбрал образ свадебного пира не случайно. Это не просто пир, а пир свадебный. И то, что делает его выдающимся среди всех других, — это неповторимая близость брачной ночи. Дух Святой использовал самый нежный и таинственный образ на земле — единение мужа и жены, — чтобы передать глубину близости, которая уготована нам с Господом на небесах. Он — жених, а Церковь — Его невеста. Для того чтобы брачные отношения осуществились, мы познаем Его, а Он — нас. Там мы получим новое имя, которое будет знать лишь наш Любимый, которое Он отдаст нам написанным на белом камне (Отк. 2:17).
Джордж Макдоналд, теолог с сердцем поэта, пожалуй, выразил словами обетование небес намного ярче, чем кто-либо. Он объяснил назначение камня:
Это личный символ человека — образ его души в слове, — знак, который принадлежит ему и никому другому. Кто может дать это имя, единственное во вселенной? Только Бог. Потому что лишь Бог видит, каков есть человек. Лишь тогда, когда человек становится достоин своего имени, Бог дает ему камень с этим именем, чтобы человек понял, что оно означает. …Такое имя не может быть дано, пока человек не станет его достоин… это имя Он держал в мыслях, когда начал творить Свое дитя, на всем протяжении долгого процесса творения, дошедшего до воплощения идеи. Назвать имя — значит торжественно узаконить успех, значит сказать: «И вот, хорошо весьма».
Непроизнесенные проповеди
Камень освободит нас для безграничного наслаждения небом, так как для того, чтобы наслаждаться небесной близостью, нам необходимо получить свободу сердца, которой наслаждались Адам и Ева до грехопадения, которые были наги, но не чувствовали стыда. Это свобода от греха или, как сказал Крифт, «от того, что делает нас не такими, какие мы есть на самом деле. Мы будем свободны стать такими, какими Бог замыслил нас». Стыд убивает близость. Душа, которой есть еще что скрывать, не может наслаждаться полнотой познания, характеризующей любовь между Богом и Его святыми на небесах. Но для этого мы должны быть совершенными; наши возлюбленные тоже будут совершенны. Все, что когда-то стояло между нами, исчезнет, и наше сердце будет свободно для истинной любви. Близость, которая началась между Богом и Его людьми, обогатится и отразится эхом в нашем общении друг с другом. Самое страстное желание сердца — стать частью священного круга, быть внутри — указывает нам на величайшее сокровище, которое ждет нас на небе, частью которого мы были созданы для самого священного круга из всех. Льюис сказал:
