В начале апреля 1944 г. мы отправились в Сринагар. Благодаря усилиям моей жены и ее отца мы запаслись всем необходимым для двухдневного путешествия в горах, и я смог добраться до Сринагара без происшествий, несмотря на свое ослабленное состояние. Там, окруженный родственниками и друзьями, а также заботой жены и дочери, я быстро поправился и через несколько месяцев уже мог вернуться к выполнению своих обязанностей на работе. На протяжении года я полностью восстановил силы и мог переносить напряжение и утомительную деятельность, но так и не смог преодолеть склонность моего организма к расстройствам пищеварения, возникающим из-за нерегулярности питания или необычного его состава. Я вернулся к своей прежней привычке есть два раза в день, выпивая чашку молока с кусочком хлеба утром и вечером. К концу года мой аппетит пришел в норму, количество еды также стало умеренным, и она обязательно включала небольшой кусочек мяса.
Яркость восприятия внешних объектов, которые казались сверкающими (так же, как и внутренних образов и сновидений), за время наиболее тяжелого периода моего последнего расстройства настолько усилилась, что каждый раз, когда я смотрел на прекрасный солнечный пейзаж, мне казалось, что небесный рай опустился на землю, озаренный танцующими бликами света, похожими на капли расплавленного серебра. Эта удивительная субъективная способность моего сознания, позволяющая воспринимать весь мир прозрачным, сверкающим и пронизанным силой, не изменялась не покидала меня, благодаря чему мне и сегодня все вещи кажутся Пронизанными невыразимым сиянием.
В последующие годы я не замечал в себе никаких внешних изменений. Все происходившее было где-то внутри, за пределами моего знания и восприятия. Поскольку я не мог отметить в себе никаких других изменений, кроме того безбрежного моря сияния, в котором жил, я решил отказаться от попыток снова вызывать сверхъестественную силу, сурово предупрежденный последним пугающим эпизодом, и полностью погрузился в повседневные дела и заботы, пытаясь вести нормальную жизнь.
В 1946 г. вместе с несколькими друзьями и коллегами я начал активно участвовать в движении за экономические реформы, затрагивающие все основные социальные функции нашего общества. Я остро осознавал то бремя нищеты и отсутствия гражданских прав, которое каждая малообеспеченная семья была вынуждена нести всю жизнь, до самого погребального костра, — и все это ради преходящего удовольствия превзойти своих соседей в пышной показухе; в том, кто богаче накроет стол или даст большее приданое невесте, и во всех остальных подобных социальных ритуалах. Поэтому мне хотелось попытаться создать условия, которые позволили бы человеку с небольшими доходами избежать презрительного к себе отношения. Мы пытаемся что-то изменить, наживая больше врагов, чем друзей, получая больше порицания, чем похвалы, и встречая больше сопротивления, чем поддержки, — а потом жизнь заканчивается…
Летом 1947 г. моя дочь вышла замуж. Свадьба была скромной, в соответствии с идеей наших реформ, доверием к которой проникся ее будущий муж, молодой энергичный юрист. В раннем детстве он остался без родителей и средств к существованию, поэтому отказался от соблазна искать богатую невесту и женился на дочери небогатого человека без приданого. Предложение было сделано в то время, когда я был в штате Джамму, и все, что от меня требовалось, — дать свое разрешение. С учетом моих личных особенностей и склонности к скромной жизни для меня было важен поступок моего будущего зятя, так как он пренебрег устоявшимся обычаем жениться на невесте с приданым и согласился на материальную неопределенность в будущей семейной жизни.
Осенью того же года мирная долина Кашмира подверглась на падению воинственных племен, которых направляли хорошо подготовленные и обученные лидеры. Они напали на мирных кашмирцев, грабя, насилуя и убивая без разбора, захватив почти всю северную часть долины. После нескольких стычек с индийскими войсками нападавшие обратились в бегство, а наша небольшая группа энтузиастов была готова направить всю свою энергию на благородное дело помощи жертвам нападения.
Той зимой из-за плохой погоды многие официальные учреждения не переехали в Джамму из пограничных районов штата, подвергшихся массовой резне. Я также продолжал выполнять свои служебные обязанности в Сринагаре, полностью посвятив себя делу помощи пострадавшим. Поглощенный этим занятием, я не мог покинуть Кашмир зимой 1948 г., в то время как наша собственная судьба висела на волоске. Тогда же произошли резкие изменения и в политике руководства штата. Наследственные правители отреклись от престола, освободив место для народного правительства, и этот переворот в верхах повлек за собой множество других перемен, вследствие чего появились новые ценности вместо старых, а также новый образ мышления и действия. Старый порядок разрушился, ничего не изменив к лучшему (как обычно и бывает) в природе людей, которые, быстро позабыв уроки революции, действовали так же, как и раньше, что сделало неизбежным новый переворот.
В ноябре 1949 г. я снова поехал в Джамму вместе со своим офисом, а моя жена решила остаться в Сринагаре, чтобы присматривать за домом и детьми. Она уже не так сильно беспокоилась о моем здоровье и стала больше доверять моей способности позаботиться о себе, учитывая ту выносливость, которую я проявил во время событий последних двух лет. Моя пищеварительная система функционировала вполне регулярно, не давая ни малейшего повода для беспокойства. С другой стороны, я стал получать удовольствие от того, что помогал подняться на ноги сотням пострадавших семей, особенно людям без средств к существованию и без влияния в обществе. Я жил в Джамму вместе со своим старым другом, который был настолько любезен, что предоставил мне комнату. Это предложение, сделанное с искренней любовью и заботой, я принял с радостью, прежде всего потому, что это давало мне возможность бывать одному, поглощенному созерцанием сияния внутри меня, которое начало усиливаться, напоминая мне видения в первые дни после пробуждения Кундалини.
Обеспокоенный страшным опытом, через который я прошел, я полностью отказался от попыток продолжать медитацию. Сейчас я делал совершенно иное — без всяких усилий, иногда даже не осознавая этого, я все глубже и глубже уходил в себя, поглощаясь светящимися волнами сознания, которые становились все больше и больше по мере такого, как я позволял себе без сопротивления погружаться в этот океан, в котором растворялось мое «я».
После примерно двенадцати лет любопытные изменения произошли и в светящемся круге осознавания вокруг моей головы — того осознавания, которое позволяло мне постоянно воспринимать тонкий мир вездесущей жизни, присутствующий повсюду. В нем я дышал, ходил и действовал, никак не затрагивая его однородную субстанцию, которая в то же время не влияла на мои повседневные взаимоотношения с миром. Иными словами, это выглядело так, как будто я дышал, двигался и действовал, окруженный чрезвычайно тонкой, невидимой и сознательной пустотой, подобно тому, как мы окружены радиоволнами, но с тем отличием, что я не воспринимал и не чувствовал существование этих волн и вынужден был признать их существование на основании логики определенных фактов. Я осознавал, как мое собственное ограниченное сознание превзошло свое ограничение и находилось теперь в прямом контакте со своей сущностью и первоистоком, подобно тому, как осознающая капля росы плавала в океане чистого бытия, не исчезая и не растворяясь в массе окружающей ее воды.
На протяжении последнего месяца было несколько случаев, когда я отмечал тенденцию моего сознания обращаться вовнутрь, не встречая при этом никаких преград, подобно тому, как капля масла расплывается на поверхности воды. Так могло продолжаться до тех пор, пока я не предпринимал усилия, чтобы вернуться в нормальное состояние, казавшееся теперь тоже более расширенным, чем обычное поле сознания, которое было у меня до пробуждения. Однако я не придавал особого значения этой стадии, считая все это попытками ума погрузиться в мечты, которые по причине своей светоносности создавали видимость дальнейшего внутреннего расширения, не требуя никакого дополнительного изменения в моем уже и без того необычном состоянии сознания.
Примерно через месяц после моего прибытия в Джамму я отметил, что эта склонность к погружению в себя стала проявляться чаще и более явно, а также что это каждодневное погружение в светоносные глубины моего собственного бытия стали для меня источником силы и чувства счастья. Однако события развивались настолько постепенно, а изменения были настолько непредсказуемыми, что это привело меня к убеждению, что все происходившее было следствием общего улучшения моего здоровья из-за более благоприятного климата, чем каких-то внутренних факторов, действующих во мне.
