— Поверишь ли, когда мы с Гарри поженились, он устроил мне медовый месяц — три месяца на Средиземноморье и месяц в Израиле. Что ты скажешь на это?
— Фантастика, — отозвалась Эми.
— Мы вернулись домой, и он показал мне новый дом, который купил для меня — шестнадцать комнат, два бассейна, новый Мерседес. Что скажешь, Эми?
— Фантастика.
— А теперь на нашу двадцатую годовщину он подарил мне бриллиантовое кольцо — в десять каратов.
— Фантастика.
— А сейчас мы собираемся в круиз вокруг света.
— О да, просто фантастика.
— Ой, Эми, я так трещу о том, что сделал и делает для меня Гарри. Я забыла спросить, что же твой Абель сделал для тебя.
— Ну, мы хорошо живем.
— Но что же он сделал особенного?
— Он отправил меня в школу обаяния.
— В школу обаяния? А зачем тебе ходить в школу обаяния?
— Чтобы учиться, как говорить «фантастика» вместо «вранье».
Вот об этом то и вся йога — сделать вас осознающими фантастическое. Фантастика ждет вас прямо за углом, а вы утонули во вранье. Вытяните себя, освободите себя от него. Хорошего помаленьку.
И это решение никто другой принять не может. Вы должны решить. Это ваше решение, каким бы оно ни было. Оно будет вашим решением, если вы хотите измениться и преобразиться.
Жизнь фантастична, вот что я вам скажу. И она просто вокруг вас, а вы упускает ее. Больше не стоит упускать.
А йога — это не система веры. Это методология, научная методология о том, как достичь фантастического.
Спрашивает Паритош:
С тех пор как я вернулся в Пуну и слушаю ваши лекции, я переживаю некоторое беспокойство. Я узнаю, что мое эго на самом деле не существует. Теперь я еще больше беспокоюсь из-за моего суперэго, возможно, также не существующего, которое многие годы постоянно дышало в затылок эго, которого нет. Осознавая это, я вспоминаю строчки одного неизвестного поэта. Их смысл примерно таков:
Когда я поднимался по лестнице,
Я прошел мимо человека, которого не было.
А вчера он не появлялся.
Как бы мне хотелось, чтобы он ушел.
Эго — это величайшая дилемма, и ее надо понять. В противном случае вы можете все время поступать также, и до бесконечности создавать новое эго, борясь со старым.
Что же такое эго на самом деле? Оно ставит себя в высокое положение. Оно создает в себе разделение — разделение на высокое и низкое положение, разделение на высшее и низшее, разделение на святых и грешников, разделение на хорошее и плохое: разделение, по существу, на Бога и Дьявола. И вы постоянно отождествляете себя с прекрасным, с более высоким, с превосходящим, и вы постоянно осуждаете то, что ниже.
Если существует это разделение, то во всем, что вы делаете, присутствует эго; вы можете отбросить его, и, отбрасывая его, вы можете создать суперэго. Тогда это понемногу станет доставлять вам неприятности, поскольку всякое разделение — это страдание. Нераздельность — это блаженство; разделение — страдание. Суперэго создаст новые проблемы, новые тревоги. Тогда вы снова можете отбросить суперэго, и создадите суперсуперэго — вы можете делать так до бесконечности. А это не разрешит проблему. Вы просто изменяете ее. Вы просто вытесняете ее. Вы стараетесь уклониться от решения проблемы.
Я слышал об одном католике, который фанатично верил в непорочную Марию, Бога и в католическую теологию. Затем он пресытился этим, потом он отбросил веру и стал атеистом; он начал говорить: «Бога нет, а Мария — его мать». И теперь все то же самое, только более абсурдное.
Я слышал об одном еврее, очень простом человеке, портном в маленьком городке. Однажды его не обнаружили в синагоге. Был день богослужений, на которых он раньше всегда присутствовал, но позднее по городку поползли слухи о том, что он стал атеистом. Итак, весь городок сгорал от любопытства. Выдалось великое событие: портной превратился в атеиста. В том городке такого прежде никогда не случалось; никто никогда не превращался в атеиста. Поэтому все горожане высыпали к лавке портного. Они задавали ему вопросы, но он ничего не отвечал. Он хранил молчание.
На следующий день они снова явились к нему, потому что в городке стало почти невозможным делать что-либо. Весь городок думал о портном — почему же он стал атеистом? И они собрали делегацию, а сапожник городка, который не очень-то любил портного, возглавил ее. Делегация пришла к лавке портного, и сапожник, приблизившись к нему, спросил:
— Ты стал атеистом? Портной ответил просто:
— Да, я стал атеистом.
Они ушам своим не верили. Они и не надеялись, что он ответит так прямо, поэтому они спросили:
— Тогда почему вчера ты хранил молчание? Он воскликнул:
— Что? Что вы имеете в виду? Не хотите ли вы сказать, что я стал атеистом в субботу?
Даже если вы становитесь атеистом, ваш старый шаблон сохраняется.
Я слышал об одном атеисте, который был при смерти. Пришел священник и сказал атеисту:
— Пришло твое время. Примирись с Богом. Атеист открыл глаза и произнес:
— Спасибо тебе, Боже, за то, что я — атеист.
Шаблон сохраняется. Вы остаетесь почти прежними; меняются лишь ярлыки.
Прошу вас, попытайтесь понять это. Не создавайте суперэго.
Просто попытайтесь понять, что есть эго.
Эго — это отделение от целого: когда вы полагаете, что отделены от целого. Это всего лишь мысль, а не действительность. Просто фантазия, а не истина. То, что вы создали вокруг себя, — просто сон. Вы не отделены от целого. Вы не можете отделиться, потому что отделенными вы не в силах существовать. Тогда в вас не будет течь жизненная энергия. Энергия жизни продолжает течь в вас, - думаете ли вы, что отделены, или нет. Целое не волнуется об этом. Оно продолжает кормить и нянчить вас. Оно продолжает «наполнять» вас.
Но ваша идея о том, что вы отделены, порождает много страданий, когда идея пробуждается. Когда вы думаете, что отделены от целого, тут же вы и внутри себя создаете разделение. Все то, что естественно в вас, становится низшим, ведь кажется, что оно принадлежит целому. Секс становится низшим, поскольку кажется, что он принадлежит органическому единству целого.
Вот почему все религии беспрестанно осуждают секс. А я говорю вам, что пока секс не будет полностью принят, никто не может стать по-настоящему религиозным, потому как религия — это преображение все той же энергии. Она — не отрицание, она — глубокое приятие. Да, это преображение. Но преображение проходит через глубокое приятие. Принятая природа становится совершенно другой. Природа отвергнута — и все в вас становится прокисшим и горьким; и тогда вы создаете ад.
Эго всегда радо что-нибудь осудить, ведь лишь через осуждение вы можете чувствовать свое превосходство.
Прочел я такую заметку:
Однажды в церкви викарий сказал с кафедры:
— Встаньте все те, кто грешил на прошлой неделе. Встала половина собравшихся. Затем он сказал:
— Встаньте те, кто согрешил бы, будь у него такая возможность.
Встала вторая половина.
Какая-то женщина прошептала мужу:
— Похоже, только викарий здесь — праведник. А муж ответил:
— Да не верь ты. Он был на ногах все время.
Суперэго, которое все время осуждает, суперэго, которое только и знает, что говорит вам: это грех, это зло, это неправильно, это плохо, само есть единственное зло в мире, единственный грех. Так что же делать? Вы можете осуждать само эго, тогда вы создадите суперэго. Отбросьте осуждение — всякое осуждение — и эго исчезает, не создавая вместо себя никакого суперэго. Отбросьте всякое осуждение.
Кто вы такие, чтобы судить? Кто вы такие, чтобы говорить, что вот это хорошо, а это плохо? Кто вы такие, чтобы разделять существование на две части? Существование едино — одно органическое единство. Все едино: день и ночь едины, хорошее и плохое едины. Эти разделения от эго, от человека, они — порождения человека. Просто не осуждайте.
Если вы будете осуждать, вы все время будете создавать либо то, либо это. Перестаньте осуждать и смотрите — вы узнаете, что эго не осталось. Так что эго — не реальная проблема. Реальная проблема — это осуждение, суд, разделение. Забудьте об эго, поскольку, что бы вы ни делали с эго, оно создаст еще одно эго.
Сколько людей, столько и эго. У кого-то очень мирское эго, тогда у кого-нибудь — очень религиозное эго. Кто-то без конца твердит, как много он имеет, а, значит, кто-то хвалится, как много он отверг.
Так называемый святой умирал, вокруг него собрались ученики. Истекали его последние минуты, и они разговаривали у ложа мастера о нем.
Кто-то сказал:
— Больше никогда не будет на свете человека столь же нравственного.
