Но в чем же состоит это райское блаженство? Это порядок Божий, делающий всех святых бесконечно довольными, хоть они и не равны во славе! Как получается, что многие очень бедные люди весьма довольны, а принцы и властелины, наслаждающиеся изобилием, столь жалки и несчастны? Это оттого, что человек, недовольный тем, что имеет сейчас, никогда не избавится от страстных желаний. Будучи жертвой неутоленного желания, он никогда не сможет быть довольным. Все души имеют более или менее сильные и страстные желания, за исключением тех, чья воля потеряна в воле Божьей. Некоторые имеют хорошие желания, такие как принять мученичество для Бога. Другие жаждут спасения своего ближнего, а некоторые мечтают увидеть Бога в Его славе. Все это превосходно. Но тот, кто покоится в божественной воле, даже будучи лишенным всех этих желаний, бесконечно более доволен и больше прославляет Бога. Об Иисусе Христе, когда он изгонял из храма оскверняющих его людей, написано: «Ревность по доме Твоем снедает Меня» (Иоанна 2:17). Именно в тот момент Божьего порядка данные слова возымели свое действие. Сколько раз Иисусу Христу приходилось бывать в храме и раньше, когда он не вел себя подобным образом? Не случалось ли Ему говорить, что Его час еще не настал?
ОСЛЕ ВОЗВРАЩЕНИЯ ОТЦА ЛЯ КОМБА из Рима, где он получил поддержку и много свидетельств о жизни и учении, он как обычно исполнял свои обязанности проповедника и исповедника. Я рассказала ему о том, что я делала и пережила в его отсутствие, и как Бог позаботился обо всех моих проблемах. Я видела, как Провидение беспрестанно проявляло себя даже в мельчайших делах. Не имея в течение нескольких месяцев никаких новостей о моих бумагах, когда некоторые люди торопили меня с письмами и винили за небрежность, невидимая рука удерживала меня, и мой мир и уверенность были велики. Дома я получила письмо от священника, из которого узнала, что ему поручено приехать и встретиться со мной, так как у него были мои бумаги.
Я послала в Париж за охапкой вещей для своей дочери. Но вскоре я услышала, что они утонули в озере, и не могла узнать больше никаких подробностей. Но я не сокрушалась по этому поводу, так как всегда верила, что они найдутся. Человек, который взялся найти вещи, искал их во всех окрестностях целый месяц, ничего о них не слыша. По окончании трех месяцев мне их привезли, найдя в доме одного бедняка, который не открывал их и даже не знал, каким образом они к нему попали. Как только я послала за суммой денег, которой мне должно было хватить на целый год, человек, обязавшийся получить их по чеку наличными, положив деньги в два мешка на лошади, забыл о том, что они там были, и доверил вести лошадь какому–то мальчишке. Мешки с деньгами упали с лошади посреди рынка в Женеве. В тот момент я там оказалась, идя с противоположной стороны. Первое что я обнаружила, посветив фонарем, были мои деньги. Удивительно, что большая толпа народу так их и не заметила. Со мной происходили многие подобные вещи. Но и этих рассказов достаточно, чтобы показать постоянную защиту Бога.
Епископ Женевы продолжал меня преследовать. Когда он писал мне, его письма были исполнены вежливости и благодарности за все мои благодеяния в Гексе, но в то же самое время он говорил другим, что я «ничего не оставила этой обители». Он писал против меня Урсулинкам, с которыми я жила, повелевая им запрещать мне встречаться с Отцом ля Комбом. Игумен обители, достойный человек, и настоятельница, равно как и вся община, были столь раздражены всем этим, что не могли не сообщить ему об этом. Тогда он принес извинения с видимым уважением, говоря, что не имел в виду ничего плохого. Они написали ему, что «видят в Отце лишь исповедника, а не собеседника, а мое присутствие оказывает столь созидающее действие, что они счастливы меня принимать, почитая это великим благом Божьим». Но то, что было сказано ими из чистого милосердия, не было приятно Епископу, ибо, видя меня, окруженную любовью в этой обители, он сказал, что я привлекла всех на свою сторону, и что он желал бы меня видеть за пределами епархии. Несмотря на то, что мне было известно все это, и добрые сестры были этим встревожены, я не испытывала беспокойства по причине стойкого умиротворения, в котором пребывала. В воле Божией все мне виделось в одном свете. Какими бы неразумными или несдержанными не казались творения, человек веры рассматривает их не самих по себе, но видит их в Боге без различий. Поэтому, когда я вижу недоумение бедных душ, вызываемое спорами, смущающими их объяснениями, мне их становится жаль. Я знаю, что у них есть на то свои причины, которые под действием самолюбия выглядят очень справедливыми.
Для того чтобы немного отдохнуть от утомительных постоянных бесед, я попросила Отца ля Комба об уединении. Именно тогда я позволила себе быть поглощенной любовью весь день напролет. Также я ощущала в себе качества духовной матери, ибо Господь даровал мне то, что я даже не могу выразить, ибо это служит для совершенствования душ. Я не могла это скрыть от Отца ля Комба. Мне казалось, что я вошла в тайники его сердца. Наш Господь показал мне, что Отец является Его слугой, избранным из тысячи исключительно для Его прославления. Но Он проведет его через абсолютную смерть и полное крушение человека в старости. Господь желал, чтобы в этом был и мой вклад, дабы я послужила инструментом, направляющим его на путь, на который и он меня когда–то поставил. А для того, чтобы я была в состоянии вести других, я должна была рассказывать им о пути, которым мне самой довелось пройти. Господь желал видеть нас соответствующими друг другу, чтобы мы стали единым целым в Нем. Хоть моя душа теперь ушла немного вперед, ему было суждено опередить ее однажды в смелом и быстром полете. Богу известно, с какой радостью я наблюдала, когда мои духовные дети опережали свою мать.
Находясь в уединении, я чувствовала сильное желание писать, но сопротивлялась ему, пока не заболела. Я не знала о чем писать, не было ни единой мысли, с которой можно было бы начать. Но это был толчок свыше, столь исполненный благодатью, что ее трудно было вместить. Я открыла свое настроение Отцу ля Комбу. Он ответил мне, что у него было сильное побуждение повелеть мне писать, но он еще не осмеливался сказать мне о нем по причине моей слабости. Я сообщила ему, что «эта слабость и является результатом моего сопротивления, и что она уйдет, стоит мне только взять перо». Он спросил: «Но что же ты напишешь?» Я ответила: «Я ничего не знаю об этом, и даже не желаю знать, предоставляя Богу во всем меня направлять». Он повелел мне так и поступить. Когда я взяла перо, я не знала даже первого слова, которое я должна написать, но когда начала, то мысль потекла обильно, безостановочно и стремительно. По мере того как я писала, я постепенно успокоилась, и мне стало лучше. Я написала целый трактат о внутреннем движении веры, сравнивая его с потоками, течениями и реками. Поскольку тот путь, которым теперь Бог вел Отца ля Комба, очень отличался от того, по которому он ранее следовал (где были знание, весь свет, пыл, уверенность, чувство), теперь же бедность, унижение, презираемая тропинка веры, и обнаженность души, ему было очень сложно покориться такому пути. Кто бы мог сказать, через что довелось пройти моему сердцу, прежде чем оно покорилось воле Божьей? В то же самое время владение Господом моей душой становилось с каждым днем все сильнее, так что я проводила целые дни не в состоянии проронить хотя бы слово. Господу было угодно посредством моего абсолютного внутреннего преобразования поместить меня в Себя полностью. Он все более становился абсолютным хозяином моего сердца до такой степени, чтобы не позволять мне ни единого собственного движения. Но это состояние не мешало мне снисходить к моей сестре и к другим людям в обители. Тем не менее, те бесполезные вещи, которыми они были заняты, не могли меня интересовать. Именно это побудило меня просить об уединении, чтобы отдать себя во владение Тому, кто совершенно невыразимым образом держал меня так близко к Себе.
ТО ВРЕМЯ У МЕНЯ было столь ревностное желание способствовать совершенствованию Отца ля Комба и видеть его абсолютно умершим для своего я, что я желала ему всех крестных испытаний и мук, которые только можно было себе представить. Я надеялась, что они смогут привести к желанной и благословенной цели. Если он в чем–то проявлял неверность или смотрел на вещи в ином свете, нежели в свете истинном, и это препятствовало полному умерщвлению, я чувствовала себя как на иголках, что меня очень удивляло, ибо до сих пор я была ко всему безучастна. Я пожаловалась моему Господу, и Он милостиво меня ободрил, как в этом вопросе, так и в отношении дарованной мне полной от Него зависимости, которая была во мне подобна состоянию новорожденного младенца.
