Ознакомительная версия.
Именно из-за этого вокруг нас столько несчастных людей, которые не могут найти себе спутника жизни.
— Наверное, ты права, — кивнул комендант. — Впрочем, как всегда. Я начинаю понимать, почему великие учения всех времён содержат по существу одни и те же правила владения собой. — Подумав немного, он продолжал: — Ты что же, хочешь сказать… выходит, если мы научимся постоянно поддерживать движение ветров по срединному каналу, то будем чувствовать себя, как… как в те моменты, когда занимаемся… но всегда?
— Именно так, — ответила я. — Поэтому-то люди, которые приблизились к такому состоянию, могут вообще обходиться без секса. Они знают, что половой акт хотя и приоткрывает срединный канал, но всего на несколько секунд. Потом всё возвращается к прежнему состоянию, и мы чувствуем себя ещё хуже, чем прежде. Они также знают, что есть и другие способы временного освобождения, например, наркотики и настои некоторых трав, однако сохранить канал открытым надолго так не получается. Потратив много сил и времени, вы бросаете один-единственный взгляд на сияющий идеальный мир, а потом возвращаетесь к прежней беспросветности или даже к худшей, если во время своих стараний нанесли кому-то вред и заложили вредные семена. Такие люди посвящают всё своё время и усилия поискам способов постоянно держать срединный канал открытым. Снаружи — с помощью поз йоги и дыхательных упражнений. Изнутри — сидя в тишине и бесконечно умножая добрые мысли. Делая добро окружающим и уничтожая зёрна, заложенные прошлыми ошибками. Бережно засаживая сад будущего новыми полезными семенами, которые прорастут и создадут для нас вечно открытый канал и новое сияющее тело вокруг него. А на практике, — в моём голосе зазвучали нотки Катрин, — это означает строгое следование Принципу Крепости. Мы не должны допускать даже намёка на ситуацию, которая может повредить семье. Есть очень простое правило: общаясь с человеком противоположного пола, состоящим в браке, например, с женщиной, которая приносит воду… — Я сделала паузу. Комендант слегка вздрогнул. — … никогда не говорите того, чего не смогли бы сказать при муже.
Он задумчиво взглянул в окно, потом вдруг улыбнулся.
— Я всего-навсего хотел взять несколько уроков, чтобы вылечить спину, а ты пытаешься сделать из меня… Ну что ж, давай попробуем!
Однажды в дождливый день пристав ворвался в участок весь промокший, волоча за руку мальчишку. Это был Кумара Вира — Юный Воин, — первый из ребятишек Бузуку, которого я встретила тогда на дороге. Он тоже промок и трясся от холода в своих лохмотьях.
— Бузуку! — заорал пристав. — А ну, ко мне, живо!
— Засов, Рави, — насмешливо напомнил тот.
Однако приставу, как я поняла, было не до шуток. Он рывком отбросил засов и вытащил Бузуку за шиворот из камеры.
— Караульный, ко мне!
Молодой человек, зевая, показался в дверях. Пристав обернулся ко мне.
— Госпожа Пятница, пожалуйте и вы сюда!
Я повиновалась, и мы все последовали за разгневанным приставом в кабинет коменданта. Тот в изумлении вытаращил глаза. Пристав подтолкнул нас к столу и обвиняющим жестом ткнул пальцем в лицо Бузуку.
— Как тебе не стыдно?! — загремел он.
— Что… почему? Рави… господин, я… — в страхе забормотал толстяк.
— Посмотри на этого мальчика! Он же замёрз до полусмерти, весь мокрый! Сидит под большим деревом вместе с остальными. Говорят, что это их дом, они там живут! Трудно даже поверить! Как ты можешь?
— Ах, вот оно что! — вздохнул Бузуку, усаживаясь на пол. Подумав немного, он снова встал и заговорил, в свою очередь направив в лицо приставу короткий мясистый палец: — Послушайте, пристав… и вы тоже, комендант. Во-первых, как я могу воро… обеспечивать ребятишек, если вы заперли меня в камере? Во-вторых, даже в хорошие времена, когда я был на свободе, мне всё равно не хватало на жильё. Я сам спал под тем деревом вместе с ними! Кто мне помогал? Никто! Беспризорные дети шлялись по улицам, как… как эта корова с телёнком и свинья, которых караульный…
— Свинья? — перебил комендант, озабоченно посмотрев на караульного.
Тот смущённо потупился.
— Ну и что прикажете делать? Сами-то вы на моём месте как поступили бы? — всё больше распалялся толстяк, размахивая руками. Он обвёл нас гневным взглядом.
— Ладно, ладно, — помолчав, произнёс пристав примирительно. — Это дело прошлое, а теперь-то что? Я никак не могу допустить, чтобы дети, посещающие нашу школу…
— Рави, — вздохнул комендант, — не школу, а тюрьму.
— Нашу школьную тюрьму… — поправился пристав.
Бузуку покачал головой.
— Нет, так не годится. Не звучит.
— Тюремную школу? — робко предложил караульный.
— Тюрьму! — строго повторил комендант.
— Школу! — спокойно произнесла я.
— Так или иначе, — упрямо продолжал пристав, — мы не можем допустить, чтобы они спали под деревом! Или я не прав? — Он мрачно взглянул на нас, и мы поспешили кивнуть — может быть, вспомнив про дубинку?
— А куда нам их девать? — спросил караульный.
Пристав опустил голову, напряжённо соображая.
— У меня дома места нет, у тебя с матерью вообще каморка.
Разве что…
Лицо коменданта страдальчески сморщилось. Караульный радостно поднял руку.
— Господин пристав, лучше всего разместить их здесь!
— А что, в самом деле! — оживился тот.
— Только не в камере, — продолжал караульный.
— В канцелярии — вот где! — радостно воскликнул пристав. — Её можно освободить… Временно, конечно, — добавил он, бросив взгляд на коменданта.
— Отлично! А потом можно будет перенести стену с южной стороны…
— Ну да, там же есть свободная земля, согласно королевскому указу!
— И дверь новую сделаем!
— А как быть с водой?
— Проведём по бамбуковым трубам от ручья, указ это разрешает.
Комендант растерянно молчал, едва успевая переводить взгляд с одного на другого.
— А канализация? — не унимался караульный.
— Сделаем подземную, по всем правилам, — надулся пристав.
— Понадобятся обожжённые кирпичи…
— Достанем самые лучшие.
— Вот и замечательно! Значит, всё решено, начнём прямо завтра, — просиял караульный. Пристав повернулся к начальнику.
— Господин, вы ведь разрешите, правда?
Комендант машинально кивнул, уставившись в пол. Мы стояли вокруг него, радостно переглядываясь. Один Бузуку вдруг озабоченно нахмурился и, старательно прокашлявшись, спросил:
— Э-э… а кто, собственно, будет за всё это платить?
Я пожала плечами и взглянула на караульного. Он, в свою очередь — на пристава. Пристав, тоже пожав плечами, умоляюще посмотрел на коменданта. Тот медленно поднял на нас глаза, приходя в себя. Потом оглядел пыльные кипы бумаг, громоздившиеся вокруг.
— Знаете, я должен сказать вам кое-что, — грустно промолвил он. — Я тут принял решение… очень важное решение… Я больше не буду писать министру фальшивые рапорты о наших успехах.
Это прозвучало так неожиданно, что мы, не сговариваясь, дружно захлопали в ладоши. Комендант расплылся в улыбке.
— Ну что вы… спасибо… — Он смахнул слезу. — Я даже не думал, что вы меня так сразу поймёте… И ещё… — помолчав, продолжал он. — Нам всем троим надо почаще выходить в посёлок… патрулировать, так сказать… В общем, помогать тем, кто в нас нуждается.
Последовал новый взрыв аплодисментов. Комендант, весь красный от смущения, сиял как невеста на свадьбе.
— Ну, хорошо, — продолжал он, — спасибо вам большое… Однако, боюсь, что это будет значить… В общем… по крайней мере, на какое-то время мы останемся без денег, то есть, их станет меньше. Придётся нам затянуть пояса… пока не прорастут новые семена, — улыбнулся он, с надеждой взглянув в мою сторону. Я ободрительно улыбнулась в ответ. — Так что, — продолжал он, — я не имею ни малейшего понятия, где взять деньги для этой вашей пристройки для детишек. — Он тяжело вздохнул и снова мрачно уставился в пол.
В комнате наступила полная тишина. Никто не знал, что сказать.
Потом раздался спокойный голос караульного:
— Я беру это на себя.
Четвёртая неделя декабря
После занятия Мата Джи, ласково дотронувшись до моей руки, достала из полотняной сумочки, которую всегда носила на плече, небольшой аккуратный свёрток Он был обвязан красивой белой лентой, сплетённой из волокон какого-то местного растения.
— Для моего любимого учителя, — промолвила она с улыбкой.
Открыв свёрток, я обнаружила маленький квадратный коврик, украшенный причудливой вышивкой с золотыми тиграми. Моё сердце сжалось: такие же индийские узоры были на ковриках, которые ткала моя мать. Как она там теперь, за далёкими северными горами?
— Какая красота! — восторженно выдохнула я, обнимая Мата Джи.
Ознакомительная версия.
