Ознакомительная версия.
Когда он снова осмеливался подобраться к этой общей найденной добыче, тот, видимо, более сильный, более старший, а может, и более знатный воробей, снова атаковал воробьишку более низкой касты и гнал его прочь с поля битвы, на котором, как известно, может быть только один победитель.
Человек долго наблюдал за этой победной борьбой, все пытаясь отгадать, в чем заключается наполеоновский настрой этого воробья.
Он наметанным глазом измерял величину обоих воробьев. Никакой разницы – они оба были одинаковы. Одинаково маленькие или одинаково большие, смотря с кем сравнивать – с вороной, которая прилетела и в конце концов мигом проглотила этот объект воробьиных распрей и борьбы – всю хлебную крошку целиком, или с муравьем, для которого и остаток крошки – немалая добыча.
«Нет, все-таки эти воробьи не были одинаковыми, – уже после работы, глядя телевизор, на экране которого происходила уже борьба не воробьев, а людей, думал про себя человек. – Может, у одного из них было на несколько перьев больше, а может, он умел их так ощетинить, чтобы продемонстрировать свою смелость и решимость, может, у него клюв был длиннее на целый миллиметр, а может, у него от рождения был какой-то невидимый человеку, но решающий для воробья особый знак.
Вполне возможно, что у победителя был властный или даже королевский голос и его чириканье настолько же заставляло подчиняться, замолкать, как и приказ бригадира подчиненной ему бригаде, как идущей по подиуму красавицы – только еще поднимающейся на него, или истина правящего справедливостью – ищущему справедливости».
Человек смотрел на экран величиной с плитку мостовой и следил за ареной людских сражений. Борьба была яростной и прекрасной, тайной и открытой, по-воробьиному агрессивной и по-шамански коварной.
Разум боролся с коварством. Красота со временем. Сосед с соседом. И победители получали не крошки, а должности, титулы, замки, виллы. Те, что поменьше, – хотя бы дорожку от своих владений к озеру, мосток через ручей или право первому садиться за стол.
Баллы. Рейтинги. Медали. Пожатие руки большего или меньшего веса могло предопределить исход борьбы, принести победу или позорный проигрыш.
Борьба шла на всех телеканалах. И не только. Она несмолкаемым эхом повторялась и по эту сторону экрана. Он и сам не раз участвовал в этих гладиаторских сражениях. И в тот памятный день он готовился к схватке. Нужно было всего лишь самую малость его усилий, и он бы победил. Ведь тогда его конкурент не имел никаких преимуществ.
Однако он впервые отступил с поля боя. По собственному желанию. И виноваты в этом не воробьи и не ворона, утащившая всю воробьиную добычу. Его решение предопределил ломоть хлеба.
Тот заплесневелый ломоть хлеба, видимо, вывалившийся из мусорного ящика, он увидел, едва выйдя на улицу. Ни оба воробья, ни ворона – вся эта троица – не заметили этого большого куска хлеба, потому что яростно сражались меж собой.
В тот день он ушел с поля боя. И выиграл. Выиграл желание добиваться не какой-то крошки, а целого ржаного поля.
Ох, как нелегка доля золотоискателей! Они от зари до зари копают в ручьях прибрежный песок, кладут его в сита, которые потом промывают в быстром течении, и глядят: не мелькнет ли среди водяных брызг и песчаной россыпи крошечный желтый кусочек – золотая песчинка.
Доля золотоискателя тяжела, но и заманчива, полна азартного ожидания, что в этот или следующий миг, день, на следующее лето быстрое течение отмоет, выкинет, над безмолвным песком неслышимый, но ощущаемый всем сердцем золотой звон будущей самой дорогой монеты, а глаза поймают и в один миг безошибочно определят диаметр, вес этой вновь открытой желтой планеты, а также орбиту кружения головы золотоискателя.
Голова и кружится от мысли, на какие высоты взлетит жизнь, с какой скоростью могут эти маленькие кусочки золота, эти крошечные планеты заполнить всю глыбу золотой галактики. А тогда…
Золотые соблазны берут верх над мучениями искателей желтых сокровищ, и редкий из них закидывает в реку сито и бросает свой берег. А если кто и бросает, то только уставший от бесконечного ожидания, только потопивший в ручье вместе с песком и все силы, и надежду.
А он, едва начав разгребать песок и тотчас увидев первую крупинку золота, сразу открыл в ней цену золотой весточки. Прочитав ее, он понял, что этот сыпучий песок – это фон бесконечного пространства. Пристально приглядевшись, в нем можно увидеть маленькие кристаллы сокровищ другой пробы, которые, отмыв в ручье текучего времени, можно найти не только крупицу мыслей, но и самый редкий самородок мудрости.
Он враз разгадал загадку, на протяжении столетий мучавшую головы алхимиков. Ответ был прост, но зато он был более ценным, чем все золото мира: надо искать способы не как превратить медь в золото, а как энергию поиска золота превратить в азарт поиска мыслей!
Ключ к открытию этого закона фортуны был спрятан в вопросе: сколько надо иметь золота, чтобы можно было купить свое счастье? И ответ всех мудрецов, всех компьютеров был один: счастье не купишь ни за какие сокровища мира.
А мысль? Одна-единственная мысль, пришедшая в голову, дошедшая до души, может изменить, озарить весь жизненный путь, может, но нет, не из ничего, а только с течением времени тебе одному предназначенной жизни, сделать тебя счастливым, самым счастливым.
Откуда, с какой стороны ждать прихода этой мысли?
Отовсюду: из тишины, из взглядов встреченных людей, из прочитанных книг, из своих собственных чувств, из мира души. Какой ответ на вопрос, почему я всю жизнь вынужден таскать на спине людей через реку, герой сказки услышал от последнего перенесенного через реку человека?
– Да брось ты посреди реки, – говорит он, – этого забравшегося тебе на шею, и пусть сам он выбирается. А ты будь свободным. Иди, куда вздумается.
Ну и что, что эта подарившая свободу мысль – из сказки. Но эти севшие на нашу шею мучители – это созданные нами самими гнетущие стереотипы: коль ты незнатен – не возгордись, коль не богатый – ходи со скромно опущенной головой. Если ты маленький – избегай говорить словами, достойными только элиты, говори как простолюдин, если тебе трижды сказали, показали, что стоящее перед тобой человеческое существо – «звезда», – пади перед ним на колени.
Пади на колени… или не зная, кто были твои предки, думай, что ты из великого рода, из самого королевского. Выбирай самое прочное генеалогическое дерево! Будь свободным!.
Однажды моряк, сошедший с корабля на берег Миссисипи, громко крикнул всем:
– Отныне я буду Марком Твеном! Эй, Том Сойер, готовься к кругосветному путешествию!
Скромная гувернантка Мария, уложив спать чужих детей, взяла в руки учебник физики, и релятивное время тоже унесло ее по бурной реке славы. И время по сей день славит имя Марии Склодовской-Кюри.
Благодаря счастливому ветру фортуны – он не только сметает песок будней в горы бед, но и сдувает их, открывая для самых счастливых небо, – поющая на пыльных парижских улицах девчонка Джованна Гассион превращается в любимицу неба и людей Эдит Пиаф.
Сотни похожих на нее певиц так и остались на пыльных улицах, постепенно опускаясь на дно, а она, узревшая во взгляде судьбы золотой луч славы, поднялась на сверкающие до сих пор вершины.
Дно – это смирение с тем уровнем альтитуды судьбы, на который ты выброшен. Дно для одних – это довольствоваться тем, что плаваешь в каком-то корыте, для других – что имеешь временный угол при чужих детях, что за песенку, за целый рабочий день тебе бросают в банку монету, на которую ты можешь купить сладкую булочку или тонизирующий желудок (но не душу) напиток. Для третьих же достаточно, что живешь, что можешь сытно есть, как и все окружающие. Что еще больше надо?
Надо. Тебе. Надо для твоего счастья.
Надо почувствовать, понять, когда, откуда блеснет этот золотой луч судьбы, способный сиюминутной силой одной мысли вознести тебя из серых будней до самых небес, предназначенных судьбой.
В тот раз писатель собравшихся его послушать выпускников попросил сесть на два ряда скамеек. По его просьбе в первый ряд сели те, которые больше ценили свои физические достижения и в будущем намеревались выбрать спортивную карьеру.
Во втором ряду остались те, кто больше старался развивать свои умственные способности и собирался в будущем продолжить учебу в гуманитарных или технических вузах.
Так как в этом городе спорт был, как говорится, второй религией, то и многочисленные поклонники всячески превозносили спортсменов, воздавая им похвалу наряду с шоуменами, певцами и другими сотворенными ими самими звездами. Поэтому и тот первый ряд выпускников был гораздо больше, чем «ученых».
– А сейчас, – к распределившимся таким образом выпускникам обратился с улыбкой писатель, – прошу поднять руки тех, кто без мышеловки, без всяких других ловушек, сам, только собственными руками поймал мышь.
Ознакомительная версия.
