Все восточные формы медитации подчеркивают необходимость стать отделенным от мира, незаинтересованным в нем, потерять свою личность и слиться с космическим разумом. В этом выражается желание человека – освободиться от бремени и боли этой жизни и испытать благословение парения в нирване. Личность человека растворяется в космическом разуме. Это желание освободиться от бремени и боли этой жизни и окунуться в безличность нирваны. Личность утеряна и вообще рассматривается как совершенная иллюзия. Это бегство от несчастного колеса существования. Нет Бога, к Которому можно было бы приблизиться и Которого можно было бы слышать. „Отделенность" от мира является конечной целью восточных религий.
Христианская медитация далеко превосходит идею простого „отделения". Отделение, конечно, необходимо, – „суббота созерцания", – как выражался Петр Сельс, бенедиктинский монах XII века.(8) Но в „отделенности" есть и большая духовная опасность, на которую указал Иисус в истории о человеке, который освободился от злого духа, но не исполнился духа добра: „Когда нечистый дух выйдет из человека… он идет и берет с собою семь других духов, злейших себя, и вошедши живут там; и бывает для человека того последнее хуже первого" (Лк. 11:24-26).9
Нет, отделенность сама по себе недостаточна; нам нужно продвигаться к привязанности. Отделенность должна быть от мирского шума вокруг нас, чтобы иметь более полную привязанность к Богу. Христианская медитация ведет нас к внутренней целостности, необходимой для того, чтобы полностью и свободно отдаться Богу.
Другой ошибочный взгляд на медитацию – это тот, что ее считают делом очень трудным и сложным, и пусть ею занимаются профессионалы. Вовсе нет! Эта мысль очень рассмешила бы последних: они как раз считали, что делают столь же естественное дело, как дышат. Они бы сказали нам, что медитация не требует никаких специальных даров, ни психических сил.
Томас Мэртон пишет: „Медитация на самом деле очень проста и не нуждается в разработанной технике того, как это нужно делать".10
Третий ошибочный взгляд – это считать созерцательность чем-то непрактичным, уводящим от реальной жизни XX века и бояться стать кем-то вроде описанного Достоевским отца Ферапонта („Братья Карамазовы"), сурового, самоправедного человека, который с легкостью мог освобождаться от мира и затем свысока проклинать его. Такая „медитация" может повести только к нездоровому состоянию отрешенности от жизни и бесчувствию к страданиям людей.
Все эти взгляды на медитацию далеки от истины. В действительности медитация может успешно переориентировать наши жизни. Томас Мэртон писал: „Медитация бессмысленна, если она не коренится в реальной жизни".11 Никто не был более созерцательным, чем квакеры, но и никто не был более практичным. Уильям Пени замечает: „Истинное благочестие не отворачивает людей от мира, но делает их способными жить в нем лучше и побуждает их исправлять его".12
Часто медитация приводит к откровениям, которые весьма практичны: как относиться к мужу или жене, как решить эту сложную проблему или даже как лучше преподавать студентам. Чудно, когда медитация ведет к экстазу, но гораздо чаще человек получает руководство в своих повседневных делах.
Медитация посылает нас в наш обычный мир, наделяя нас большим видением перспективы и большим равновесием.
Возможно, самая большая ошибка – это рассматривать медитацию как религиозную форму психологических упражнений. Она может снизить давление и уменьшить напряжение, она может помочь нам прикоснуться к подсознательному, но при этом мысль о действительном общении с Богом Авраама, Исаака, Иакова кажется совершенно ненаучной и поэтому неразумной. Если вы чувствуете, что мы живем исключительно в физическом мире, вы будете рассматривать медитацию как хороший способ получать всегда известные мозговые волны. Но если вы верите, что мы живем во вселенной, сотворенной живым, личностным Богом, Который радуется иметь общение с нами, тогда вы увидите медитацию как общение между Любящим и любимым.
Эти два учения о медитации являются совершенно противоположными. Одно ограничивает нас чисто человеческим, психологическим переживанием, другое возносит нас к встрече человека с Богом. Одно говорит о развитии и использовании подсознательного, другое – о покое в Том, Кого мы нашли, Кто любит нас, Кто близок к нам, Кто приходит к нам, чтобы привлечь нас к Себе.13 Оба учения имеют религиозную внешность и даже используют ту же лексику, но для первого из них нет места в духовной реальности.
Итак, как же мы приходим к вере в духовный мир? Является ли это вопросом слепой веры? Ничуть. Реальность духовного мира доступна всем, кто ищет ее. Я часто обнаруживал, что люди, с легкостью отрицающие существование этого мира, никогда не потратили и десяти минут, чтобы исследовать, существует ли этот невидимый духовный мир или нет.
Позвольте мне предложить практический подход к духовным реалиям. Как при любом научном исследовании, мы предлагаем гипотезу и проверяем на практике, истинна она или нет. Если наш первый опыт не удается, мы не отчаиваемся и не называем всего дела обманом. Мы пересматриваем путь эксперимента, возможно, уточняем гипотезу и делаем новую попытку. По крайней мере, нам нужно хотя бы быть честными, чтобы продолжать этот труд в той мере, в какой мы делали бы это в любой научной области. Тот факт, что многие просто не хотят этого делать, выдает не их разумность, но их предрассудки.
Желание слышать живой голос Бога
Бывают времена, когда все внутри нас соглашается с этими стихами поэта:
„Только сидеть и помышлять о Боге,
Какая это радость! Думать Его мыслью, дышать Его именем, —
Земля не знает большего благословения".14
Но чаше бывает иное: духовная инерция, холод и отсутствие желания. Человек, кажется, имеет постоянную нужду, чтобы кто-нибудь другой говорил ему о Боге. Мы довольствуемся тем, что получаем послание из вторых рук. На Синае люди кричали Моисею: „Говори ты с нами, и мы будем слушать; но чтобы не говорил с нами Бог, дабы нам не умереть" (Исх. 20:19). Одной из роковых ошибок жителей Израиля было их настойчивое желание иметь царя вместо того, чтобы покоиться в руках Божиих, под Его управлением. Мы слышим печаль в словах Господа: „Отвергли Меня, чтоб Я не царствовал над ними" (1 Цар. 8:7). История религии – это история отчаянней борьбы за то, чтобы иметь царя, посредника, священника, кого» то между человеком и Богом. В таком случае нам не будет необходимости самим идти к Богу. Нам не нужно будет менять свою жизнь, ведь быть в присутствии Божием значит меняться. Даже поверхностного взгляда на заказную культуру достаточно, чтобы понять, что она захвачена религией посредника.
Вот именно поэтому мы так боимся медитации: она смело зовет нас самих войти в присутствие Божие. Она утверждает, что Бог говорит в длящемся и непрерывном „сегодня" и хочет обратиться к нам. Весь Новый Завет утверждает, что общение с Богом назначено не для „профессионалов" – священников, но для каждого человека. Все, кто признают Иисуса Христа Господом, являются всеобщим священством и как таковые могут войти во святое святых и беседовать с живым Богом.
Так трудно убедить людей, что они могут слышать Божий голос. Члены одной церкви были сами удивлены, узнав на опыте, что „можно и в XX веке получать столь же ясные указания от Бога, как те, которые были даны Анании: „… встань и пойди на улицу, называемую Прямой…"15 Но почему бы и нет? Если Бог жив и участвует в делах человеческих сегодня, почему бы нам не слышать Его голоса и не повиноваться Ему? Он Учитель и Пророк наш.
Каким образом возникает в нас желание слышать Его голос? „Это желание есть дар благодати. Если кто-то воображает, что он может просто приступить к медитации, не молясь об этом, не прося о желании и даре милости на это, тот скоро откажется от всего этого дела. Но желание и милость на это должны быть взяты, как обетование будущих милостей".16 Искать и принять этот „дар благодати" – единственное, что побудит нас продвигаться вперед во внутреннем путешествии. Как сказал Альберт Великий, „созерцание святых воспламеняется любовью Того, Кого мы созерцаем, то есть Бога".17
Освящение воображения
Спуститься разумом в сердце можно легче всего через воображение. В связи с этим великий шотландский проповедник Александр Уайт говорит о „Божественном! служении христианского воображения".18 Вполне возможно, что некоторые люди способны испытывать присутствие Бога через одно только простое созерцание, но большинство из нас нуждается в более полной опоре на чувства. Не надо презирать этот простейший и более смиренный путь в присутствие Бога. Сам Иисус учил именно таким образом, постоянно обращаясь к воображению слушающих, и многие благочестивые учителя тоже ободряют нас на этом пути. Святая Тереза Авильская говорит: „… так как я не могла размышлять о Боге, имея такое малое Его понимание, я стремилась представить себе Христа во мне".19 Многие из нас согласятся с этими словами, потому что мы тоже испробовали чисто умственный способ и нашли его слишком абстрактным, слишком отвлеченным. Более того: воображение помогает нам сконцентрировать свое внимание и углубить мысли. Франциск Сальский замечает, что „посредством воображения мы ограничиваем свой ум той тайной, о которой мы размышляем, чтобы он не блуждал туда и сюда, точно так же, как мы сажаем птицу в клетку или привязываем ястреба, чтобы он покоился на руке".20
