Ознакомительная версия.
Сегодня нам больше известно о том, какие области мозга связаны со способностью к обучению на опыте изучения ряда идей, которые мы самостоятельно корректируем. Префронтальная кора головного мозга выявляет ошибки и пересматривает данные, приведшие к ним. Передняя часть поясной извилины головного мозга подает сигнал, в каких обстоятельствах следует изменить поведение. Каждый год мозг раскрывает нам все новые и новые свои секреты.
Путешествие длиною в жизнь
Мы никогда не утрачиваем жажду знаний. Пожалуй, действие этого научного факта заставило меня работать в Вашингтонском университете после защиты диссертации. В 1992 году американские биохимики Эдмонд Фишер и Эдвин Кребс получили Нобелевскую премию в области физиологии и медицины. Мне посчастливилось ознакомиться с их работами и побывать в их кабинетах, расположенных недалеко от моего. Когда я приехал в университет, обоим ученым было уже за семьдесят. При встрече с ними первое, что меня удивило: они не были пенсионерами. Ни физически, ни умственно. Спустя долгое время после того, как они заслужили право почивать на научных лаврах, они продолжали активную и продуктивную деятельность в своих лабораториях. Каждый день я встречал их в коридоре, когда они разговаривали о новых данных, обмениваясь журналами, внимательно прислушиваясь к идеям друг друга. Иногда какие-то люди с интересом расспрашивали их о результатах эксперимента. Это были очень творческие люди, мудрые, как царь Соломон, и активные, как дети. Их интеллектуальный двигатель не снижал обороты, а любопытство продолжало служить топливом. Способности человека к обучению не меняются с возрастом. Мы можем всю жизнь оставаться учениками.
Для поддержания стремления к познанию должны существовать веские эволюционные причины. В условиях Серенгети такой причиной была борьба за выживание, которое в то время не зависело от организованной, структурированной подачи информации. Оно зависело от хаотического, реактивного опыта сбора информации. Поэтому лучше всего нашим предкам удавалось учиться, постоянно корректируя ряд всевозможных идей. Предположим, вчера меня укусила красная змея с белыми полосками, и я чуть не умер – вот пример готового наблюдения. Далее я предполагаю, что при следующей встрече с той же змеей произойдет то же самое! Таков исследовательский путь познания, проложенный человеком за миллионы лет эволюционного развития, и невозможно его изменить за семь-восемь десятилетий, отведенных нам на этой планете.
Согласно результатам исследований, некоторые области мозга взрослого человека остаются столь же пластичными, как в мозге ребенка, поэтому он способен формировать новые связи, закреплять существующие и создавать новые нейроны; этот дар позволяет нам учиться в течение всей жизни. Однако мы не всегда придерживались такого мнения. Еще пять-шесть лет назад в научном мире главенствовало мнение, что человек рождается со строго определенным набором клеток мозга, которые постоянно разрушаются в процессе путешествия от рождения к смерти. И мы действительно теряем синаптические связи (по некоторым подсчетам, в день разрушается до 30 тысяч нейронов). Однако мозг взрослого человека продолжает создавать нейроны в тех областях мозга, которые обычно задействуются при обучении. Новые нейроны отличаются той же гибкостью, что и у новорожденных. Мозг взрослого человека на протяжении всей жизни сохраняет способность изменять свою структуру и функции в соответствии с полученным опытом.
Можем ли мы продолжать исследовать мир с возрастом? Думаю, Кребс и Фишер ответили бы утвердительно. Разумеется, не всегда условия жизни способствуют развитию любознательности по мере того, как мы взрослеем. Мне повезло иметь такую работу, которая предоставляет в этом свободу выбора. А еще раньше мне повезло с мамой.
Помню, когда мне было три года, у меня вдруг проснулся интерес к динозаврам. Я и не догадывался, что моя мама ожидала этого. С того дня все в доме начало трансформироваться в стиль юрского периода. И триасового. И мелового. На стенах появились изображения динозавров. Я начал находить книги о динозаврах, разбросанные по полу и на диване. Мама даже называла обед «пищей динозавров», и мы смеялись, пытаясь издавать звуки, подобные голосам динозавров. А потом я вдруг утратил интерес к доисторическим животным, потому что мой школьный товарищ заинтересовался космическими кораблями, ракетами и галактиками. Удивительно: мама была готова и к этому. В одно мгновение произошла трансформация от динозавров к Большому взрыву. Плакаты с рептилиями сменили изображения планет, которыми были увешаны стены моей комнаты. Я находил небольшие изображения спутников в ванной. Мама даже доставала из упаковки чипсов «космические монеты», которые я хранил в специальном альбоме.
Так проходило все мое детство. Когда я заинтересовался греческой мифологией, мама превратила дом в Олимп. Я проявил интерес к геометрии – и дома появились все евклидовы атрибуты, а затем их сменил кубизм. Камни. Самолеты. В возрасте 8–9 лет я уже сам начал видоизменять наш дом.
Однажды, лет примерно в четырнадцать, я заявил матери, что буду атеистом. Она была глубоко верующим человеком, и я подумал, что подобное заявление просто ошеломит ее. Но вместо этого она ответила: «Хорошо, дорогой», как будто бы я сказал, что больше не хочу чипсов. На следующий день она усадила меня за обеденный стол; на ее коленях я заметил сверток. Она спокойно сказала: «Я слышала, ты теперь атеист. Это правда?» Я кивнул, и она улыбнулась, протянув мне сверток. «Автора этой книги зовут Фридрих Ницше, она называется “Сумерки идолов”, – сказала мать. – Если ты собираешься быть атеистом, это одна из лучших книг, которую тебе надо прочитать. Приятного аппетита!»
Потрясенный, я понял важную вещь: быть любознательным – само по себе очень важно. Предмет моего интереса всегда имел для меня значение, мне никогда не удавалось придушить в себе жажду познания.
Большинство специалистов по возрастной психологии полагают, что потребность ребенка в знании – энергия столь же чистая, как алмаз, и притягивающая, как шоколад. И, несмотря на это, в когнитивной нейробиологии нет единого определения этого человеческого качества. Если бы детям позволяли оставаться любопытными, они продолжали бы развивать свои естественные наклонности к исследованию и открытиям, пока им не исполнился бы 101 год. Моя мать понимала это интуитивно.
Детям исследование приносит радость. Подобно наркотику, жажда познания только растет и, следовательно, приносит и большую радость, и немедленное вознаграждение. А если разрешается родителями, продолжается и в школьные годы. Когда дети взрослеют, они понимают, что учение приносит не только радость, но и знания. Компетентность в определенных областях позволяет идти на интеллектуальный риск. Если дети не прекращают свой путь в реанимации, то могут закончить его с Нобелевской премией в руках.
Мне кажется, этот замкнутый цикл можно разорвать, оказав помощь и процессу обучения, и самому ребенку. Например, в первом классе ученикам объясняют, что образование служит им базой. Они начинают понимать, что получают знания не потому, что это интересно, а потому, что это может принести им выгоду. Чувство восторга сменяется стремлением получить хорошую оценку. Однако мы верим, что инстинкт любознательности настолько силен, что некоторые люди пренебрегают призывом общества к интеллектуальному отдыху и продолжают работать.
Мой дед, например, был таким человеком. Он родился в 1892 году и дожил до 101 года. Он говорил на восьми языках, многое повидал и продолжал жить в своем собственном доме (самостоятельно подстригая траву) до ста лет, оставаясь живым и ярким, как фейерверк, до самого конца. Во время празднования своего столетнего юбилея он отвел меня в сторону. «Знаешь, Хуанито, – сказал он, откашлявшись, – 66 лет разделяли аэроплан братьев Райт и полет на Луну Нила Армстронга». Он покачал головой, изумляясь: «Я родился в эпоху лошадей и колясок, а умру в эпоху космических кораблей. Как же так? – его глаза загорелись. – Я прожил хорошую жизнь!»
Через год он умер.
Я часто вспоминаю о нем, когда думаю об исследованиях. Я думаю о своей матери и магической трансформации комнат, которую она создавала. Я думаю о своем младшем сыне Ноа, экспериментировавшем с языком, и сильном желании, овладевшем моим старшим сыном Джошуа, из-за которого его ужалила пчела. По-моему, нам нужно стараться поддерживать в себе огонь любопытства в течение жизни и на работе, и особенно в школах.
В Google всерьез относятся к силе исследования: 20 процентов рабочего времени сотрудники компании тратят на то, чтобы следовать зову мозга. Это подтверждается конечным результатом их работы: половина новых продуктов, включая Gmail и Google News, создана в течение тех 20 процентов рабочего времени. Как привить эту жажду совершать открытия в условиях школы? Некоторые пытались обуздать естественные исследовательские склонности детей при помощи проблемно-ориентированной и исследовательской моделей обучения, у которых есть как сторонники, так и противники. Большинство соглашается с тем, что в дебатах на эту тему не хватает твердых эмпирических данных, которые продемонстрировали бы долгосрочный эффект названных моделей. По-моему, нам действительно не хватает реальной лаборатории, где ученые, исследующие мозг, и учителя могли бы заниматься изучением данного вопроса в рабочем порядке. Я хотел бы описать вам место, где могли бы проводиться подобные испытания.
Ознакомительная версия.
