На самом деле, последние два предложения содержат в себе всю суть вопроса. Истинное спасение или истинная свобода от цепи перерождения состоит не в отвержении земной жизни и не в бегстве индивида из этого мира благодаря духовному уничтожению своего «я», так же как истинное отречение заключается не просто в отказе от всех физических связей со своей семьей и обществом. Истинное спасение, истинное освобождение – это внутреннее отождествление себя с Божественным, в котором все ограничения прошлых жизней и будущих рождений исчезают, уступая место вечному существованию нерожденной Души. Тот, кто свободен внутри себя, даже действуя, не делает ничего, – так говорит Гита; ибо это Природа действует в нем под управлением Владыки Природы. Точно так же, если даже он воплощается в теле сотни раз, он свободен от любых цепей рождений или от механического колеса существования, поскольку живет не в жизни тела, а в нерожденном и бессмертном духе. Поэтому привязанность к бегству от перерождений – это также один из идолов, которого, кто бы ни поклонялся ему, садхак интегральной Йоги должен сокрушить и отбросить прочь от себя. Ибо его йога не ограничивается индивидуальной реализацией Трансцендентного за пределами всех миров; она включает также реализацию Универсального, «совокупности всех душ», поэтому не может сводиться к поиску личного спасения и бегству из этого мира. Даже в его выходе в трансцендентное, за пределы космических ограничений, он по-прежнему един в Боге со всем сущим; для него остается божественная работа в мире.
* * *
Эта работа не может подчиняться каким-либо правилам, установленным умом, или соответствовать каким-то человеческим стандартам; ибо его сознание вышло за пределы власти человеческого закона и человеческих ограничений и поднялось на уровень божественной свободы, оно перешло из-под управления внешнего и преходящего к самоуправлению внутреннего и вечного, от скованности формами конечного к свободному самоопределению Бесконечного. «Как бы он ни жил и ни действовал, – говорит Гита, – он живет и действует во Мне». Правила, которые устанавливает человеческий разум, неприменимы к освобожденной душе; о таком человеке невозможно судить с помощью внешних критериев и показателей, основанных на ментальных представлениях людей и их предубеждениях; он выходит за пределы узкой юрисдикции этих ненадежных судей. Неважно, носит ли он одеяние аскета или живет полной жизнью домохозяина; проводит ли он свои дни в том, что люди называют святыми делами, или в многосторонней мирской деятельности; посвящает ли он себя непосредственно тому, чтобы вести людей к Свету, как Будда, Христос или Шанкара, или управляет царствами как Джанака, либо предстает перед людьми в качестве политика или предводителя армий, как Шри Кришна; неважно, что он ест и пьет, каковы его привычки или его занятия; терпит ли он поражение или имеет успех; являются ли его действия созидательными или разрушительными; поддерживает ли он или восстанавливает старый порядок или трудится, чтобы создать новый; являются ли его соратники теми, кем люди восхищаются и кого уважают, или теми, кого они в силу чувства собственного превосходства и собственной праведности осуждают и отвергают; одобряют ли современники его жизнь и поступки или же проклинают его как лжеучителя, который сбивает людей с пути истинного и сеет смуту, порождая религиозные, нравственные или социальные ереси. Он руководствуется не суждениями людей или законами, которые установлены невеждами, а подчиняется внутреннему голосу и движим невидимой Силой. Его реальная жизнь протекает внутри него, и ее невозможно описать, единственное, что можно сказать, – что он живет, движется и действует в Боге, в Божественном, в Бесконечном.
Но если его действия управляются не внешними правилами, то всё же они будут подчиняться одному правилу, которое не является внешним; они будут продиктованы не личным желанием или целью, а будут частью сознательной и, в конечном счете, хорошо организованной (потому что спонтанной и организованной изнутри) божественной деятельности в мире. Гита провозглашает, что освобожденный человек в своих действиях не должен руководствоваться желанием, а должен стремиться к сохранению целостности мира, к управлению им, к тому, чтобы его вести, побуждать и поддерживать на пути, предначертанном ему. Это предписание было истолковано в том смысле, что, поскольку мир является иллюзией, в которой должно оставаться большинство людей, так как они не готовы к освобождению, освобожденный человек должен внешне действовать так, чтобы сохранять в них привязанность к их привычным занятиям, определенным для них социальным законом. Если бы дело обстояло именно так, то это было бы жалкое и ничтожное правило, и каждое благородное сердце отвергло бы его, чтобы последовать скорее божественному обету Амитабха Будды, возвышенной молитве Бхагаваты или страстному устремлению Вивекананды. Если же мы примем точку зрения, согласно которой мир – это божественно управляемое движение Природы, проявляющееся в человеке и устремленное к Богу, и что именно в этом состоит труд, которым, как провозглашает Господь Гиты, он всё время занят (хотя самому ему нечего достигать, ибо нет ничего такого, чего он не имел бы), тогда это великое предписание обретает глубокий и подлинный смысл. Участвовать в этом божественном труде, жить во имя Бога в мире – таково будет правило карма-йогина; жить во имя Бога в мире и поэтому действовать таким образом, чтобы Божественное могло всё больше и больше проявлять себя, а мир – двигаться вперед по тому или иному пути своего сумеречного странствия и приближаться к божественному идеалу.
Как будет действовать карма-йогин, каким именно способом, не может определяться каким-то общим правилом. Это должно развиваться или определяться изнутри; решение этого вопроса лежит между Богом и нашим «я», Высшим «Я» и индивидуальным «я», которое является орудием этого труда. Даже до того, как произойдет освобождение, именно из внутреннего «я», как только мы начинаем осознавать его, приходит санкция, духовно определяемый выбор. Только изнутри должно приходить знание работы, которую необходимо выполнить. Нет никакой особой работы, закона, формы или внешне установленного и неизменного способа действий, про который можно сказать, что он присущ освобожденному существу. Фраза, используемая в Гите для описания работы, которую необходимо выполнить, была в действительности интерпретирована в том смысле, что мы должны исполнять свой долг, не заботясь о результатах. Но эта концепция порождена европейской культурой, которая по своей системе представлений является скорее этической, чем духовной, и скорее внешней, чем глубоко внутренней. Не существует общего понятия долга; мы имеем только отдельные разновидности долга или обязанности, часто конфликтующие друг с другом, и они определяются нашим окружением, нашими общественными отношениями, нашим внешним статусом в жизни. Они имеют большую ценность в воспитании незрелой нравственной природы и для установления норм поведения, которые препятствуют действию эгоистического желания. Как уже было сказано, пока искатель не обладает внутренним светом, он должен руководствоваться наилучшим светом, который имеется в его распоряжении, и чувство долга, принципы, благородные мотивы входят в число тех норм поведения, которые он может временно утвердить и соблюдать. Но всё же понятие долга остается чем-то внешним, оно не принадлежит субстанции души и не может быть высшим принципом действия на этом пути. Долг солдата состоит в том, чтобы воевать, когда его призовут к оружию, и даже стрелять в своих родных и близких; но такой или подобный этому стандарт не может быть навязан освобожденному человеку. С другой стороны, любить или иметь сострадание, подчиняться высочайшей истине нашего существа, следовать велению Божественного – это не обязанности; это является законом природы, когда она поднимается к Божественному, действием, изливающимся из души, из высокой реальности духа. Таким образом, действие человека, достигшего духовного освобождения, должно проистекать из души; оно должно приходить к нему или исходить от него как естественный результат его духовного единства с Божественным, а не формироваться как сложная конструкция ментальной мысли и воли, практического рассудка или чувства общественного долга. В обычной жизни человек руководствуется личными, социальными или традиционными правилами, нормами поведения или идеалами, сконструированными умом; когда же начинается духовное восхождение, они должны быть заменены внутренними или внешними правилами или образом жизни, необходимым для нашей самодисциплины, для достижения освобождения и совершенства, образом жизни, соответствующим тому пути, по которому мы следуем или указанному нам духовным наставником и учителем, гуру, или же продиктованному нашим внутренним Руководителем. Когда же мы достигаем высшего состояния бесконечности и свободы души, все внешние правила заменяются или отпадают и остается только спонтанное и интегральное подчинение Божественному, с которым мы пребываем в единстве, и действие, спонтанно осуществляющее интегральную духовную истину нашего существа и природы.
